Я хочу рассказать об антропологическом исследовании, которое длится уже почти 40 лет. С самого начала моей бизнес-деятельности. Конечно, поначалу это нельзя было назвать бизнесом, скорее это была некая проявленность.
Случилось это, когда мне было 15 лет. Я попал в стройотряд в Казахстане, где были студенты 20–22 лет. Мы приехали строить коровники, но никто ничего не умел: ни штукатурить, ни делать крышу. А я, 15-летний подросток, всё умел: у меня был хороший опыт работы в деревни у бабушки, где я в детстве провел много времени. Так я стал учителем студентов-стройотрядовцев: учил, как штукатурить, как делать крышу и даже как делать приписки.
И вот, когда пришло время делить деньги, директор стройотряда сказал: «Вот так будем делить». Я возразил и предложил свой вариант. Предложил сократить выплату тем, кто пил и пропускал работу, и наоборот наравне со всеми заплатить девчонкам, которые были на кухне и которым собирались было выплатить меньше.
Деньги разделили, как я сказал. Простейшая формула, ничего особенного, но я увидел, как люди оценили, что у них появился покровитель — 15-летний юноша. Для 20-22-летних дядь и тёть это было неожиданно. Я приехал домой с 1500 рублями в кармане — годовая зарплата инженера. Я понял: быть лидером выгодно, достигать свои замыслы с помощью других — естественно. Учить других, стать учителем, брать кого-то под покровительство — благое дело. Люди хотят быть под неким воображаемым зонтиком. Так произошла моя инициация.
С тех пор я ничего другого не делаю. Всё, что я делаю, — это свожу людей, которые без меня никогда бы не работали вместе. Точка. Я прихожу, создаю среду, в которой они перемешиваются, начинают видеть обычное как странное, а потом преобразуют это странное – делают его новым, закономерным, правильным.
Лишь спустя годы встреча с с известным корпоративным антропологом Марком Кукушкиным, его рассказы и сотрудничество с ним помогли мне понять, что я антрополог. И моя бизнес-деятельность, по сути, является многолетним изучением природы и поведения человека, того как люди формируют иерархии, сети и среды, и почему в одних случаях они достигают процветания, а в других терпят неудачу.
Так я пришёл к квантовой антропологии. Я же физик, квантовый физик, поэтому назвал это так.
Наблюдатель, наблюдаемое и наблюдение
В чём суть? У корпоративной антропологии и квантовой физики есть общее — сам акт наблюдения влияет на поведение или состояние людей, сообщества, системы. Многие наверняка замечали это на себе, как наличие наблюдателя, как процесс наблюдения меняет поведение и реакции.
Классический вопрос: существует ли скрип упавшего дерева в лесу, если нет наблюдателя, который его слышит? Если никто не слышит, то что это?
В социальных системах сам акт наблюдения меняет наблюдаемое, как в квантовой физике. Когда физики изучают микрочастицы, они влияют на них. Частица такая маленькая, что попытка её заметить, измерить ее скорость и/или местоположение уже меняет ее состояние. Меняет то, что изучаешь.
Тут возникает фундаментальный вопрос: когда мы наблюдаем, не влияем ли мы настолько сильно, что вообще не можем однозначно утверждать, что мы изучаем?
Так изучаем, или, внимание, гипотеза: мы формируем, профилируем? Трансформируем объект в процессе наблюдения?
И еще более смелая гипотеза: разве наблюдая за средой, помещая себя в среду наблюдения не меняется и сам наблюдатель?
В последние два года я со своими единомышленниками провел три антропологические экспедиции в подразделения торговой сети Технониколь (Санкт-Петербург, Нижний Новгород и Екатеринбург), и в этих экспедициях наблюдал все эти эффекты. Совместное проживание среды изменило меня. Помню, я вернулся из первой экспедиции не просто с неким видением компании, но с пониманием того, что мне надо делать с Глобальным университетом, как все активизировать. И, с другой стороны, когда во время экспедиции в Питер я увидел, что то, чего, как я считал, нет, оказывается, существует. И лишь чуть позже я понял: то, чего я считал нет, появилось в тот момент, когда я, приехав, разглядывал то, что хотел, чтобы было…
Так выглядит “квантовая запутанность” в антропологических процессах, в антропологических исследованиях. Проживание таких эффектов завораживает…
Конец контроля
Это полная противоположность тому, что обычно выдают за корпоративный менеджмент. Когда все вокруг твердят: «План, контроль, дисциплина».
Меня от этого всегда выворачивало. Я видел, как люди, увлеченные планированием и контролем, доводили компании до нуля, убивали их.
Признаться, я и сам попадал под влияние тех, кто учил меня планированию и контролю. Перенимал их опыт, внедрял CRM — 18 раз! Внедрял ERP — 9 раз!
И что? Каждый раз это была катастрофа.
Потом мы плюнули на внедрение CRM. И знаете что? Через три года у всех были списки обзвона клиентов, и всё работало. Оказалось, ничего внедрять не надо. Эти искусственно навязанные вещи — CRM, ERP, лозунги контроля. Это концепции, которые захватывают умы и они теряют способность, это когнитивные фильтры, которые разрушают адекватное взаимодействие с реальностью.
Мы этого не знали, перепробовали всё, и это была наша большая ошибка.
Что мы изучаем в корпоративных антропологических экспедициях? Не процессы, не организационные модели. Мы изучаем людей без шаблонов. Тонкий момент.
