Крепко прижимаясь к тёплой спине брата Лиза лежала в шалаше и слушала звуки ночного леса. Каждый вечер они с мачехой строили шалаш и забирались в него втроём. Крепко прижимались, практически переплетались в клубок и грели друг друга до утра.
Стёпку, как самого маленького, всегда укладывали посередине. Очень уж Антонина боялась того, что мальчик вновь заболеет. А ещё Тоня сильно волновалась за съестные припасы, без которых в лесу было не выжить. Холщовый мешок с лямками, в который женщина переложила щедрый дар жителей Сосновки, дающий шанс на выживание, она всегда держала при себе. Даже ночью первым делом клала в шалаш, закидывала опавшими с деревьев листьями, чтобы запах съестного меньше привлекал лесных жителей, и постоянно придерживала. Всю ночь не снимала с мешка озябшей ладони, прекрасно помня страшные мгновения, когда Стёпка жевал кору с деревьев.
Продуктов с каждым днём становилось меньше, а Тоня даже не представляла, сколько они прошли и сколько ещё придётся пробираться по оккупированной немцам территории, чтобы добраться до наших.
Пробираться лесами получалось не всегда. Иногда приходилось выходить в чистое поле, пересекать его. Тогда Тоня сильно паниковала, торопила детей, суетилась. Если поблизости виднелся населенный пункт, заставляла пробираться ползком.
Принимая у Зины продукты, Антонина не спросила родственницу, что случилось с Матрёной. Она это поняла. Опустошённая и почти равнодушная в тот момент Тоня, окончательно потерявшая силы от голода, поняла всё по взгляду Зины. Матрёны больше нет! Старая женщина лишилась жизни, чтобы спасти посторонних ей людей. И надо сделать все, чтобы это было не зря. Надо спасти детей, любой ценой!
Антонина не стала спрашивать про Матрёну ещё и потому, что не хотела, чтобы дети это услышали, чтобы узнали о гибели бабушки, к которой очень привязались. Тоня думала, что они еще малы и не поймут. Со Степкой так и было, мальчик ничего не понял. А вот Лиза, которой пришлось взрослеть слишком резко, сразу догадалась. Догадалась по молчанию двух женщин, по тому, как они избегали говорить о Матрёне.
Груз и без того лежавший на худеньких плечах девочки-подростка стал ещё тяжелее. Каждую ночь, лёжа в очередном шалаше, на девочку накатывали слёзы. Она сглатывала солёные комки и не могла спать.
Стёпка сильно уставал за день. Пригревшись между телами родных людей, он тут же засыпал. Это становилось понятно по ровному сопению.
Лиза спать не могла. От лежания на жёстких ветках деревьев, хоть и укрытых одеялом, у неё затекало всё тело, ныли мышцы. Но девочка не шевелилась, чтобы не потревожить братишку. Она лежала, давясь невыплаканными слезами, в ночной тишине. Впрочем, в лесу никогда не было тихо. Лес жил своей жизнью, а ночью это становилось особенно слышно.
Однажды утром, выбираясь из шалаша и выпуская облачко пара изо рта, от осеннего заморозка, Лиза увидела тех, встречи с кем так боялась Антонина. Кабан, показавшийся девочке просто огромным, стоял в нескольких метрах от шалаша и буравил маленькими глазками-бусинками выползшую девочку. Скорее всего, это был не кабан, а кабаниха. Рядом с ней перебирали копытцами два кабаненка. Крупные, подросшие уже, но всё равно ещё не взрослые особи.
Следом за Лизой из шалаша выбиралась Антонина. Увидела незваных гостей и дёрнула ещё не поднявшуюся на ноги падчерицу за плечо, вновь прикрывая собой. Привычка въелась в Антонину. С приходом немцев она будто перестала быть женщиной. Стала самкой, защищающей своих детенышей, действовала на инстинктивном уровне. И перед ней стояла самка с детенышами.
Самая опасная встреча. Кабаны не нападают на людей просто так. Они нападают именно тогда, когда рядом детёныши. Они тоже защищают!
Две матери смотрели друг на друга в упор. Видела Тоня, что кабаниха уже готова к нападению. Жёсткая щетина на её загривке приподнялась, кабаниха раздувала ноздри.
— Уходи! — тихо сказала Тоня.
Хоть это было очень глупо — разговаривать с животным.
— Уходи. Я не трону твоих детей, а ты не тронь моих.
Женщина будто заклинала, шепча потрескавшимися губами:
— Уходи.
Животное ее поняло. Две матери поняли друг друга по взгляду. Щетина на загривке кабанихи медленно опустилась, и, коротко хрюкнув, она увела свой выводок от шалаша.
— Мама, она поняла тебя, да? — шептала Лиза, все еще боясь разговаривать в полный голос.
— А то! — криво усмехнулась Антонина. — Иногда животные бывают лучше некоторых людей.
Лиза сразу поняла, кого явила в виду мачеха. Об этом не было нужды спрашивать.
Очередная ночь в шалаше была очень холодной. Каждая ночь становилась всё холоднее. Лиза лежала, не шевелясь, но горькие мысли вновь не давали ей уснуть. По вздохам Антонины, девочка понимала, что мачеха тоже не спит. Тоже жалеет о случившемся?
Каждый день, каждый Божий день Лиза думает — всё могло бы повернуться по-другому. Ей просто нужно было пойти с фрицем. И неважно, что было бы с ней, зато Стёпка спал бы сейчас на тёплой печи, не находясь каждый день под страхом смерти! Зато старая Матрёна была бы жива! Никто бы не пострадал, кроме Лизы....
Эта мысль мучала девочку, разрывала на части чувством вины. И не выдержала она, слыша, как вздыхает Антонина в кромешной тьме шалаша.
