— Он не будет платить алименты! Ты родила специально! — его мать вцепилась мне в волосы, дёрнув так сильно, что в глазах потемнело.
Миша заплакал, услышав мой крик. Ему было всего полтора года, и он не понимал, почему женщина, которая называла себя его бабушкой, причиняет боль его маме. Я оттолкнула её и бросилась к сыну.
— Не смей его трогать! — прошипела Людмила Сергеевна, преграждая мне путь. — Это наш ребёнок, а не твой! Ты обманом затащила Андрея в постель, чтобы прибрать к рукам нашу квартиру!
В её глазах плескалась ненависть. Такая чистая, такая искренняя, что мне стало по-настоящему страшно. В прошлый раз она просто кричала, обвиняла и угрожала. Сегодня она перешла черту.
Я вздрогнула, когда телефон завибрировал в кармане джинсов. Это пришло сообщение от Андрея: «Мама сказала, что ты не даёшь ей видеться с Мишей. Почему ты усложняешь?» Ирония заключалась в том, что его мать стояла сейчас в моей однокомнатной квартире, которую я снимала на последние деньги, после того как пришлось уйти с работы — некому было сидеть с Мишей.
Это была уже вторая её «неожиданная» попытка «поговорить по-человечески». В прошлый раз она ушла, когда я пригрозила вызвать полицию. Сегодня угрозы её не остановили.
— У меня есть видеозапись того, как вы ворвались в квартиру и напали на меня, — солгала я, чувствуя, как колотится сердце. — И запись разговора с вашим сыном, где он признаёт, что мой ребёнок от него.
На мгновение в её глазах мелькнуло сомнение. Но она тут же рассмеялась:
— Думаешь, кто-то поверит тебе? У нас связи, деньги. А у тебя что? Съёмная квартира за 28 тысяч, просроченный кредит и ребёнок на руках.
Каждое её слово било точно в цель. После ухода Андрея я держалась из последних сил. Детские пособия едва покрывали памперсы и питание. За аренду платила с кредитной карты, которую открыла ещё работая. Я прекрасно понимала, что через месяц-два мне будет нечем платить, и мы с Мишей окажемся на улице.
Миша продолжал плакать, и я шагнула к нему, но Людмила Сергеевна снова схватила меня за волосы:
— Ты не получишь ни копейки от моего сына, поняла? Я лично прослежу, чтобы он подал на оспаривание отцовства!
В этот момент что-то внутри меня сломалось. Целый год я терпела унижения, ждала, что Андрей одумается, поймёт, что бросил собственного сына. Надеялась на его порядочность, на его совесть. Сейчас, глядя в перекошенное злобой лицо его матери, я поняла, что больше не могу так жить.
Я нащупала в кармане телефон и нажала на экстренный вызов.
— Алло, полиция? На меня напали в собственной квартире. Здесь мой маленький ребёнок, я боюсь за его безопасность.
Людмила Сергеевна побледнела. Она не ожидала, что я действительно осмелюсь позвонить.
— Ты пожалеешь об этом, — прошипела она, отпуская мои волосы. — Очень пожалеешь.
Когда приехали полицейские, я дрожащими руками показала им следы на шее и выдранные клоки волос. Написала заявление. Взяла телефон и позвонила Андрею:
— Твоя мать напала на меня. Приезжай, здесь полиция.
Он примчался через полчаса. Но не ко мне, а к своей матери, которая рыдала на диване, уверяя, что я сама на неё набросилась.
— Это она всё придумала, — доказывала Людмила Сергеевна, размазывая слёзы. — Она не даёт мне видеться с внуком. Я только хотела поговорить!
Андрей смотрел на меня так, будто видел впервые. В его взгляде читалось непонимание и что-то ещё... презрение?
— Ты действительно не пускала маму к Мише? — спросил он, даже не поинтересовавшись, в порядке ли я.
— Она ворвалась ко мне без предупреждения. Начала кричать, что я родила «специально», чтобы получить деньги. Напала на меня, — я говорила медленно, четко. — И да, после этого я не хочу, чтобы она приближалась к нашему ребёнку.
— Это не твоё решение! — вспылил он. — Это мой сын и моя мать!
— А ещё это мой сын. И это моя жизнь, в которой я больше не позволю над собой издеваться.
Миша, который всё это время сидел в кроватке, снова начал плакать. Я взяла его на руки, и он сразу прижался ко мне, уткнувшись мокрым от слёз лицом в шею.
