Валентина Сергеевна спускалась по лестнице неторопливо, придерживаясь за перила. В последнее время колени беспокоили все чаще. Ещё этот мерзкий сквозняк в подъезде — надо бы сказать Михалычу, чтоб наконец починил входную дверь. Почтовый ящик был забит до отказа — листовки, счета за коммуналку, еженедельная газета с телепрограммой.
— Опять рекламы накидали, — проворчала она себе под нос, выуживая мятые бумажки.
Среди пестрой макулатуры белел строгий конверт. Официальный, с печатью в углу. Сердце неприятно ёкнуло. Последний раз такое письмо приходило, когда повышали налог на квартиру. Валентина машинально погладила конверт, словно пыталась через бумагу прощупать содержимое.
Вернувшись в квартиру, она первым делом поставила чайник. Старая привычка — любые неприятности встречать с чашкой горячего чая. Руки немного дрожали, когда она вскрывала конверт. Развернув лист, Валентина медленно вчитывалась в казенные строчки.
— Не может быть, — прошептала она, оседая на табурет.
Повестка в суд. Сухо, по-деловому. Районный суд извещал гражданку Соколову Валентину Сергеевну о том, что она является ответчиком по делу о праве собственности на жилое помещение. Истец — Соколов Борис Андреевич.
Чайник на плите закипел, защелкал и отключился, а она все сидела, не шевелясь. Борис. После пятнадцати лет молчания. После развода, когда они договорились, что квартира остается ей — за все годы, за все бессонные ночи с дочкой, за все его измены и вранье.
Комната вдруг стала тесной и душной. Перед глазами все плыло — то ли от слез, то ли от страха. Что ему нужно теперь? Зачем ворошить прошлое? Валентина чувствовала, как накатывает обида — тяжелая, знакомая до боли. Она думала, что отпустила все это, а оказалось — оно притаилось где-то внутри, ждало своего часа.
Руки автоматически потянулись к телефону. Набрать Свету, дочку? Нет, не стоит ее волновать раньше времени. Подруге Тамаре? Что она может посоветовать...
Валентина подошла к окну. Во дворе соседка выгуливала своего толстого мопса. Дети возвращались из школы. Жизнь шла своим чередом — только у нее внутри все обрушилось. Снова. Как тогда, пятнадцать лет назад, когда Борис собрал вещи и хлопнул дверью.
— Но теперь я не одна, — твердо сказала она своему отражению в оконном стекле. — Теперь у меня есть Света. И я не позволю отнять то, что принадлежит мне по праву.
Валентина решительно прошла в комнату, достала из шкафа коробку со старыми документами. Если Борис хочет войны — что ж, она готова сражаться.
Разговор с Борисом
Номер Бориса Валентина нашла не сразу. Он сменился за эти годы, пришлось звонить общим знакомым, выслушивать неловкие паузы и сочувственные вздохи. Когда в трубке раздались длинные гудки, она вдруг растерялась. Что сказать человеку, который пятнадцать лет был чужим, а теперь вдруг решил отобрать крышу над головой?
— Да, слушаю, — его голос совсем не изменился. Все такой же низкий, с легкой хрипотцой. Раньше от этого голоса у нее подгибались колени.
— Борис, это я, — Валентина сжала трубку так, что побелели костяшки. — Мне пришла повестка.
Молчание. Потом легкий вздох.
— Валя, я так и знал, что ты позвонишь. Не стоило. Это всего лишь формальность.
— Формальность? — голос предательски дрогнул. — Ты подаешь на меня в суд после стольких лет, и это формальность?
Она услышала, как он отодвинул что-то, видимо, сел поудобнее. Представила его в кресле — наверняка дорогом, кожаном. Борис всегда любил красивые вещи. Когда-то она гордилась его вкусом.
— Послушай, — в его тоне появились знакомые покровительственные нотки. — Это просто вопрос бизнеса. Ничего личного. Мне нужно продать квартиру.
— Продать нашу квартиру? — она не узнала свой голос. — Ту самую, которую мы оставили мне при разводе? Где я вырастила Светлану одна?
— Технически, — он сделал паузу, — я остаюсь совладельцем. В документах это есть. А сейчас мне нужны средства для нового проекта.
Валентина почувствовала, как внутри все закипает.
— И ты думал, что я просто соглашусь? Возьму вещи и уйду?
— Я думал, мы договоримся, как взрослые люди. Тебе все равно эта квартира велика. Светка замужем, живет отдельно. Мы продадим, разделим деньги, ты купишь что-нибудь поменьше.
