— Слушай, Наташа, я тут задумался… — Алексей Иванович присел на угол дивана, не снимая пальто. От него веяло прохладой осеннего вечера и лёгким шлейфом вина с рабочего ужина.
— О чём? — она отложила журнал, который листала, ожидая мужа. Тридцать восемь лет брака приучили её не беспокоиться, если он задерживался, особенно в предновогодний сезон.
— Мы же живём, как чужие под одной крышей, — его голос был непривычно тихим. — А мне на закате жизни хочется чего-то нового, яркого.
Наталья Сергеевна аккуратно закрыла журнал, заложив страницу старой открыткой из поездки в Прагу — подарок мужа лет двадцать назад, когда родился их сын Миша.
— К другой собрался? — спросила она спокойно, удивляясь собственной выдержке.
— Нет, — он покачал головой, глядя в пол. — Просто на сегодняшнем ужине понял: устал притворяться, жить по графику, угождать всем. Хочу быть свободным.
— И как ты это видишь? — она посмотрела на него внимательно.
— Есть сбережения. Доработаю год до пенсии и улечу на Бали.
Наталья Сергеевна ощутила внутри странное чувство — то ли обиду, то ли иронию. Тридцать восемь лет вместе. Двое детей. Четверо внуков. Все выходные в гипермаркете, закупая продукты. Отпуск за отпуском — то в пансионате в Сочи, то в автобусном туре по Италии. Прогулки по парку, где они каждую осень кормили белок орешками, а потом и внуков к этому приучили.
— И где ты планируешь жить этот год? — спросила она, чувствуя, как внутри зарождается что-то новое.
— Дома, конечно, — он пожал плечами, будто это было очевидно.
— Отлично, — она встала, положив журнал на столик. — Просто отлично.
— Ты даже не станешь возражать? — в его голосе скользнуло удивление.
— Зачем? Ты взрослый, Лёша. Решил — значит, решил. Ты же не для того это сказал, чтобы я тебя отговаривала.
Той ночью она долго не спала, вспоминая их первую встречу в университете, его неуклюжее предложение на набережной, рождение Миши, а потом дочки Кати. Как брали в кредит первую машину, как обживали эту квартиру, въехав сюда молодыми.
Утро стало началом новой жизни.
Алексей Иванович поначалу не замечал перемен. Первую неделю он грезил о будущем, листая на работе сайты с балийскими закатами и прикидывая стоимость вилл в Убуде. На работе он стал прислушиваться к болтовне юного программиста, который взахлёб делился рассказами о своих азиатских приключениях.
— Алексей Иванович, там такие виды! — восторгался парень. — Утром выходишь на веранду, а вокруг джунгли, океан, птицы поют…
Каждый такой разговор укреплял его уверенность. Но дома… дома всё менялось.
Сначала он не обратил внимания, что в холодильнике исчезли контейнеры с едой. Тридцать восемь лет Наташа готовила на неделю вперёд — по воскресеньям кухня наполнялась ароматами пирогов, супов, тефтелей. Он так привык, что только на четвёртый день заметил: холодильник пуст.
— Наташ, — позвал он, стоя перед открытой дверцей, — а где…
— Что-то нужно? — она оторвалась от телефона, где читала статью.
— Ужин…
— А, — она пожала плечами. — Я больше не готовлю впрок. Зачем? Ты же скоро уедешь, а мне одной столько не надо.
В её тоне не было обиды — лишь спокойная констатация. И это спокойствие его пугало.
Через пару дней он заметил, что чистых рубашек в шкафу нет. Обычно Наташа сама следила за гардеробом — стирала, гладила, аккуратно развешивала. Он так привык к этому порядку, что не задумывался, как он появляется.
— Наташ, а где мои рубашки? — крикнул он.
— В корзине, наверное, — откликнулась она из гостиной. — Стиралка в твоём распоряжении. Инструкция на тумбочке.
Он растерянно уставился на кучу белья. За тридцать восемь лет он ни разу не стирал сам. А теперь…
Но самое странное началось по вечерам. Раньше они всегда были дома: смотрели сериалы, Наташа вышивала или читала, он разгадывал судоку или смотрел футбол. По выходным гуляли в парке — традиция, которую не нарушали годами.
А теперь…
— Я ухожу, — сказала она как-то вечером, надевая новое пальто, подаренное им на годовщину.
— Куда? — он оторвался от ноутбука.
— К Ольге. У нас йога в центре.
