Мама Коли всегда была против нашего брака. Каждый раз, когда я приходила в их дом, она окидывала меня таким взглядом, будто я была ядовитой змеей, заползшей в ее сад. А ведь я старалась изо всех сил: приносила гостинцы, предлагала помощь по дому, интересовалась ее здоровьем.
— Мамочка, Настенька такая умница, — говорил Коля, приобнимая меня за плечи. — Она и борщ варит отменный, и печет изумительно.
Мария Павловна, поджав губы, неизменно отвечала:
— Ты, сынок, восхищаешься всем, что связано с этой... девушкой. Но борщ она варит водянистый, а пироги у нее всегда сыроваты.
Я лишь виновато опускала глаза, а в душе все кипело от обиды. Но ради Коли я терпела. Он был добрым и любящим, настоящим солнцем в моей жизни. Несмотря на сопротивление матери, через полгода после знакомства мы поженились. Свадьба была скромной, поскольку Мария Павловна наотрез отказалась участвовать в подготовке.
— Я не дам ни копейки на это безумство, — заявила она, когда Коля объявил о нашем решении. — Она окрутила тебя, одурманила. Посмотри на нее — ни кола, ни двора, ни приданого. Кто ее родители? Обычные работяги. Она не из нашего круга!
Но Коля только крепче сжимал мою руку и улыбался:
— Мама, я люблю Настю. И мне все равно, какое у нее приданое. Главное — какой она человек.
После свадьбы нам пришлось жить с Марией Павловной. Своего жилья у нас не было, снимать квартиру не позволяли финансы. Коля работал инженером на заводе, я учительницей младших классов. Зарплаты были небольшие, но мы оба любили свою работу и мечтали когда-нибудь накопить на собственное жилье.
— Только не думай, что я буду называть тебя мамой, — предупредила меня свекровь в первый же вечер нашей совместной жизни. — Ты для меня никто, просто девка, которую притащил в дом мой сын. Запомни свое место.
Я старалась не показывать, как меня ранят ее слова. Каждое утро готовила на всех завтрак, убирала квартиру, стирала, гладила. Вечерами проверяла тетради, готовилась к урокам. Выходные проводила на кухне, балуя мужа его любимыми блюдами.
— Вы бы видели, как мой Настю любит, — язвительно говорила Мария Павловна своей подруге Зинаиде Михайловне за чашкой чая. — Не женщину взял, а кухарку. Только и умеет, что у плиты стоять.
Я делала вид, что не слышу этих разговоров, хотя каждое слово било прямо в сердце. Коля замечал мое состояние и злился на мать:
— Мама, прекрати! Я не позволю тебе так разговаривать с моей женой!
— Ой, да что я такого сказала? — притворно удивлялась Мария Павловна. — Просто говорю, что думаю. Это мой дом, между прочим.
И действительно, квартира принадлежала ей. Трехкомнатная, в хорошем районе, доставшаяся от родителей. Мы с Колей занимали самую маленькую комнату.
Напряжение росло день ото дня. Я чувствовала себя чужой, нежеланной гостьей. Каждый раз, возвращаясь с работы, с тревогой открывала дверь, не зная, какая новая придирка ждет меня сегодня.
Все изменилось, когда я забеременела. Узнав новость, Коля был на седьмом небе от счастья.
— Мама, ты представляешь! У нас будет малыш! — сообщил он Марии Павловне за ужином.
Она замерла с вилкой в руке, ее взгляд заледенел.
— Уверен, что это твой ребенок?
Воцарилась гробовая тишина. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Как ты смеешь такое говорить? — Коля вскочил из-за стола. — Извинись немедленно!
Мария Павловна медленно положила вилку:
— Сынок, я забочусь о тебе. Эта женщина... Откуда ты знаешь, что она делает, пока ты на работе? С кем встречается? Я видела, как она мило беседовала с нашим соседом Георгием Петровичем на лестничной площадке.
— Мария Павловна, — я с трудом сдерживала слезы, — он просто спрашивал, не мешает ли нам шум от ремонта в его квартире.
— Все они так говорят, — фыркнула свекровь. — Я жизнь прожила, всякого навидалась.
Тот вечер закончился скандалом. Впервые за все время Коля по-настоящему накричал на мать. Она заперлась в своей комнате и два дня не разговаривала с нами.
Беременность протекала тяжело. Токсикоз мучил меня с утра до вечера, я быстро уставала. Школу пришлось оставить раньше срока. Большую часть дня я проводила дома, один на один со свекровью.
— Нам нужно поговорить, — сказала Мария Павловна однажды, когда я лежала на диване, пытаясь справиться с тошнотой. — Я видела твою медицинскую карту. Ты ее оставила в коридоре.