— Мама, прости меня. Я виновата. Надо было мне пойти с фрицем.
— Молчи, дуреха. Молчи и не смей такого говорить. Спи уже, завтра опять через поля пробираться придется.
Утром Антонина устроила детям настоящее пиршество. Разделила остатки вареной свинины, что берегла. Разбирала практически по волокнам. Мясо держать становилось опасно, как бы не пропало. Надо доесть.
Степка смаковал. Долго держал во рту кусочек, тщательно пережёвывал, закатывая глаза.
Никто не наелся, но мальчик не попросил больше. Уже знал — нельзя! Нельзя наедаться досыта, нужно довольствоваться малым. Только тем, что способно поддержать силы, что позволит не свалиться с ног и не начать жевать кору деревьев.
Который день они брели по лесу. Стёпка спотыкался, шагая в длинной фуфайке Матрёны с подвёрнутыми рукавами — самой тёплой вещи, что у них была. Мальчику неудобно, но мать не позволяла ему скидывать фуфайку. Помнила ещё, как он болел, когда пришли в Сосновку.
Верхушки деревьев гнул осенний ветер, они скрипели, ухали шуршали последними опадающими листьями. Тихо не было.
Но вдруг появился какой-то посторонний шум, не похожий на звуки леса. Шум все нарастал по мере движения Антонины с детьми. Наконец, они поняли, что это. Грохот орудий, выстрелы. Где-то, совсем рядом с лесом, шел бой, а значит, они добрались до линии фронта. Наши близко! Но как к ним добраться, как перейти линию фронта?
Тони испуганно посмотрела на детей, а Стёпка таращился радостно.
— Мама, стреляют, стреляют! Мы пойдём туда?
— Попробуем! — неуверенно ответила женщина.
Они шли напрямик, на шум боя, но вдруг Антонина застыла, раскинула в сторону руки.
— Стоять! Местность болотистая. Дальше идти нельзя. Надо обходить.
Тоня тоскливо посмотрела по сторонам. Неизвестно, насколько растянется болото и какой крюк придется делать. Степка еще ноет :
— Ну, мама, как обходить? А вдруг мы потом к нашим не выйдем?
— Ладно, давайте потихонечку.
Женщина сломала молодое деревце и сделала из его ствола слегу. Тыча ей в землю, осторожно пошла. Велела детям следовать за ней, след в след.
Сказать по правде, Антонина не была знатоком болотистых мест. Узнавала их по определенного вида растительности, по ряске и знала, что можно перейти, нащупывая почву перед собой. Но не пыталась никогда. Собирая грибы и ягоды в лесу, всегда обходила подобные места. Сейчас не было сил искать обходные пути. Столько они уже в лесу, что со счёту дням сбились, а бой идёт так рядом! Грохот орудий становился всё ближе.
Женщина постоянно озиралась, покрикивала на Стёпку и Лизу, чтобы шли точно по её следам. В один такой момент обернулась и, отвлёкшись на сына, ступила не туда, куда до этого тыкала слегой. Наступила и мгновенно почувствовала, как почва ушла из-под ног. Одна нога по колено погрузилась в трясину. Нелепо взмахнув руками, Тоня упала и оказалась по пояс в ледяной жиже, казавшейся сверху обычной землей.
— Мама!!! — истошно закричал Стёпка.
Лиза застыла на месте на секунду, но лишь на секунду. Окаменела и тут же рванула к мачехе.
— Стой. Оставайтесь на месте, не нужно ко мне подходить! — диким голосом заорала Антонина.
Она уже чувствовала, как засасывает ее болото. С каждой секундой тело погружалось все глубже и глубже.
— Палку, киньте мне палку. Вон, видите, длинная коряга. Кидайте ее, только не двигайтесь. Оставайтесь на месте! — умоляла детей женщина. — Не приближайтесь!
Лиза присела на корточки, достала рукой длинную, толстую корягу, про которую говорила Антонина. Один конец коряги девочка оставила на сухом месте, по которому они шли, а другой перекинула на коричневый пенёк, торчавший посредине болота. Антонина двумя руками обхватила лежавшую поперёк корягу. Повисла на ней, чувствуя, что может держаться. Пока может. Болото тянет, и неизвестно, на сколько у нее хватит сил.
— Мы вытащим тебя, мама, вытащим! — повторяла Лиза, осматриваясь по сторонам.
— Даже не пытайтесь подходить, — угрожающим голосом говорила Тоня. — Слышь, дурёха, не суйся. Сгинешь вместе со мной, и Стёпка один останется. Выводи его, выводи к нашим.
— Мы не уйдём, мама, — плакал Стёпа. — Никуда не уйдём, мы достанем тебя.
— Вы будете меня слушать или нет? Уходите! Возвращайтесь назад по тропе и обходите болото. Если есть вот такая травка, не суйтесь, это трясина. Лизка, слушай внимательно!
— Хорошо. Мы пойдем, — шмыгнула Лиза. — Пойдем к нашим и приведем помощь. Ты только держись, мама. Держись за корягу. Мы успеем, обязательно успеем!
— Идите. Внимательно идите. Дойдете до окраины леса, под выстрелы не суйтесь. Оглядитесь. Лиза, ты девка умная, сбереги Стёпку. И вот ещё что... Ежели не успеете, не вини себя. Запомни то, что я сейчас скажу. На всю жизнь запомни! Никогда, ни на секундочку я не пожалела о том, что сделала. Случись всё вновь, поступила бы так же. И ты себя не кори, не обвиняй. Живи!
— Мама, зачем ты мне всё это говоришь? — взвыла Лиза, чувствуя, что мачеха прощается. — Мы сбегаем за подмогой. Пожалуйста, ты только держись.