— Что с тобой, Эля? Ты чего?
На пороге маленькой двухкомнатной квартиры в Новослободске стояла её дочь — белая, как мел. Светлана Аркадьевна аккуратно взяла её за рукав пуховика и завела внутрь. Её руки дрожали — она чувствовала, как неестественно тихо молчит её дочь. Эля смотрела на мать так, будто прямо на её глазах с грохотом обрушился весь мир.
Светлана сама расстегнула куртку дочери, откинула капюшон. Из гостиной выскочил Диночка — их крошечный той-терьер, официально именуемый Дионисий. Завиляв хвостиком, он радостно запрыгал вокруг Элиных сапог, но она даже не взглянула на него.
— Ну скажи уже хоть что-нибудь! Мне плохо становится! Что случилось? — Светлана схватилась за сердце.
Эля молча сняла куртку и повесила на крючок. Не заметив пса под ногами, она наступила ему на лапу. Дионисий пискнул. Эля машинально подняла его, прижала к себе, потерлась носом о его шерсть и внезапно разрыдалась. Слёзы стекали по её щекам и капали прямо в один из вытаращенных глаз пса. Дионисий замер, сморщил лобик и испуганно посмотрел на хозяйку.
— Прости, мой милый… — прошептала она.
Светлана забрала пса из рук дочери и повела его в комнату. А Эля, скинув сапоги, поочерёдно наступая на задники, как в детстве, медленно проследовала на кухню. Там она с глухим стуком опустилась на табурет и зарылась лицом в ладони. Светлана последовала за ней, прижимая к груди пса так крепко, что тот заскулил и вывернулся, спрыгнув на пол.
— Клим ушёл от меня. Неделю назад были на УЗИ. У меня двойня… девочки, мама. Снова девочки! — выдохнула Эля срывающимся голосом. — Я не говорила тебе, боялась расстроить.
Светлана осела напротив, будто кто-то внезапно выдернул из-под неё пол. Щёки Эли запали от токсикоза, скулы резко обозначились. Светлые волосы выбились из тугого пучка.
— Подожди… двойня? Но говорили — один…
— Вот так! Сюрприз… и теперь он уходит. Он мальчика хотел. А я уговорила его на второго ребёнка, уверяла, что будет сын. Теперь он сказал — уходит к другой. Он уже полгода с ней. Специально не скрывал, чтобы я не питала надежд.
— Господи… — Светлана машинально стала искать чайник. — Чаю хочешь?
— Очень. Во рту как в пустыне…
Спичка сломалась, вторая тоже. Только третья вспыхнула. Светлана поставила чайник и вернулась к дочери. Попыталась дотронуться до её руки — Эля отдёрнула ладонь.
— Может, он передумает, Элечка. У вас же Юлька, теперь ещё девочки…
— Он не хочет. Он сказал: «Ты сама всё решила, сама и расхлёбывай. Я себе на шею верёвку вешать не собираюсь». Сейчас пакует вещи. Говорит, счастье — не по его части.
— И ты ушла… А Юлька?
— У подруги. Они в субботу на каток хотели.
Эля вдруг разразилась новым приступом плача и опустила голову на стол. Светлана смотрела на её дрожащие плечи, словно в первый раз видела собственную дочь — сломанную, обманутую, измученную.
— Мне кажется… он вернётся. Общие дети, не чужие ведь. Потерпим — он образумится. — Светлана погладила её по голове и незаметно смахнула свою слезу. — Всё-таки семья.
— Я уже тогда на УЗИ поняла, что что-то не так. Лицо у него было как камень.
Светлана встала, надела очки и стала готовить чай и бутерброды.
— Всё, хватит! Справимся сами. Я с Юлькой посижу, когда надо. А скоро на дачу поедем — я уже рассаду купила, картошку сажать будем. Хоть будет чем руки занять.
— Какая дача, мама? Мне ипотеку нечем платить! Он сказал — алименты и всё. Зарплата у него официальная — слёзы. А квартира на мне, я её брала до свадьбы. Платёж почти вся моя зарплата. Что останется?
— А он не поручитель?
— Нет. Я взяла одна. Мы поженились позже, после рождения Юльки. Тогда он сказал: «Ты уж как хочешь, решай». Я и решила. Была уверена — вместе.
Светлана перевела взгляд на обои. Они были ещё от старых хозяев, но вполне приличные. Она пять лет назад разменяла свою старую двушку и вырученные деньги отдала дочери на первый взнос за новостройку в Новослободске. Мол, лучше платить за своё, чем кормить чужих. Тогда это казалось разумным.
— Останься у меня на ночь. Хватит тебе потрясений.
— Я и не поеду никуда.
В обед Эля заснула на диване. Диночка заскулил у двери — хочет на улицу. Светлана накинула куртку поверх халата, нацепила меховые калоши и вышла. На улице — мартовская каша. Таял снег, кое-где под ногами — ледяная корка.
Дионисий, задрожав, посмотрел на хозяйку с немым укором — она опять забыла надеть ему курточку для прогулок.
— Давай быстрее, мерзляк. Не время тут фланировать, — буркнула Светлана.
Пёс побежал к заросшему пустырю. На фоне ржавых гаражей, тумана и лысых тополей он выглядел особенно жалким. Светлана тяжело вздохнула.
Март. Обманщик. Слово-то какое красивое: пахнет талым снегом, подснежником, надеждой… А по факту — слякоть, холод, хандра. Грязный лёд, мокрые штаны и никакой весны.
— Когда платить за ипотеку? — спросила она позже, когда Эля проснулась.
— Двадцатого. Будет чем. Но останется совсем немного.
Этой ночью мать и дочь спали в одной квартире, в разных комнатах, но с одинаковым грузом на сердце. Эля — с предательством, Светлана — с болью за неё.
На вторник Светлана договорилась встретиться с подругой — Алёной Семёновной. Они отправились в Серафимовскую обитель — тихое место у окраины Новослободска, где был монастырь и святой источник. С крутых ступеней, покрытых наледью, открывался вид на поля, поросшие кустами и берёзами.
— Ты чего сегодня молчишь? — спросила Алёна, кряхтя.
— Ничего.
— Ну-ну… — Алёна остановилась и пристально посмотрела на подругу. — Ты со мной школу закончила, от меня не спрячешь. Говори!
— Отстань. Всё нормально. Потом скажу.
У источника обе набрали воды. Светлана перекрестилась. Над деревянной часовенкой висела икона Казанской Богоматери.
— Прости, Господи. Дай сил.
— Эх, Светка… — вздохнула Алёна. — Всё тебе на себе тащить. Я бы так не смогла.
— А у меня выбор есть?
— Есть! Кстати, ты же повар по образованию? Дом на Горельской знаешь, где аптеку закрыли?
— Да, желтый такой…
— Там семейство одно живёт, ищут няню с поварскими навыками. Мальчик у них в первом классе, мамаша карьеристка. Нужно готовить обед, потом с продлёнки забирать, кормить и уроки делать.
— Интересно… — задумчиво ответила Светлана.
— Ты поговори с ними! Работа не пыльная, и тебе не на целый день. А пенсия — она что, копейки…
— Подумаю. Только ты никому…
— Ну ты меня обижаешь!
Светлана улыбнулась впервые за эти дни. Март всё-таки обманщик. Но даже в нём случаются рассветы.