— Вы копались в моих вещах? — я попыталась встать, но голова закружилась.
— Неважно. Я знаю, что у тебя был выкидыш до встречи с Колей. Ты скрыла это от него, верно?
Я застыла. Да, три года назад у меня был выкидыш. Короткие отношения, неудачная беременность, расставание. Страшный период жизни, который я пыталась забыть.
— Это мое личное дело, — тихо ответила я.
— О нет, теперь это дело моего сына, — Мария Павловна присела рядом. — Ты ввела его в заблуждение. Он думает, что женился на порядочной девушке. А что, если и с этой беременностью что-то случится? Ты ведь понимаешь, что можешь потерять ребенка из-за проблем со здоровьем?
В ее голосе звучало не беспокойство, а злорадство. Я поняла, что она использует мое прошлое против меня.
— Не смейте мне угрожать, — мой голос дрожал. — Коля знает о моем прошлом. Я ничего от него не скрывала.
Это было правдой. В начале наших отношений я рассказала ему все. Он выслушал, обнял меня и сказал, что прошлое остается в прошлом.
— Ты просто боишься, что я расскажу ему, как ты издеваешься надо мной каждый день, — продолжила я, чувствуя прилив храбрости. — Как пытаешься очернить меня в его глазах. Но Коля не слепой, он все видит и понимает.
Лицо Марии Павловны исказилось от гнева:
— Неблагодарная девчонка! Я пустила тебя в свой дом, а ты...
В этот момент входная дверь открылась, и вошел Коля. Он был бледен и держал в руках какие-то бумаги.
— Мама, Настя, у меня новости, — сказал он серьезным тоном. — Меня отправляют в командировку. На Север, на новый объект. На полгода.
— Полгода? — я ахнула. — Но я рожу через четыре месяца...
— Знаю, родная, — Коля обнял меня. — Я пытался отказаться, но это повышение. Хорошие деньги, перспективы. Мама, я надеюсь, ты поможешь Насте в мое отсутствие?
Мария Павловна натянуто улыбнулась:
— Конечно, сынок. Я присмотрю за твоей женой.
Ее взгляд, брошенный на меня, не предвещал ничего хорошего.
Коля уехал через неделю. Проводив его на вокзале, я вернулась домой с тяжелым сердцем. Мария Павловна встретила меня в коридоре.
— Слушай внимательно, — сказала она ледяным тоном. — Теперь, когда Коли нет, мы установим новые правила. Ты будешь готовить, убирать и стирать, как раньше. Никаких подруг, никаких гостей. И не вздумай жаловаться сыну по телефону.
— А если я откажусь? — спросила я, глядя ей прямо в глаза.
— Тогда собирай вещи и уходи. Это мой дом, и я решаю, кто в нем живет, — она усмехнулась. — Только куда ты пойдешь? К родителям в их однушку в Подмосковье? С твоим-то животом и без работы?
Я понимала, что она права. Деваться мне было некуда. Родители жили далеко, снимать квартиру на свои сбережения я могла максимум пару месяцев. А потом что? Рожать в одиночестве? Искать работу с новорожденным на руках?
— Хорошо, — ответила я после паузы. — Я согласна на ваши условия. Но только до возвращения Коли.
Следующие месяцы превратились в настоящий ад. Мария Павловна словно поставила цель сделать мою жизнь невыносимой. Она придиралась к каждой мелочи, заставляла переделывать уборку по нескольку раз, выбрасывала приготовленную мной еду, утверждая, что она несъедобна.
— Не понимаю, как мой сын может это есть, — морщилась она, глядя на борщ, который я варила по маминому рецепту. — В нашей семье всегда готовили по-другому.
Звонки от Коли становились единственной отдушиной. Но разговаривать приходилось при свекрови — она всегда находила повод оказаться рядом, когда он звонил.
— У нас все хорошо, милый, — говорила я, пока Мария Павловна сверлила меня взглядом. — Твоя мама очень помогает мне. Не волнуйся, береги себя.
После таких разговоров я запиралась в ванной и тихо плакала. Врач предупреждал, что стресс вреден для ребенка, но я не могла ничего изменить.
Однажды утром, на седьмом месяце беременности, я проснулась от резкой боли внизу живота. Мария Павловна уехала на дачу к подруге, и в квартире я была одна. С трудом добравшись до телефона, вызвала скорую.
В больнице мне сделали экстренное кесарево сечение. Сын родился маленьким, всего два килограмма, но врачи сказали, что с ним все будет в порядке. Его сразу поместили в кювез.
