Выбор Кристины
— Стол на пятьдесят человек к вечеру! Я уже всем сказала, что будет банкет! — оглушительный голос Зинаиды Павловны разнёсся по двору, заставив вздрогнуть даже соседских кур.
Белое такси плавно остановилось у крыльца. Зинаида Павловна, подобрав подол цветастого платья, подлетела к машине, едва завидев выходящую из неё невестку с крохотным свёртком в руках. Лицо свекрови сияло такой гордостью, будто это она сама только что родила.
— Я уже всё организовала! — затараторила она, не давая Кристине и слова вставить. — Банкет будет на славу! Пусть все видят, какой у моего сына наследник, мой внук, моя кровиночка!
Кристина молча посмотрела на неё и улыбнулась той особенной улыбкой, которую умеют изображать только женщины, недавно пережившие роды, бессонные ночи и две недели внутренних терзаний. Рядом с ней стоял Иван — её муж, отец... ну, почти отец её ребёнка. Он молчал, и в глазах его читалось что-то похожее на счастье, но с горьковатым привкусом сомнения.
А в голове Кристины крутилось только одно: «Нужно расставить всё по местам. Сегодня, прямо сегодня, иначе будет поздно».
Войдя в дом и уединившись с ребёнком в одной из комнат, она достала телефон и, глубоко вздохнув, набрала номер, который знала наизусть.
— Коля, ты меня слышишь? — голос её был твёрдым, хотя внутри всё дрожало. — Приезжай сегодня, пора расставить все точки. Да, вечером свекровь собирает всех. Сказала, будет банкет. Так что будет лучше, если всё это произойдёт при стечении народа.
— Хорошо, я буду, — коротко ответил Коля.
Колю она не видела уже два месяца. Не считая редких сообщений с вопросами о её самочувствии. Он не звонил и не лез в её нынешнюю жизнь — просто отпустил её, как она и просила. Но сейчас она больше не могла врать ни Ивану, ни свекрови, ни, главное, самой себе.
Ей было невыносимо жаль этих искренних, добрых людей, но и приносить себя в жертву чужому счастью она больше не хотела. Точка.
День прошёл в истеричной беготне. Зинаида Павловна, словно заведённый волчок, носилась по дому со своим потрёпанным блокнотом и командирским тоном диктовала, кому что купить, кого позвать, куда посадить.
— Пятьдесят человек, Кристиночка! Пятьдесят! — восклицала она, размахивая руками. — Это же вся родня! И коллеги Ивана, даже батюшка приедет, освятит комнату моего внучка! А соседка наша, Лидия Петровна, торт обещала принести в форме младенца! Представляешь, в форме младенца! — она захлёбывалась словами, а её круглое лицо лоснилось от радостного возбуждения.
Кристина держала ребёнка и тихонько покачивала его на руках. Мальчик спокойно спал, маленький кулачок прижимал к губам. Чужой дом давил стенами, и Кристине было тесно, душно, неуютно в этих знакомых до тошноты комнатах.
Иван зашёл на кухню, посмотрел на неё с тревогой и виноватой нежностью.
— Ты не рада, любимая? — спросил он почти шёпотом, словно боялся спугнуть момент редкой близости. — Ты, наверное, устала...
Он подошёл ближе и нерешительно положил руку ей на плечо. Прикосновение было тёплым, но Кристина еле сдержалась, чтобы не передёрнуть плечами.
— Я знаю, что он мне не родной, — продолжил Иван, глядя на спящего малыша, — но я люблю его как своего. И тебя, Кристина, я люблю. А ты ведь... со временем... тоже полюбишь меня. Правда?
Она не ответила и не подняла глаз. Ей просто нечего было сказать этому человеку, который семь месяцев назад подобрал её — беременную, почти нищую, после того, как её Николай угодил в тюрьму.
А теперь Коля вышел. Отсидел ровно семь месяцев, и как ему это удалось — оставалось загадкой. Тогда, семь месяцев назад, когда он позвонил ей из СИЗО, она сказала ему: «Поздно, Коля, я выхожу замуж». А он ответил: «Я уважаю твоё решение. В том, что произошло, есть и моя вина. И как бы мне ни было больно, но я принимаю твой выбор». От этих его слов ещё тогда что-то надломилось внутри неё.
К вечеру двор уже гудел голосами, как растревоженный улей. Зинаида Павловна сияла так, будто по щучьему велению сбылась её самая заветная мечта.
