— Тебе придется жить с моими родителями, пока я в командировке, — улыбнулся Павел, поглаживая большим пальцем ладонь жены.
Таня вздрогнула, но тут же взяла себя в руки. Их взгляды встретились.
— Я справлюсь, — она произнесла это так уверенно, что почти сама поверила. — Всего месяц, не конец света.
Павел не заметил, как напряглись её плечи. Или сделал вид, что не заметил — мужчины удивительно слепы к нюансам.
— Ты у меня сокровище, — он поцеловал её в лоб. — Мама говорит, у них какой-то кошмар с ремонтом, рабочие всё затягивают. Они ведь не помешают твоим дизайн-проектам, правда?
Таня вспомнила острый взгляд Марины Григорьевны, этот фирменный рентген свекрови, просвечивающий насквозь и выискивающий недостатки. Помешают ли? Она подавила нервный смешок.
— Конечно, нет, — солгала она. — Я работаю в наушниках.
Свекровь и свёкор появились раньше назначенного срока — дурной знак, но Таня проигнорировала его, распахивая двери.
— Мы опередили график, — Марина Григорьевна ворвалась в прихожую, как генерал на плацдарм. За ней, нагруженный чемоданами, плёлся Игорь Степанович. — Подумали, Паша хоть успеет объяснить, где тут что.
В её голосе звучала та самая нотка — едва различимая, но знакомая всем невесткам планеты: мой сын, моя территория, ты — временное явление.
Таня наблюдала, как свекровь обводит взглядом гостиную — ту самую, которую они с Павлом обустраивали, сидя ночами на полу, выбирая каждую деталь, влезая в ипотеку ради своего маленького королевства на двоих.
— Любопытная планировка, — Марина Григорьевна приподняла бровь. — Мебель как-то странно расставлена.
«Ваш сын помогал выбирать», — хотелось ответить Тане, но она лишь улыбнулась, помогая разместить чемоданы в гостевой комнате.
К вечеру стало ясно, что дипломатические отношения установлены и сразу же нарушены. Свекровь открывала шкафы, заглядывала в ящики, комментировала каждую мелочь.
— У нас дома всегда по-другому было, — заявила она, исследуя кухонные шкафчики. — Удивительно, как вы находите что-нибудь в этом хаосе.
— Мы справляемся, — Таня нарезала овощи для салата, представляя на их месте свои проблемы.
Ужин прошёл в режиме холодной войны, залпы критики чередовались с минутами подчёркнутого молчания.
— Специй многовато, — Марина Григорьевна отставила тарелку. — Павлуша всегда был чувствительным к острому. Детский гастрит, ты же знаешь.
— Вообще-то, мне нравится, — возразил Павел, сам удивляясь своей смелости.
— Это потому что ты привык, — отрезала мать. — Но желудок-то помнит.
Ночью, лёжа в постели, Таня чувствовала, как за день напряглись все мышцы её тела.
— Они просто привыкают, — шепнул в темноте Павел, словно извиняясь. — Мама иногда бывает... прямолинейной.
— Прямолинейной? — Таня едва сдержала истерический смешок, но потом просто выдохнула: — Да, я понимаю.
Его тёплая рука нашла её пальцы.
— Я люблю тебя.
— И я тебя.
А завтра он улетит, и начнётся настоящий ад.
Первая неделя совместной жизни с родителями мужа доказала Тане, что все анекдоты о свекровях — недооценённые трагедии. Марина Григорьевна методично превращала её жизнь в кошмар.
— Таня, солнышко, — голос свекрови разрезал тишину домашнего офиса, разрушая с трудом найденную концентрацию. — Ты не могла бы отвлечься от своих картинок? Нужно помочь разобрать альбомы.
— У меня дедлайн через два часа, Марина Григорьевна.
— Дедлайн, дедлайн, — свекровь произнесла слово с особенным презрением. — Когда я работала в НИИ, мы не знали таких слов, но проекты вовремя сдавали. И семью не забывали.
К исходу первой недели дом изменился до неузнаваемости. Будто гигантская рука перетасовала все карты в колоде. Исчезли лёгкие шторы, которые Таня выбирала, стоя на стремянке в магазине и представляя, как будет просыпаться в солнечных лучах. Вместо них окна закрыли тяжёлые портьеры, привезённые из родительской квартиры.
— Так гораздо гармоничнее, — отрезала свекровь.
«Гармония» коснулась всего: кухонная техника перекочевала в дальние углы, семейные фотографии переместились в ящики, даже диванные подушки сменили позиции.
— Павел, тут происходит какое-то сумасшествие, — шептала Таня в телефон, поймав редкий момент связи.
— Что именно? — голос мужа звучал устало, прерываемый помехами.
— Твоя мама... — начала Таня, но связь оборвалась.
Как объяснить? Как передать через помехи и километры ощущение человека, теряющего свою территорию по сантиметру в день?
К середине второй недели Таня превратилась в беженца. Она работала в кафе, возвращаясь домой лишь к ужину.
— Ты слишком громко печатаешь, — жаловалась Марина Григорьевна. — Мы с отцом уже немолоды, нервы не те.
Игорь Степанович в основном молчал, молча поддерживая супругу фоновым присутствием. Словно в их семейном театре именно ему была отведена роль безмолвной массовки.