— Мальчик крепкий, выкарабкается, — успокоил меня доктор. — А вот вам нужно восстанавливаться. Судя по всему, у вас сильное истощение и анемия. Чем вы питались последние месяцы?
Я не стала рассказывать, что свекровь выдавала мне еду по крохам, утверждая, что «полезно сидеть на диете, чтобы не растолстеть после родов».
Сообщение о рождении сына Коля получил, когда я уже могла сидеть и держать малыша на руках. Он звонил каждый день, расспрашивал о нашем состоянии, обещал вернуться при первой возможности. Но работа не отпускала его.
Сына назвали Артемом. Когда нас выписали, Мария Павловна встретила нас дома с натянутой улыбкой.
— Дай-ка взглянуть на внука, — она бесцеремонно взяла сверток из моих рук. — Хм, на нашу семью не похож. Ни капли Николая не вижу.
— Он еще слишком маленький, — возразила я, забирая сына. — У новорожденных черты лица не сформированы.
— Знаю я, знаю, — отмахнулась свекровь. — Пошли, я покажу, где ты будешь жить теперь.
К моему ужасу, она подвела меня к кладовке, которую наспех переоборудовали в крошечную комнатку. Туда едва помещались раскладушка и детская кроватка.
— Но... почему? — я не могла поверить своим глазам. — Где наши с Колей вещи?
— Я их убрала. В твоей бывшей комнате теперь будет жить моя сестра. Она приезжает через неделю и останется надолго.
— Вы не имеете права! — воскликнула я. — Коля никогда...
— Коля далеко, — отрезала Мария Павловна. — И вернется еще не скоро. А мой дом — мои правила. Не нравится — уходи. Только ребенка оставь, я его сама воспитаю.
Я прижала Артема к груди:
— Никогда.
С этого дня началась настоящая война. Мария Павловна запрещала мне включать обогреватель, утверждая, что счета за электричество слишком высокие. В крошечной комнатке было холодно и сыро. Артем часто плакал, я не высыпалась.
Еду приходилось готовить тайком, когда свекровь уходила из дома. Она запирала холодильник на ключ, выдавая продукты порционно, словно надзирательница в тюрьме.
Когда приехала ее сестра, Лидия Павловна, жизнь стала еще невыносимее. Две пожилые женщины целыми днями обсуждали меня, не стесняясь в выражениях.
— Видела, как она смотрит на тебя? — говорила Лидия. — С ненавистью. Я бы на твоем месте боялась с ней под одной крышей жить. Мало ли что у нее на уме.
— Я замки везде поменяла, — отвечала Мария Павловна. — И ценности храню в надежном месте. Пусть только попробует...
Они специально говорили громко, чтобы я слышала каждое слово. Иногда они заходили в мою каморку без стука, проверяя, «все ли в порядке».
— Что-то ребенок бледный, — заявила однажды Лидия, разглядывая спящего Артема. — Ты уверена, что она его кормит нормально?
— Она сама еле на ногах стоит, какое тут молоко, — поддакивала Мария Павловна. — Надо в опеку звонить.
Эти слова стали последней каплей. Ночью, дождавшись, когда все заснут, я встала и тихо подошла к комоду в коридоре. Там, в верхнем ящике, Мария Павловна хранила важные документы. Среди них я нашла свидетельство о праве собственности на квартиру.
К моему удивлению, квартира была оформлена не только на свекровь, но и на Колю — они были совладельцами, причем в равных долях. Она никогда не говорила об этом, создавая впечатление, что жилье принадлежит только ей.
Следующим утром, когда сестры ушли на рынок, я позвонила Коле.
— Милый, нам нужно серьезно поговорить, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Ты не мог бы взять отпуск хотя бы на неделю? Это очень важно.
— Что случилось? — встревожился он. — С Артемом все хорошо?
— С ним все в порядке. Но мне нужно, чтобы ты приехал и увидел все своими глазами.
Коля приехал через три дня. Когда он увидел меня — исхудавшую, с кругами под глазами, когда заглянул в каморку, где мы жили с сыном, его лицо изменилось.
— Почему ты молчала? — он обнял меня, и я разрыдалась у него на плече. — Почему не сказала, что тебе плохо?
— Боялась, что ты мне не поверишь, — всхлипывала я. — Она твоя мать, ты ее любишь...
Мария Павловна, вернувшаяся с прогулки, застала нас в коридоре.
— Коленька! — воскликнула она с наигранной радостью. — Почему не предупредил? Я бы приготовила твои любимые пирожки!
— Мама, — Коля оторвался от меня и посмотрел на мать с незнакомым мне выражением лица. — Что здесь происходит? Почему моя жена и сын живут в кладовке?