— Вот он, наш богатырь! Семьдесят сантиметров счастья! — кричала она, показывая притихшего младенца собравшимся. — Настоящий Иванович, чтобы вы понимали!
Все гости поддакивали с энтузиазмом хорошо подвыпивших людей:
— Ну да, копия отца!
— Вылитый Иван!
— Смотрите-ка, даже брови как у деда!
Иван пытался улыбаться и держался молодцом, но его взгляд всё чаще и чаще искал Кристину. А она сидела в сторонке, будто не на своём празднике, молча глядя на сына и изредка бросая взгляды в сторону ворот.
— Кристинка, а ты что такая тихая? — подбежала к ней Лидия Петровна, дородная соседка с румяными щеками. — Ты что, не рада? Ты же у нас королева сегодняшнего дня!
— Скоро всё закончится, — спокойно ответила Кристина, и в голосе её прозвучала какая-то обречённая решимость.
— А чего начнётся-то? Чего? — не понимала соседка, но Кристина уже смотрела в сторону улицы, не слыша её вопросов.
Из-за поворота показалась чёрная иномарка — новенькая, дорогая, неуместно шикарная в этом скромном дворике. Она медленно подъехала к воротам. За всеобщим весельем никто и не заметил появления этой машины. Никто, кроме Кристины.
Дверца машины открылась.
— Коля! — её звонкий голос, похожий на звук разбитого стекла, прорезал вечернюю суету, и все вдруг замолчали, повернувшись в сторону ворот.
Она быстро взяла малыша и решительным шагом пошла к калитке, словно преодолевая невидимую преграду.
— Забери меня, милый, забери, — сказала она, подходя к высокому мужчине в тёмной рубашке. — Я больше так не могу...
Николай вышел из машины, раскрыл объятья, прижал её к себе вместе с ребёнком, поцеловал в макушку.
— Ну садись, девочка моя, поехали, — его низкий голос звучал как обещание защиты.
И в этот момент словно взорвалась граната.
— Ты что творишь?! Это же моя жена, мой ребёнок! — заорал Иван, выбегая к калитке, его лицо исказилось от боли и непонимания. — Кристина, ты куда?! Это кто вообще такой?!
— А ты что, не понял? — отрезал Коля, становясь между Кристиной и Иваном. — Ребёнок этот не твой, и Кристина тоже не твоя. Уйди от греха.
Он с силой оттолкнул Ивана, который попытался схватить Кристину за руку. Тот отлетел, споткнулся о скамейку, упал и ударился головой о землю.
— Ну всё, поехали, — сказал Коля, открывая дверцу машины.
Кристина села внутрь, прижимая к себе проснувшегося и захныкавшего малыша. Коля захлопнул дверь, обошёл машину, сел за руль и завёл мотор. Автомобиль тронулся под ошеломлённое гудение голосов собравшихся гостей. Происходящее видели все, но почему-то никто не вмешался — а может, просто не успели. Всё произошло слишком быстро, словно кадры из дешёвой мелодрамы.
Зинаида Павловна стояла как вкопанная, словно громом поражённая.
— А что это было, сынок? Что это было? — вопрошала она, глядя на Ивана, который с трудом поднимался с земли, отряхивая грязь с праздничного костюма.
Он медленно подошёл к столу, налил себе полную рюмку водки, выпил залпом, не морщась, а потом ещё одну.
— Кто это был? — не унималась мать.
— Любовник её, — глухо ответил Иван. — Настоящий отец ребёнка.
Он снова налил себе рюмку, его пальцы дрожали, и водка проливалась на белую скатерть.
— Шла бы ты, мама, к своим гостям, — сказал он, а потом взял со стола нераспечатанную бутылку водки и, пошатываясь, пошёл к выходу со двора.
Через полчаса соседи нашли его пьяного под забором, с пустым, остекленевшим взглядом и мокрой от слёз рубашкой.
А Зинаида Павловна по-прежнему ничего не понимала. Её мозг отказывался воспринимать произошедшее. Она только видела, что внука и невестку похитили. А вот кто и зачем — до неё никак не доходило.
— Её любовник? — бормотала она, хватаясь за голову. — Но как же это? Откуда же ему взяться, если Кристинка-то постоянно была при мне?
Это никак не укладывалось в её голове, как и то, что невестка родила в семь месяцев, но на удивление здорового, крупного ребёнка.