— Борис, — она старалась говорить спокойно, — эта квартира — мой дом. Я не собираюсь никуда переезжать.
— Значит, увидимся в суде, — его тон стал сухим, деловым. — Валя, не усложняй. Ты же знаешь, я всегда добиваюсь своего.
Когда в трубке раздались короткие гудки, Валентина еще долго сидела, сжимая телефон. Внутри разрасталась пустота, холодная и темная. Как он мог? После всего, что было? После их договоренности?
Она вспомнила, как Борис уходил — с дорогим чемоданом, даже не взглянув на трехлетнюю Свету. Как она плакала ночами в подушку, чтобы дочка не слышала. Как экономила на всем, выплачивая кредит за эту самую квартиру.
— Нет, — твердо сказала Валентина в пустоту комнаты. — В этот раз я не буду молчать. В этот раз я буду бороться.
Она достала из комода старый фотоальбом. На выцветших снимках — счастливая семья. Обман, все было обманом. И теперь он снова пытается ее обмануть.
Дочь приходит на помощь
Светлана примчалась, едва услышав дрожащий голос матери в телефонной трубке. Такой надломленной она не слышала ее давно — пожалуй, с тех пор, как отец ушел из семьи.
— Мам, я здесь, — она обняла Валентину, почувствовав, как дрожат мамины плечи. — Расскажи все по порядку.
Они сидели на кухне — маленькой, уютной, с геранью на подоконнике и старыми занавесками в цветочек. Сколько разговоров было за этим столом, сколько слез выплакано, сколько радостей разделено.
— Он хочет отобрать у меня квартиру, — Валентина промокнула глаза уголком платка. — Говорит, что остался совладельцем и имеет право продать.
Светлана нахмурилась. Высокая, решительная, с отцовским подбородком и мамиными глазами, она была совсем не похожа на мать характером.
— Папаша решил тряхнуть стариной? — в ее голосе звучала сталь. — Что ж, посмотрим, какие у него козыри.
— Я боюсь, Света, — тихо призналась Валентина. — У него деньги, связи. А что у меня? Старые бумаги да воспоминания.
— У тебя есть я, — Светлана крепко сжала мамину руку. — И правда на твоей стороне. Он бросил нас, забыл про алименты, палец о палец не ударил, когда ты выплачивала этот чертов кредит.
Валентина слабо улыбнулась.
— Я не хотела тебя впутывать. У тебя своя семья, заботы...
— Перестань, — дочь решительно встала и начала перебирать документы, разложенные на столе. — Так, что у нас тут? Свидетельство о собственности, договор купли-продажи... А вот это что?
Она держала потертую расчетную книжку.
— Здесь я записывала все платежи по кредиту, — пояснила Валентина. — Каждый месяц, пятнадцать лет подряд.
— Золото! — Светлана победно подняла книжку. — А банковские выписки сохранились?
— Должны быть где-то в шкафу, в большой папке.
Пока Валентина искала папку, дочь задумчиво постукивала пальцами по столу.
— Знаешь, мам, я думаю, нам стоит обратиться к Сергею Николаевичу.
— Твоему крестному? — удивилась Валентина. — Но он же не юрист.
— Зато его жена — отличный адвокат по семейным делам. Я уже звонила ей, пока ехала к тебе. Она готова встретиться завтра.
Валентина порывисто обняла дочь. Впервые за два дня она почувствовала, что может дышать.
— Спасибо, доченька. Не знаю, что бы я без тебя делала.
Светлана ласково погладила мать по седеющим волосам.
— Помнишь, как ты боролась за меня, когда я болела воспалением легких в третьем классе? Три недели не отходила от постели. Теперь моя очередь бороться за тебя.
Они просидели до поздней ночи, разбирая документы, вспоминая прошлое, строя планы на будущее. И с каждым часом Валентина чувствовала, как к ней возвращается уверенность. Может быть, впервые за долгие годы она по-настоящему поверила, что не одна в этом мире.
— А помнишь, как папа обещал нам поездку на море? — вдруг спросила Светлана, разглядывая старую фотографию. — И так и не сдержал слово.
— Помню, — кивнула Валентина. — И знаешь что? Когда все это закончится, мы с тобой поедем на море. Вдвоем. Без мужчин.
Они рассмеялись, и этот смех прогнал остатки страха из Валентининого сердца.