— Ой, да это временно, — затараторила свекровь. — У нас Лида гостит, ты же знаешь, как она любит комфорт. А твоя Настя сама предложила немного потесниться...
— Не лги мне! — впервые я услышала, как Коля кричит на мать. — Я все вижу! Что вы с ней сделали? Она еле на ногах стоит!
— А что я? — Мария Павловна тут же перешла в наступление. — Это она неблагодарная! Я ее приютила, кормила, поила, а она...
— Хватит! — Коля поднял руку, останавливая поток слов. — Я все знаю. Настя мне все рассказала. Как ты обращалась с ней, как унижала, как морила голодом. Как угрожала забрать ребенка.
— Врет она все! — взвизгнула свекровь. — Ты своей жене веришь, а не родной матери?!
— Верю, — твердо ответил Коля. — Потому что вижу доказательства перед собой. Собирайся, Настя. Мы уезжаем отсюда.
— Куда это вы собрались? — Мария Павловна преградила нам путь. — Это мой дом! И я решаю, кто в нем живет!
— Нет, мама, — Коля достал из кармана сложенный лист бумаги. — Это наш с тобой дом. Пополам. И моя половина принадлежит моей семье — Насте и Артему.
Лицо свекрови побелело.
— Ты не можешь... Это нечестно!
— Нечестно — это то, как ты обращалась с моей женой и сыном, — ответил Коля. — У нас два варианта: либо мы продаем квартиру и делим деньги, либо ты выплачиваешь мне мою долю и живешь здесь дальше сама. В любом случае, мы уезжаем сегодня же.
— Но куда? — растерянно пробормотала Мария Павловна.
— К Настиным родителям. Они уже знают и ждут нас. А потом решим, как быть дальше.
Я быстро собрала наши с Артемом вещи. Их было немного — несколько комплектов детской одежды, пеленки, мои личные вещи. Мария Павловна стояла в коридоре, глядя на нас потухшим взглядом.
— Ты пожалеешь об этом, — прошипела она, когда я проходила мимо с сыном на руках. — Ты недостойна нашего сына! Ты разрушила нашу семью!
Я остановилась и посмотрела ей в глаза:
— Нет, Мария Павловна. Это вы пытались разрушить нашу семью. Но не смогли. Потому что настоящая семья — это любовь и уважение, а не контроль и манипуляции.
Мы с Колей и маленьким Артемом вышли из дома, оставив свекровь в пустой квартире. На улице была весна, воздух пах свежестью и новой жизнью.
— Прости меня, — Коля взял меня за руку. — Я должен был догадаться, что мама так с тобой обращается. Должен был защитить вас раньше.
— Теперь все будет хорошо, — улыбнулась я, чувствуя, как с плеч спадает тяжелый груз. — Главное, что мы вместе.
Через полгода Мария Павловна позвонила нам. Мы к тому времени уже купили небольшую квартиру на деньги от продажи Колиной доли.
— Я... хотела увидеть внука, — неуверенно произнесла она. — Можно мне приехать?
Мы с Колей переглянулись. После долгого разговора решили дать ей шанс.
Когда свекровь вошла в нашу квартиру, она выглядела постаревшей и осунувшейся.
— Какой большой стал, — прошептала она, глядя на Артема, который уже пытался ползать. — Копия Коля в детстве.
Я молча поставила чашку чая перед ней. Мария Павловна неловко поерзала на стуле.
— Настя, я... — она запнулась. — Я была неправа. И очень сожалею.
Эти слова, произнесенные с видимым усилием, стоили, наверное, годы гордости.
— Посмотрите, как он вас разглядывает, — я кивнула на Артема, который с любопытством изучал незнакомую бабушку. — Он еще не знает, что вы его бабушка. Но может узнать, если вы этого хотите.
Глаза Марии Павловны наполнились слезами:
— Хочу. Очень хочу.
Тот день стал началом трудного пути к примирению. Свекровь менялась медленно, с трудом отказываясь от привычки командовать и контролировать. Но любовь к внуку оказалась сильнее ее характера.
Иногда, когда она приезжает к нам в гости и играет с Артемом, я думаю о том, как изменилась наша жизнь. Мы с Колей научились отстаивать границы своей семьи, а Мария Павловна, пусть и с трудом, но начала уважать их.
Я не испытываю злорадства от того, что в итоге оказалась права. Но я благодарна себе за то, что нашла в себе силы не сдаваться и бороться за свое счастье. В конце концов, любовь оказалась сильнее ненависти.
Каждый раз, глядя на мужа и сына, я понимаю, что перехитрила не столько свекровь, сколько свои собственные страхи и сомнения. И это самая важная победа.