— Йога? — он удивлённо моргнул. — С каких пор ты…
— С прошлой недели, — она поправила шарф. — Ольга давно звала, а теперь время появилось. Почему нет?
Она ушла, оставив лёгкий аромат духов — тех, что он всегда привозил ей из поездок. Вспомнилось, как она радовалась каждому флакону, как бережно хранила их…
Вечера стали тоскливыми. Квартира угнетала тишиной. Он включал телевизор, но не вслушивался. Пытался читать новости, но мысли путались.
Готовить он так и не научился — питался сэндвичами или заказывал еду. Однажды попытался сварить пельмени — пересолил. Как Наташа умудрялась годами готовить так вкусно?
Стирка тоже стала проблемой. Испортив любимый джемпер (Наташа связала его к его пятидесятилетию), он начал разбираться в режимах стиральной машины. Как она всё это успевала?
А Наташа… Наташа будто ожила. В её движениях появилась лёгкость — видимо, от йоги. Она чаще улыбалась, напевала что-то за домашними делами. Купила новое платье — бордовое, элегантное, не в её привычном стиле.
— Тебе не кажется, что это… — начал он, увидев её в обновке.
— Что? — она приподняла бровь.
— Ну… слишком яркое?
— А сколько мне лет, Лёша? — она усмехнулась. — Должна в балахоне ходить?
Он промолчал. И правда, сколько ей? Шестьдесят? Когда она успела? В его памяти она оставалась той студенткой с филфака, с длинной косой и ямочками на щеках…
А потом был вечер с цветами.
Она вернулась домой с букетом хризантем. Щёки розовые от холода, глаза сияют, улыбка — он не видел её такой счастливой годы.
— Это что? — Алексей Иванович вскочил с дивана, чуть не уронив пульт.
— Хризантемы, — она достала вазу, подаренную его тётей на свадьбу. — Красивые, правда?
— Кто подарил? — его голос дрогнул.
Она обернулась, всё ещё держа цветы:
— А тебе зачем знать?
— Я твой муж!
— Серьёзно? — она начала расставлять цветы в вазе. — А я думала, мы просто соседи. Ты же сам сказал.
— Наташа, хватит…
— Чего хватит, Лёша? — она посмотрела ему в глаза. — Жить? Улыбаться? Принимать цветы? Или, может, на йогу ходить? Знаешь, я тут подумала… надо бы развод оформить перед твоим отъездом.
— Какой развод? — он почувствовал, как пол уходит из-под ног.
— Обычный. В ЗАГСе.
— Зачем?
— А как иначе? — она поставила вазу на стол. — Ты уедешь на Бали, а я что? Ждать тебя? Ты хочешь свободы — вот тебе свобода. Полная.
Той ночью он не спал. Лежал, глядя в темноту, и вспоминал. Как столкнулись в библиотеке — она уронила книги, а он помог собрать. Как полгода не решался заговорить. Как делал предложение, волнуясь так, что чуть не уронил кольцо в реку. Как родились Миша и Катя, как он искал по всей Москве её любимый торт…
Тридцать восемь лет. Целая эпоха.
А что теперь? Бали? Океан? Джунгли? А как же внуки? Как же семейные ужины по субботам? Как же их традиция — каждый год 1 января смотреть «Карнавальную ночь» и лепить пельмени?
Утром он чувствовал себя разбитым. Наташи дома не было — записка гласила, что она ушла в салон. Раньше она всегда спрашивала его мнение о новой стрижке…
Дни тянулись странно. Он начал замечать, как много мелочей их связывало. Как она всегда знала, когда у него важный день, и варила кофе покрепче. Как находила его ключи, которые он вечно терял. Как помнила все годовщины и дни рождения…
А ещё он видел, как она изменилась. Новая стрижка невероятно ей шла. После йоги она возвращалась лёгкой, напевая мелодии. Телефон звонил всё чаще — то Ольга, то новые знакомые с занятий.
— Наташ, — не выдержал он однажды, — давай поговорим.
— О чём? — она оторвалась от телефона. — О ценах на Бали?
— Я погорячился тогда…
— Нет, Лёш, — она покачала головой. — Ты был честен. И я тебе благодарна. Ты заставил меня взглянуть на жизнь по-новому. Я ведь и правда жила для других — что ты скажешь, что подумаешь? А теперь я свободна. И знаешь, что я поняла?
Он молчал, боясь ответа.