Однажды вечером, вернувшись домой, Таня застыла в дверях спальни, где Марина Григорьевна руководила перестановкой кровати.
— Что происходит? — вырвалось у Тани.
— Фэн-шуй, дорогая, — свекровь даже не повернулась. — Когда спишь головой к окну, энергия утекает. Китайцы знают толк в таких вещах.
— Это наша с Павлом спальня, — Таня сжала в руках сумку. — Пожалуйста, прекратите двигать мебель.
— В этом доме ты младшая, — свекровь наконец повернулась к ней, и её взгляд был холоднее арктического льда. — Пока мы здесь, всё должно быть по-нашему. Жизненный опыт, понимаешь?
Таня заперлась в ванной, включив воду. Так никто не услышит. Связи с мужем не было третий день.
К концу третьей недели дом превратился в ужас — каждый шаг грозил крахом. Марина Григорьевна правила бал, Игорь Степанович подтверждал верность супруге молчаливыми кивками, а Таня чувствовала себя пленницей в собственном доме.
— Если ты так неаккуратно обращаешься с вещами, Павлу стоило поискать жену потщательнее, — бросила свекровь, когда Таня случайно разбила фарфоровую чашку.
Что-то надломилось внутри неё в этот момент.
Финальная битва разразилась за день до возвращения Павла. Таня вернулась из кафе и обнаружила, что свекровь перебирает её рабочие эскизы.
— Что вы делаете? — даже сама удивилась силе своего голоса.
— Навожу элементарный порядок, — Марина Григорьевна продолжала перекладывать листы. — У тебя хаос в документах, неудивительно, что проекты задерживаются.
— Положите. Всё. На. Место, — каждое слово Тани звучало как отдельное предложение.
— Что за тон? — свекровь выпрямилась, превращаясь из заботливой матери в грозную фурию за полсекунды. — Я мать твоего мужа, и ты не смеешь разговаривать со мной, как с прислугой!
— А вы не смеете рыться в моих вещах! — Таня чувствовала, как лицо заливает краска. — Вы не живёте здесь — вы вторглись! Целый месяц вы указываете мне, как дышать в моём собственном доме!
— Какая неблагодарность! — глаза Марины Григорьевны блеснули яростью. — Мы растили Павла, когда тебя и в проекте не было! Этот дом наполовину его, а значит, и наш!
— Это мой дом! Мой и Павла! — Таня шагнула вперёд.
Свекровь схватила кухонный комбайн, стоявший на столе.
— Это мы подарили его на новоселье, между прочим!
Комбайн выскользнул из её рук, с грохотом рухнув на пол. Пластиковый корпус треснул, детали разлетелись по кухне.
— Видишь, что ты наделала! — завопила Марина Григорьевна, словно это Таня швырнула технику.
— Я?!
Скрежет ключа в замке заставил обеих женщин замолчить на полуслове. В дверном проёме стоял Павел — осунувшийся, с двухнедельной щетиной и чемоданом в руке. Его взгляд медленно скользил по разбросанным осколкам комбайна, заплаканному лицу жены и побагровевшему лицу матери.
— Что здесь происходит? — тихо спросил он, опуская сумку.
— Ничего особенного! — Марина Григорьевна выпрямилась. — Просто твоя жена...
— Стоп, — Павел поднял руку. — Я вижу, что тут творится, мама. Что случилось с домом? Почему здесь всё... по-другому?
Таня молчала, не находя слов. Слёзы катились по щекам.
— Мы просто навели уют, — подал голос Игорь Степанович, появляясь в дверях гостиной.
— Уют? — Павел медленно обвёл взглядом пространство, которое ещё месяц назад было их райским уголком. — Это не уют, папа. Это... вторжение.
Марина Григорьевна побледнела.
— Я не знал, что всё настолько плохо, — Павел подошёл к Тане, обнял её за плечи. — Связи почти не было. Прости, что оставил тебя с этим кошмаром.
Он повернулся к родителям:
— Мама, папа, вы перешли все границы. Таня — моя семья. Она заслуживает уважения в собственном доме.
— Возможно, мы несколько... увлеклись, — медленно произнёс Игорь Степанович, впервые за месяц проявляя признаки самостоятельного мышления.
Марина Григорьевна молчала, сжимая в руках край скатерти.
— Я не ожидала, что всё... так выйдет, — процедила она наконец. — Прости, Таня.
Слова извинений повисли в воздухе, фальшивые и вынужденные.
— Вам лучше пожить в гостинице, — твёрдо сказал Павел. — Я найду номер и отвезу вас.
Час спустя дверь закрылась за родителями. Таня и Павел остались вдвоём в непривычно опустевшем доме. Он взял её руку в свои ладони.
— Больше никогда, — сказал он негромко. — Никаких «поживите у нас». Я на твоей стороне. Всегда.
Она посмотрела на него — впервые за месяц без страха, без напряжения.
— Спасибо, что приехал. И увидел.
За окном догорал закат, окрашивая стены комнаты в тёплый золотой. Впервые за долгие недели Таня чувствовала, что дом снова принадлежит ей.
Читайте от меня:
Спасибо за прочтение, мои дорогие!
Подписывайтесь и пишите как вам моя история! С вами Лера!