В поисках справедливости
Офис юридической конторы располагался в старинном здании с лепниной и высокими потолками. Валентина нервно одергивала пиджак, чувствуя себя не в своей тарелке среди деловой суеты. Светлана уверенно вела мать по коридору, кивая знакомым секретаршам.
— Алла Викторовна уже ждет, — сообщила миловидная девушка за стойкой регистрации. — Проходите, пожалуйста.
Адвокат оказалась стройной женщиной лет пятидесяти с умными глазами и стрижкой каре. Она поднялась навстречу, протягивая руку.
— Здравствуйте, Валентина Сергеевна. Светлана уже вкратце обрисовала ситуацию, но я хотела бы услышать все детали от вас лично.
Валентина присела на краешек кожаного кресла, сжимая папку с документами. Слова поначалу давались с трудом, но постепенно история пятнадцатилетней давности начала складываться в цельную картину.
— Значит, при разводе вы не оформили нотариальное соглашение о разделе имущества? — уточнила Алла Викторовна, делая пометки в блокноте.
— Нет, — вздохнула Валентина. — Борис просто сказал, что квартира остается мне, а он забирает машину и дачу. Мы не заверяли это нотариально. Тогда мне казалось, что его слова достаточно.
Адвокат задумчиво постукивала ручкой по столу.
— Формально ваш бывший муж остается совладельцем квартиры. Это его право — требовать продажи. Но, — она подняла палец, — у нас есть несколько козырей в рукаве.
Юрист быстро просмотрела предоставленные документы, особенно внимательно изучая расчетную книжку и банковские выписки.
— Вижу, что все платежи по ипотеке вы вносили сами, после развода, — Алла Викторовна удовлетворенно кивнула. — А это письмо от Бориса Андреевича, где он отказывается помогать с выплатами, просто находка!
Светлана торжествующе взглянула на мать. Валентина и забыла про это письмо, написанное Борисом в порыве гнева, когда она просила помочь с очередным платежом.
— И что теперь? — спросила Валентина, чувствуя слабый проблеск надежды.
— Теперь мы подаем встречный иск, — решительно заявила адвокат. — Будем требовать признания за вами большей доли в праве собственности — пропорционально вашим выплатам по кредиту. По моим предварительным подсчетам, это около 80%. В таком случае, даже если суд признает право Бориса Андреевича на продажу, вы получите львиную долю от стоимости квартиры.
— А если... — Валентина запнулась, — если я не хочу продавать? Это мой дом, понимаете?
Алла Викторовна мягко улыбнулась.
— Понимаю. В таком случае мы будем настаивать на выплате вами компенсации Борису Андреевичу за его долю. С учетом всех обстоятельств, сумма будет вполне подъемной.
— У меня есть сбережения, — быстро сказала Светлана. — И муж поможет.
— Подождите, — остановила их адвокат. — Давайте не будем забегать вперед. Сначала подготовим документы и подадим встречный иск. У нас мало времени — заседание назначено через две недели. Нужно действовать быстро.
Когда они вышли из офиса, Валентина почувствовала, как напряжение последних дней немного отпустило. В голове крутились юридические термины, цифры, даты, но где-то глубоко внутри зародилась решимость. Она больше не беззащитная женщина, которую можно просто выставить на улицу.
— Как ты? — осторожно спросила Светлана, когда они сели в машину.
— Знаешь, — Валентина выпрямила спину, — я чувствую себя странно. Испуганной, но... сильной, если это вообще возможно. Как будто я наконец-то могу постоять за себя.
Светлана крепко сжала мамину руку.
— Это возможно, мам. И ты справишься. Мы справимся вместе.
Голос с дрожью, но без страха
Зал суда оказался меньше, чем представляла Валентина. Темные деревянные панели, строгие скамьи, герб на стене. Она нервно поправила воротничок блузки и оглянулась. Алла Викторовна что-то тихо обсуждала со Светланой, перебирая бумаги в папке.
Борис сидел через проход, в дорогом костюме, уверенный и подтянутый. Рядом — молодой юрист с безупречной стрижкой и цепким взглядом. Бывший муж выглядел старше, чем помнила Валентина, но все таким же самоуверенным. Он едва кивнул в ответ на ее взгляд.
— Прошу всех встать! Суд идет! — объявил секретарь.
Судья, полная женщина средних лет с внимательными глазами, заняла свое место. Началась процедура идентификации сторон, зачитывание иска. Валентина слушала как в тумане, ловя отдельные фразы: "согласно статье... совместно нажитое имущество... требование о принудительной продаже..."
