Промышленный и научный взлёт Германии в последней трети XIX века — один из самых поразительных примеров экономической трансформации в мировой истории. Германия за жизнь одного поколения прошла путь «от аграрного государства к индустриальному» и изменила своё социальное и пространственное устройство до неузнаваемости.
С 1870 по 1913 год промышленное производство Германии увеличилось в шесть раз. Если в 1860-х годах её доля в мировом промышленном производстве составляла 4,9 %, то к 1913 году — уже 14,8 %, превысив показатели Великобритании (13,6 %), хотя и уступая США (32 %).
Фундамент роста составили «классические» отрасли первой индустриальной волны — уголь и металл. Добыча угля выросла с 8 млн тонн в 1865 году до 114 млн тонн в 1913, а производство чугуна — с 1,6 млн тонн в 1870-х до 14,8 млн тонн в 1913 году. Эти отрасли обеспечили промышленную основу, но дальнейшее развитие определили новые технологические фронты — химия и электротехника.
Именно здесь Германия добилась беспрецедентного лидерства. Уже к 1907 году в химической промышленности было занято 250 тысяч работников, а ежегодные темпы роста достигали 6 %. Страна контролировала от 80 до 90 % мирового рынка синтетических красителей. В электротехнике немецкие компании, прежде всего Siemens и AEG, к 1910 году обеспечивали треть мирового производства.
Бурный рост базировался на уникальной системе взаимодействия науки, промышленности и государства. С 1873 по 1914 год ассигнования на университеты выросли почти на 500 %, а число студентов — в пять раз. Именно фундаментальные исследования стали основой прикладных инноваций: от электрических трамваев до алюминия, от фармацевтики до высоковольтной техники.
К 1913 году добавленная стоимость экономики достигла 48,4 млрд марок — почти втрое больше по сравнению с 1872 годом. Однако за этим успехом скрывались и структурные ограничения. Доходы большинства населения оставались низкими.
Хотя реальная заработная плата выросла — на 50 процентов с 1871 по 1890 год и на 90 процентов к 1913 году — этот рост был значительно скромнее, чем у рабочих во Франции, Великобритании и США. Так, в 1912 году более половины жителей Пруссии и Саксонии жили за чертой бедности.
Это тормозило формирование внутреннего потребительского рынка. Наиболее ярким примером стал автомобиль: хотя двигатели внутреннего сгорания были разработаны именно в Германии (Отто, Бенц, Даймлер), страна не смогла их коммерциализировать. В 1913 году в США насчитывалось 1,2 млн автомобилей, в Великобритании — 250 тыс., а в Германии — всего 70 тыс. Автомобиль оставался роскошью, доступной лишь узкому кругу высших слоёв.
Таким образом, Германия не стала страной массового потребления. Разрыв между бедными и богатыми увеличивался: если в 1854 году 5 % самых богатых контролировали 20 % всех доходов, то к 1913 году — уже треть. Для сравнения, в Великобритании богатейшие 5 % держали почти половину национального дохода, но там спрос поддерживался огромным колониальным населением и доступом на азиатские рынки, чего Германии не доставало.
Германия показала выдающиеся научные достижения. Из 556 значительных открытий в медицине в 1860–1910 годах почти 250 были сделаны немецкими учёными. Аналогичная картина наблюдалась в физике: Рентген, Планк, ранние этапы ядерной физики.
Парадокс в том, что без массового рынка и широкого потребления государство оказывалось единственным актором, способным использовать и капитализировать научные достижения — прежде всего в военной сфере.
Путь в будущее оказался замкнут внутри: без внутреннего рынка, с ограниченным доступом к колониальным ресурсам и с возрастающим демографическим давлением (население выросло с 41 до 64 млн за 40 лет), Германия подошла к границе, где технологическое превосходство не давало экономического лидерства.
В этих условиях рост армии воспринимался как рациональный способ реализации накопленного потенциала. С такой логикой Германия подошла к 1914-му году.