Такие экспедиции становятся событием, в котором люди проявляются так, как они не проявляются в повседневной жизни, в привычных рабочих процессах. Начинают допускать, что можно как-то иначе. И это дает колоссальный импульс.
Любые допущения меняют реальность.
Я наблюдал интересный эффект, которому посвятил третью экспедицию. Топ-менеджеры, которые ранее были убеждены в том, что они все знают, знают как надо, начинают не просто допускать что-то другое — им это нравится!
Если бы такому топ-менеджеру сказали: «Пойди поучись», он бы ответил: «Сам поучись, я тебе сейчас объясню». Пытаться переучивать в лоб практически бесполезно. Единственный способ вернуть к жизни закостеневшего в своей правоте топ-менеджера — это когда среда, которую он сам создал в порыве антропологической экспедиции, начинает за ним наблюдать. Он становится актером в среде безопасной уязвимости, наблюдает за собой – измененным, и говорит: «О, мне нравится, что со мной происходит». Пробует иначе — и у него получается!
Культура живого
Мы называем это буст. Когда что-то «вдруг начинает работать» — не по схеме, не по плану, не потому что правильно. А потому что живое и среда откликается. Управленцы в шоке, они не понимают, что случилось. Потому что система не предусмотрела этого эффекта, а эффект случился. И он меняет правила.
В этот момент люди, которые раньше были «не про дело» — художники, методологи, визионеры — вдруг оказываются носителями чего-то необходимого. Их внутренние импульсы, чувствование поля, не артикулированные догадки — становятся главной валютой. Потому что они чувствуют, где живое и где — мертвое.
«Какое счастье — снять с себя шапку Мономаха». Это не про бегство. Это про радость отказа от власти как структуры. От диктата и ответственности, построенных на страхе. В грибнице нет центра. Нет венца, нет фасада. Но она работает, и работает лучше.
Мы всё ещё не умеем доверять. Нам всё ещё страшно без структуры. Без KPI. Без вертикали. Но когда это случается — начинается магия. Среда начинает порождать. Не исполнять, не воспроизводить. Но порождать новое. Из себя и через людей.
Вопрос о будущем — это вопрос о методе. Мы не можем брать западные модели — они сделаны в других условиях. Под другие боли, с другой метафизикой. Мы должны рождать своё, из своей почвы. Своим языком, своей интонацией, своими ритмами.
У нас есть культура живого. Культура гибкости, культура парадокса. Мы умеем быть в неопределённости. Мы умеем выживать, мы умеем начинать сначала. Но у нас нет языка, чтобы это объяснить. Мы всё ещё думаем чужими словами. Мы всё ещё читаем чужие книжки.
Нам нужно возвращать себя себе. Писать учебники, создавать школы, порождать смыслы. И наделять словом то, что мы умеем на уровне тела. Это не про изоляцию. Это про рост. Про укоренение и про культуру.
Компания-университет — это не формат. Это форма жизни. Это место, где люди учатся, пока делают. Делают, пока думают. Думают, пока живут. Здесь нет разделения на знание и практику. На преподавателя и ученика. На управленца и исполнителя. Всё — в одном поле. В одной связке. В одной среде.
Это не про обучение – это про становление. Про разворачивание способностей. Про сборку себя в реальности. Здесь знание не даётся, оно рождается. Через столкновение, через боль, через ошибку, через движение.
Кто способен вести это? Кто держит поле? Кто умеет видеть, что растёт, а что — нет?
Корпоративный антрополог. Новая профессия. Не коуч. Не HR. Не фасилитатор. А человек, который умеет быть в поле. Слышать, чувствовать, собирать, держать, переводить. Он как шаман. Только без ритуала. Он умеет говорить с болью. Умеет быть с тревогой. Умеет чувствовать жизнь среды — и помогать ей разворачиваться в среде безопасной уязвимости.
Учитель всегда ученик
Безопасная среда уязвимости — это когда в компании все друг другу ученики и учителя. У нас в компании много гранд-учеников и гранд-учителей. Возникает неформальное прохождение сигнала. Это не пьянки, не покурить и потусоваться. Это учитель-ученик. Самый главный клей, скрепляющий людей. Лучший ученик — тот, кто учитель, потому что он постоянно наблюдает проявляющихся учеников и остается актуальным.
Каждый учитель — ученик, каждый ученик — учитель.
Когда процесс создания цепочек ученик-учитель, создания цепочек преемственности, порождения цепочек заразной щедрости запущен, то рано или поздно появляются восходящие потоки — люди, которые всколыхивают, переводят на следующий уровень. Если их достаточно, компания бесконечна.
Но если в компании мало таких людей, начинается уплотнение, затвердение, хрупкость, хрясь — и всё.
Сам процесс изучения неизбежно меняет и наблюдаемых, и наблюдателей. Магия — в том, когда возникает синхронизация или когеренция, если угодно. Но она должна именно возникнуть. Не надо озвучивать хотение. Как только озвучиваешь — используешь социальные шаблоны из прошлой жизни, это все подрывает. Разрушает средородие.
Квантово-антропологический эффект возникает из нашего желания величия. Оно есть у каждого. Восходящие потребности живут в нас. Слова всё портят. Вначале было не слово, а среда, породившая совместность. Совместность породила слова, всё породила. Те, кто верует, что сперва было слово, бесплодно ищут концепции, методологии, читают книги и не могут дорваться до счастья, изнашивая себя концептуализмом. Как родилось в одном из наших совместных обсуждений: измученные концептуальностью – сюда!