— Слово предоставляется представителю истца, — объявила судья.
Юрист Бориса говорил гладко, уверенно, оперируя законами и прецедентами. Он представил документы о праве собственности, где действительно значились два владельца: Соколов Борис Андреевич и Соколова Валентина Сергеевна.
— Мой доверитель не имел возможности пользоваться принадлежащим ему имуществом в течение пятнадцати лет, — заключил адвокат. — В связи с этим требование о продаже и разделе вырученных средств является законным и обоснованным.
Затем выступила Алла Викторовна, представив встречный иск и все собранные документы: расчетную книжку, банковские выписки, письма Бориса с отказом помогать с выплатами по кредиту.
— Валентина Сергеевна добросовестно выплачивала ипотеку в течение пятнадцати лет, — подчеркнула адвокат. — В то время как Борис Андреевич не внес ни копейки после развода. Более того, — она подняла письмо Бориса, — он письменно отказался от участия в выплатах, фактически признав квартиру собственностью ответчицы. На основании этого мы требуем признать долю Валентины Сергеевны пропорциональной ее вкладу в погашение кредита.
Свидетельские показания, перекрестные вопросы — все слилось для Валентины в бесконечную череду голосов. Наконец судья обратилась к ней:
— Валентина Сергеевна, вы хотите что-то добавить к сказанному вашим представителем?
Валентина медленно поднялась. Горло перехватило. Она посмотрела на Бориса — равнодушного, уверенного в своей правоте. На дочь — напряженную, поддерживающую. И вдруг почувствовала, как страх отступает.
— Ваша честь, — ее голос звучал тихо, но твердо. — Эта квартира — не просто стены и крыша над головой. Это мой дом, который я сохранила, выплачивая кредит в одиночку. Каждый месяц я откладывала деньги, отказывая себе во всем, чтобы у моей дочери был дом. Борис, — она повернулась к бывшему мужу, — ушел, когда Свете было три года. Он не помогал, не интересовался, как мы живем. А теперь, спустя пятнадцать лет, решил, что имеет право распоряжаться тем, что создано моими руками, моим трудом. Я прошу суд учесть не только юридическую сторону, но и человеческую. Эта квартира — все, что у меня есть.
Она села, чувствуя, как дрожат колени. Света незаметно сжала ее руку.
Судья объявила перерыв для изучения представленных документов. Алла Викторовна одобрительно кивнула:
— Вы прекрасно выступили. Искренне, по делу. Это важно.
Когда заседание возобновилось, Валентина не могла унять волнение. Судья долго перечисляла законы и постановления, анализировала представленные доказательства. Наконец прозвучало решение:
— Суд постановляет: признать долю Соколовой Валентины Сергеевны в праве собственности на квартиру составляющей 82 процента, долю Соколова Бориса Андреевича — 18 процентов. В требовании о принудительной продаже отказать. Предоставить сторонам тридцать дней на достижение соглашения о выплате компенсации за долю Соколова Бориса Андреевича. В случае недостижения соглашения, решение о сумме компенсации будет принято судом.
Валентина не сразу осознала смысл сказанного. Судья говорила еще что-то о праве на обжалование, о сроках, но главное она уже услышала — дом остается ее домом.
Выходя из зала суда, она поймала взгляд Бориса — удивленный, раздосадованный. Впервые за пятнадцать лет она не отвела глаза первой.
Хозяйка своей судьбы
Валентина поставила на стол бутылку шампанского и три бокала. Светлана, устроившись в кресле, с улыбкой наблюдала за матерью.
— Повод что ли есть? — хитро спросила дочь.
— Самый главный, — торжественно ответила Валентина, разливая искрящийся напиток. — Сегодня я последний раз видела твоего отца. Надеюсь, навсегда.
Алла Викторовна, приглашенная отпраздновать победу, приняла бокал с благодарностью.
— За справедливость, — предложила она тост. — И за вашу смелость, Валентина Сергеевна.
Они чокнулись. За окном начинался весенний дождь, капли барабанили по карнизу, создавая уютный фон для их негромкого разговора.
— Как все прошло? — нетерпеливо спросила Светлана. — Подписали?
Валентина кивнула, доставая из сумки папку с документами.
— Все, как мы и договорились. Я выплачиваю ему компенсацию за его долю частями, в течение года. Он отказывается от всех прав на квартиру. Нотариально заверено.