— Андрей, — я посмотрела ему прямо в глаза, — я подам на алименты. И на компенсацию морального вреда от нападения твоей матери. Хватит прятаться за её спиной. Ты отец, и у тебя есть обязанности перед сыном.
Они ушли вместе с полицией. Он поддерживал её под локоть, как будто это она была пострадавшей. Последнее, что я услышала, был её полушёпот: «Не волнуйся, сынок, мы докажем, что она нестабильна. И отберём мальчика».
Эта фраза преследовала меня в кошмарах ещё много недель.
На следующий день я сделала то, на что не решалась целый год — обратилась к юристу. Ольга, молодая женщина с усталыми глазами и доброй улыбкой, выслушала мою историю и покачала головой:
— Знаете, сколько таких случаев я вижу каждый месяц? Мужчины бросают семьи, а потом удивляются, почему должны платить алименты.
Она помогла мне собрать все необходимые документы: свидетельство о рождении, справки, выписки с банковских счетов, детализацию звонков. Я достала старый ноутбук, подаренный когда-то Андреем, и нашла в нём наши совместные фотографии во время беременности, которые он так любил делать. «Мой сын будет знать, как сильно его ждали», — говорил он тогда.
Через неделю меня вызвали в суд. Андрей подал встречный иск, утверждая, что я препятствую его общению с сыном и что «ребенок проживает в неподходящих условиях». К иску прилагались показания соседей, которые якобы слышали, как я кричу на ребёнка, и характеристика с последнего места работы, где указывалось, что я «эмоционально нестабильна».
Я читала эти лживые бумаги и не могла поверить, что человек, с которым мы прожили вместе три года, с которым мечтали о детях, мог так поступить.
— Они хотят, чтобы суд передал опеку отцу, — объяснила Ольга, просматривая документы. — Классическая тактика: очернить мать, представить её неспособной воспитывать ребёнка.
— Но это неправда! Я никогда...
— Я знаю, — она сжала мою руку. — И мы это докажем. У нас есть заявление в полицию о нападении, есть медицинское освидетельствование. Ваша соседка готова подтвердить, что слышала крики в тот день. А про характеристику... Я уже поговорила с вашим бывшим начальником. Он не подписывал никаких бумаг, это подделка.
Месяц растянулся на три. Мне пришлось сменить замок и поставить камеру у входной двери. Дважды я замечала машину Андрея, припаркованную возле дома. Он не выходил из неё, просто сидел и смотрел на окна.
После второго судебного заседания, на котором судья обязал Андрея выплачивать алименты в размере 25% от дохода, Людмила Сергеевна подкараулила меня у здания суда.
— Ты думаешь, что выиграла? — её голос был спокойным, что пугало ещё больше. — Запомни: мы заберём мальчика. И тогда уже ты будешь платить нам алименты.
В тот вечер я не могла уснуть. Положила Мишу рядом с собой, вслушивалась в его дыхание и представляла, что будет, если они действительно заберут его. Я знала, что по закону преимущественное право на воспитание детей до 6 лет имеет мать. Но также знала, что у Андрея были связи и деньги. А у Людмилы Сергеевны — патологическая одержимость внуком.
На следующее утро я проснулась с чётким планом действий.
*Первое. Работа.* Я не могла больше сидеть без стабильного дохода. По совету подруги я зарегистрировалась на бирже удалённых вакансий и нашла подработку — расшифровка аудиозаписей для медицинской компании. Платили немного, но я могла работать ночью, когда Миша спал.
*Второе. Доказательства.* Я купила диктофон и стала записывать все разговоры с Андреем и его матерью. Установила приложение, которое сохраняло историю смс. Собирала каждую квитанцию, каждый чек, подтверждающий расходы на ребёнка.
*Третье. Поддержка.* Я обратилась в центр помощи женщинам с детьми. Рассказала свою историю психологу, и она подтвердила, что готова свидетельствовать в суде о моём адекватном психологическом состоянии. Там же я познакомилась с другими мамами в похожих ситуациях. Их истории помогли мне понять, что я не одна.
Месяц спустя Андрей впервые перевёл алименты — 12 тысяч рублей. Это было вдвое меньше присуждённой суммы, но даже эти деньги стали для нас с Мишей спасением. Я смогла купить ему новую одежду и оплатить аренду без кредитной карты.