— Что жизнь — это подарок. В любом возрасте. Надо только не бояться её проживать.
После этого разговора их привычный мир окончательно треснул. Наталья Сергеевна чаще виделась с детьми — без него. Катя приезжала с внуками, и они болтали на кухне. Он слышал, как дочь сказала:
— Мам, ты будто ожила! Такой счастливой я тебя давно не видела.
— Просто я начала жить для себя, доченька.
Миша звонил каждый вечер — раньше он так часто не звонил. Алексей Иванович случайно услышал:
— Мам, может, это и к лучшему? Ты же говорила, что последние годы было тяжело…
— Иногда нужно всё отпустить, чтобы понять, что важно, сынок.
А потом за ужином она ошарашила его новостью. Он пытался вернуть подобие нормальной жизни — заказал еду из их любимого кафе, накрыл стол…
— Улетаю через неделю, — сказала она, пробуя салат.
— Куда? — он замер, держа ложку.
— В Италию. С Ольгой. На десять дней.
— Какая Италия? — внутри всё похолодело. — Ты же никогда…
— Что "никогда"? — она вытерла губы салфеткой. — Не путешествовала без тебя? Пора начинать.
— А как же…
— Что? — она посмотрела с любопытством. — Ты едешь на Бали навсегда, а я не могу на десять дней в Италию?
— Это другое!
— Почему? — она откинулась на спинку стула. — Потому что ты мужчина? Или тебе можно мечтать о приключениях, а мне нет?
Он не нашёл слов. А она продолжала:
— Я никогда не была в Тоскане. Говорят, там виноградники, холмы, маленькие городки. Ольга показывала фото — такие закаты…
— Наташ, — его голос был хриплым, — давай вместе поедем?
Она посмотрела на него долго:
— Нет, Лёша. Ты хотел свободы? Я тоже её хочу.
Эти десять дней были мучительными. Он не находил себе места в пустой квартире. Не спал, представляя итальянские кафе, Наташу в лёгком платье, улыбчивых итальянцев…
На работе он ошибался в отчётах. Программист, заметив его состояние, спросил:
— Алексей Иванович, вы точно хотите на Бали?
— А что?
— Просто… вы раньше с таким интересом слушали про путешествия, а теперь будто не здесь…
Он и правда не мог думать о поездках. Всё его мысли занимали воспоминания. По вечерам он доставал старые альбомы. Вот их свадьба. Вот первый отпуск — она смеётся, прячась от брызг. Вот первая квартира — как они были горды! А вот внуки…
В день её прилёта он приехал в аэропорт заранее. Купил букет роз — её любимых. Продавщица, глядя на его суету, улыбнулась:
— Кого-то важного встречаете?
— Любимую, — ответил он. И добавил: — жену.
Когда она вышла в зал прилёта, он замер. Загорелая, в светлом сарафане, с новой укладкой — она была словно из другого мира. Он вдруг увидел её не как часть привычной жизни, а как женщину. Уверенную, прекрасную.
— Наташка, — он шагнул к ней, протягивая цветы, — прости. Я был…
— Глупым? — она взяла букет, и в её глазах мелькнула знакомая теплота. — Ну что, наигрался в свободу?
— Наташ, я…
— Знаешь, — она остановилась, — в Италии я много думала. О нас. О том, как мы жили. И поняла одну вещь.
Он затаил дыхание.
— Мы никогда не были чужими. Мы — семья. Просто иногда нужно чуть не потерять друг друга, чтобы вспомнить, как это важно.
— А развод? — спросил он осторожно.
— А Бали? — улыбнулась она.
Они рассмеялись — так, как не смеялись давно.
— Поехали домой, — сказала она. — Только заедем в магазин — холодильник, небось, пустой.
— Наташ, — он взял её руку, — помнишь, как я делал предложение? На набережной?
— Конечно. Ты чуть кольцо в воду не уронил.
— Может, сходим туда завтра?
Она улыбнулась:
— Свидание?
— Свидание.
Они вышли из аэропорта в московский вечер. Впереди ждали обычные дела — магазин, ужин, прогулка. Но что-то изменилось. Будто они оба очнулись от долгого сна и увидели друг друга заново.
На следующий день он повёл её на набережную. Они сидели на той самой скамейке, держась за руки, и вспоминали.
И он понял: никакие острова и закаты не заменят этого — быть рядом с тем, кто знает тебя лучше всех, помнит все твои слабости и любит — несмотря ни на что.