И теперь до неё хоть и очень туго, со скрипом, но начинало доходить.
— Не может этого быть... Не может... — шептала она, а затем схватилась за сердце и осела на землю прямо возле пьяного вдрызг сына.
Ей вызвали скорую. Диагноз — острый инфаркт. Зинаиду Павловну увезли в реанимацию, и только после этого банкет на пятьдесят человек разбрёлся кто куда. И что характерно, водка со столов исчезла полностью — видимо, её разобрали с собой гости в качестве моральной компенсации за испорченный праздник.
Прошла неделя. Кристина с малышом жила у Коли в маленьком, но уютном доме в пригороде. Светлая спальня, кухня с видом на сад, качели на крыльце — всё, о чём она всегда мечтала.
Каждый день она смотрела на сына и приговаривала: «Ничего, сынок, ничего, теперь всё будет правильно. Теперь всё будет хорошо».
— А в принципе, ты ведь не была обязана от него уходить? — однажды заметил Коля, наблюдая, как она купает малыша в детской ванночке. — Мы же всё с тобой обсудили. Я бы всё равно был рядом, помогал бы вам... но ты сама так решила.
Кристина помолчала, заворачивая сына в полотенце.
— Я подумала, что так будет честнее, — наконец произнесла она. — Я много думала и страдала. Иван, какой бы он ни был хороший, всё равно не стал бы нашему сыну родным отцом. А теперь пусть у нас будет настоящая семья, и у ребёнка будет родной папа.
Она прикусила губу, словно решаясь на признание.
— Я только... когда сошлась с Иваном, думала, что так будет лучше. Ты в тюрьме, я без денег и жилья, мне просто некуда было деваться. Вот и приняла его предложение, согласилась... А потом, конечно, поняла, что это неправильно — ни для Ивана, ни для меня, ни для малыша. А потом снова появился ты...
— Ну что ж, — улыбнулся Коля, обнимая её за плечи, — я рад, что ты ко мне вернулась. Теперь всё будет хорошо.
— Я люблю тебя, — прошептала она. — Я надеюсь, ты больше никогда нас не бросишь.
А в это время Иван сидел один в пустом доме, и даже стены звенели тишиной. Он смотрел на детские вещи, оставшиеся после Кристины — маленькие пинетки, слюнявчики, бутылочку с мишкой... Он сидел и плакал. В первый раз за долгое время плакал громко, по-настоящему, не стесняясь своих слёз.
Ведь он любил, но у него не хватило ни слов, ни времени, ни веры в то, что всё ещё может измениться. Он не смог её удержать.
Кристину он любил ещё со школы, когда они учились в одном классе. Тогда он помогал ей носить тяжёлый портфель, а она просто подшучивала над ним, играла с ним, как с плюшевым мишкой.
Потом, спустя годы, он встретил её сидящей на автобусной остановке с потухшим взглядом и очень усталым лицом. Она всё ему рассказала — о Коле, о тюрьме, о беременности... И тогда он привёл её к себе домой, а через месяц они расписались — быстро, без свадьбы, словно боялись, что кто-то помешает их счастью.
Иван всё это время летал как на крыльях, и вот неожиданно эти крылья ему обрезали. Одним взмахом, без предупреждения.
Зинаида Павловна долго лежала в больнице. Она думала только об одном: как же она ошибалась, как не поняла, не заметила? А ведь ребёночек-то действительно был совсем не похож на их род.
«Не похож... А я — слепая, глухая, тупая!» — корила она себя, рассказывая всё это медсёстрам, которые ухаживали за ней.
Когда её выписали, она написала Кристине сообщение: «Прости меня, ты была права. Живите счастливо, мешать не буду. Я тебя понимаю, как женщина женщину».
Однако ответа не было. Молчание тоже ответ, и Зинаида Павловна это понимала.
Время шло. Малыш рос, улыбался, говорил первое: «Папа!» — и говорил это Коле.
А где-то на другой улице, в другой квартире Иван складывал стопку фотографий в коробку. Среди них был снимок, где он держит младенца — того самого, которого считал своим и которого успел полюбить всей душой.
Он положил фото, закрыл коробку, убрал в шкаф, затем вышел на улицу. Осень кружила в воздухе жёлтые листья, и в голове крутилось одно: «Ну всё, пора учиться жить заново».