— Он согласился легко? — заинтересовалась адвокат.
— Не очень, — усмехнулась Валентина. — Сначала требовал всю сумму сразу. Но когда понял, что иначе процесс затянется на месяцы, сдался. У него там какая-то срочная сделка намечается, некогда ему со мной возиться.
Светлана подошла к матери, обняла ее за плечи.
— Я так горжусь тобой, мам. Ты справилась.
— Мы справились, — мягко поправила Валентина. — Без тебя и Аллы Викторовны я бы не решилась бороться.
Они еще долго сидели на кухне, вспоминая детали процесса, обсуждая будущее. Гостья откланялась ближе к вечеру, а мать с дочерью остались вдвоем.
— Знаешь, — задумчиво произнесла Валентина, глядя в окно, — сегодня впервые за много лет я почувствовала себя по-настоящему свободной.
— От папы? — спросила Светлана, убирая бокалы.
— От страха, — покачала головой Валентина. — Я ведь всю жизнь боялась — что не справлюсь одна, что не смогу тебя поднять, что потеряю крышу над головой. Даже когда Борис ушел, его тень все равно была со мной — в виде страха.
Света присела рядом, взяла мать за руку.
— А теперь?
— А теперь я знаю, что могу справиться с чем угодно, — твердо сказала Валентина. — И знаешь что? Я решила сделать ремонт. Давно пора. Выброшу эти старые обои, перекрашу потолок.
— Отличная идея! — обрадовалась Светлана. — Я помогу с дизайном. И Миша наверняка захочет поучаствовать.
— Нет-нет, — Валентина лукаво улыбнулась. — Это мой дом. Я сама решу, каким он будет. Конечно, ты можешь посоветовать, но решать буду я.
Дочь рассмеялась, признавая новую решимость в глазах матери.
— Справедливо. Кстати, насчет нашей поездки на море...
— Я не забыла, — перебила Валентина. — Я уже присмотрела тур на июль. Две недели в Сочи, номер с видом на море.
Она подошла к старому серванту, достала шкатулку, где хранила самые ценные вещи. Среди документов и украшений лежала выцветшая детская фотография — маленькая Света на берегу пруда.
— Помнишь, мы ездили на день рождения бабушки в деревню? Тебе было пять. Ты увидела пруд и сказала: "Мама, это же море!"
Светлана смущенно улыбнулась.
— Помню. Я ведь никогда не видела настоящего моря тогда.
— Теперь увидишь, — Валентина решительно кивнула. — И я тоже. Мы обе это заслужили.
Уже вечером, проводив дочь и оставшись одна, Валентина медленно обошла квартиру, словно видела ее впервые. Остановилась у семейных фотографий на стене — тех немногих, где они были втроем. Сейчас эти снимки не вызывали привычной горечи.
— Все закончилось, — прошептала она, касаясь рамки. — Теперь это действительно мой дом.
Она открыла окно, впуская свежий весенний воздух и шум вечернего города. Где-то внизу переговаривались соседи, сигналили машины, играла музыка. Жизнь продолжалась — и теперь она чувствовала себя ее полноправной участницей, а не наблюдателем.
Валентина достала из шкафа старый блокнот в потертой обложке. Когда-то, еще до замужества, она записывала туда свои мечты и планы. Полистала пожелтевшие страницы, улыбаясь наивности молодой девушки, которой когда-то была. На последней исписанной странице стояла дата — день, когда Борис объявил, что уходит.
Она взяла ручку и на чистом листе написала сегодняшнее число. Под ним, аккуратным почерком:
"Сегодня начинается моя новая жизнь. Без страха. Без оглядки назад."
Страницу за страницей она заполняла блокнот — планами на ремонт, идеями для поездки, мыслями о будущем. Исписав несколько листов, Валентина почувствовала, как ее отпускает последнее напряжение. Борис больше не имел власти над ее жизнью. Над ее домом. Над ее будущим.
Перед сном она вышла на балкон. Небо очистилось после дождя, и в просветах между домами виднелись звезды. Валентина глубоко вдохнула ночной воздух.
— Спасибо, — сказала она тихо, не обращаясь ни к кому конкретно. — За то, что я выстояла. За то, что я дома.
В эту ночь она спала спокойно, без тревожных снов и внезапных пробуждений. Впервые за долгие годы Валентина Сергеевна чувствовала себя не просто хозяйкой квартиры, а хозяйкой собственной судьбы.