А через две недели пришла повестка в суд. Людмила Сергеевна сдержала обещание — они с Андреем подали иск о лишении меня родительских прав. Основания были те же: «неподходящие условия проживания», «нестабильное психическое состояние матери», «препятствование общению с отцом».
— Не паникуйте, — сказала Ольга, когда я, рыдая, позвонила ей. — У них нет ни одного реального доказательства. А у нас есть всё: справки, записи, свидетели. Мы выиграем.
На заседании Людмила Сергеевна предстала образцовой бабушкой: элегантно одетая, с безупречной причёской и фотографиями «детской комнаты, оборудованной для внука». Она говорила тихо, иногда промакивая глаза платочком:
— Моя невестка не справляется с воспитанием. Ребёнок часто плачет, у него не по возрасту маленький словарный запас. Она не выгуливает его на свежем воздухе, потому что всё время сидит за компьютером...
Каждое слово было ложью. Миша в свои почти два года уже говорил простые предложения, знал цвета и формы. Мы гуляли каждый день — в любую погоду, потому что нам обоим нужен был свежий воздух и солнце. А за компьютером я действительно сидела — но только ночами, когда он крепко спал.
Андрей сидел рядом с матерью и смотрел в пол. Я пыталась поймать его взгляд, но он избегал смотреть на меня. Ему было стыдно? Или он просто выполнял то, что говорила ему мать?
Когда пришла моя очередь говорить, я достала телефон и включила запись. На ней Людмила Сергеевна угрожала «отобрать ребёнка» и «сделать так, чтобы я больше никогда его не увидела».
— Это незаконная запись! — вскричала она. — Она не может быть доказательством!
Но судья уже слышала достаточно. Она внимательно изучила заключение психолога из центра помощи, посмотрела фотографии нашей с Мишей квартиры, выслушала показания соседки, которая регулярно видела нас на прогулках.
— Суд отказывает в удовлетворении иска о лишении родительских прав, — объявила она в конце заседания. — Более того, суд считает необходимым назначить экспертизу для оценки психологического состояния заявителей, учитывая характер их действий в отношении матери ребёнка.
Я не могла поверить, что всё закончилось. Мы выиграли! Миша остаётся со мной, и никто не сможет его забрать.
Выходя из зала суда, я столкнулась с Андреем. Он стоял один, без матери, которая уже ушла, громко обвиняя «продажных судей» и обещая «дойти до Верховного суда».
— Я не хотел этого, — сказал он тихо. — Это всё мама. Она заставила...
Я посмотрела на него — человека, которого когда-то любила, которому верила. Сейчас передо мной стоял слабый, сломленный мужчина, не способный противостоять собственной матери.
— Знаешь, в чём твоя проблема, Андрей? Ты всегда ищешь кого-то, кто примет решение за тебя. Раньше это была я, сейчас — твоя мать. Но Миша — это твой ребёнок. И только ты решаешь, каким отцом для него стать.
Я развернулась и пошла к выходу, где меня ждал Миша с няней, которую я наняла на время суда — соседской девочкой-студенткой.
— Можно я буду его видеть? — спросил Андрей вслед. — Без мамы, просто... видеть иногда?
Я обернулась:
— Конечно, можно. Ты его отец. Но сначала подумай, нужно ли это тебе на самом деле, или это просто способ успокоить свою совесть.
***
Прошёл почти год с того дня. Многое изменилось.
Я нашла постоянную работу в IT-компании — копирайтером с возможностью работать удалённо. Теперь могу позволить себе снимать квартиру побольше, в районе с хорошим детским садом, куда ходит Миша.
Андрей больше не живёт с матерью. Он снимает небольшую однушку и регулярно видится с сыном — сначала раз в неделю по выходным, а теперь иногда забирает его на ночь. Людмила Сергеевна после проигрыша в суде перестала мне угрожать, но и не пыталась наладить отношения.
Недавно Андрей предложил снова сойтись. Сказал, что понял свои ошибки, что скучает по нам, что хочет снова стать семьёй. Я смотрела на него и думала: смог бы он защитить нас, если бы его мать снова начала свои игры? Смог бы поставить наше благополучие выше её желаний?
Я не знаю. Но знаю точно: то, что я сделала тогда — когда нажала кнопку экстренного вызова, когда решила бороться, а не терпеть — изменило нашу жизнь. И я никогда не пожалею об этом решении.
Если эта история показалась вам знакомой, и вы оказались в похожей ситуации — помните: вы не одни. И вы сильнее, чем кажется.