Поэт Сергей Иванов страдал. Страдал красиво, с душой, как умеют страдать только поэты.
— Я осел! Мерзавец и бездарность! — театрально объявил он монитору ноутбука, с которого на него смотрел девственно-чистый лист. — Я обидел Аньку, и она ушла. И муза моя ушла вместе с ней. Потому что ее я тоже, похоже, обидел!
Он уронил голову на стол рядом с клавиатурой. Хотелось зарыдать. Но ведь мужчины вроде не плачут. Поэтому он просто закрыл глаза и упивался своим горем.
И вдруг почти у него над ухом кто-то кашлянул. Сергей открыл один глаз. Второй от удивления открылся сам.
***
Перед ним стояла дама. Такие обычно украшают обложки журналов, рассказывающих об «успешном успехе». У нее было все! Длиннющие ноги начинались высокими каблуками и уходили в бесконечность, чтобы иногда игриво мелькнуть в разрезе черного, облегающего платья. Талия тонкая до неправдоподобности, а над ней такое декольте... Даже поэт Сергей Иванов не сразу подобрал слова, чтобы описать сие великолепие.
— Добрый день, сударыня. С кем имею честь? — от удивления Иванов перешел на светский стиль беседы.
— Да ладно тебе, Серега! — «Сударыня» улыбнулась пухлыми губками. — Давай без этого. Нам с тобой теперь вместе работать. Я твоя новая муза.
Не дожидаясь приглашения, она устроилась на диване, закинула одну стройную ножку на другую и продолжила.
— Ты же жаловался, что с моей предшественницей много не заработаешь. Что поэзия — это в основном не про деньги. Аньке своей все нервы измотал своими исканиями и нервными срывами. Да ты не хмурься. Я на твоей стороне. Эти музы старой формации давно себя изжили. Ни вкуса, ни ума, ни пользы! Хорошо, что ты ее прогнал. Да и, если честно, Анька тоже вовремя ушла. Блеклая она у тебя какая-то. Одно достоинство — терпеливая.
— Не знаете вы ее! — обиделся Сергей. — Аня замечательная. И муза у меня была хорошая. Я ее представлял чем-то на Аньку похожей. Виделась она мне такой же хрупкой, маленькой, синеглазой и почему-то в льняном платьице и веночке из ромашек...
— Вот-вот. Я и говорю, — закивала новая муза. — Простая, как три копейки. В общем, особа совершенно старомодная и бесполезная. Мы, музы, не должны отставать от прогресса! Время сейчас стремительное, некогда рассиживаться с каждым четверостишьем, и веночки плести тоже некогда! Я вот пока тебя слушала, уже набросала кое-что. Оцени.
Она положила руку с наманикюренными длинными ноготками поверх декольте, откашлялась и запела:
— Как прекрасен этот сыр, посмотри-и-и! Как прекра-а-асен этот сы-ы-ы-р!
Сергей Иванов подпрыгнул на стуле и чуть не зажал уши руками: голос у новоявленной Музы был дребезжащий, неприятный, но чрезвычайно громкий.
— Ну как? — поинтересовалась она, замолчав. — Креативно? Свежо? Нужно, конечно, немного доработать. Но сама идея хороша!
— Что это было? — выдавил Сергей. — Это же чушь какая-то. К тому же плагиат!
— Экий ты капризный, — нахмурилась Муза. — Все стихи на свете, если хочешь знать, плагиат. Если копнуть поглубже, то все, что вы написали со своей старой музой, тоже уже когда-то было! Может, только слова чуточку отличались. А так все одно и то же: любовь, смерть, надежда, счастье, боль! Чего нового-то вы сочинили?
— Пусть! — Сергей вскочил со стула. — Мы писали о вечном! Но моя старая муза подсказывала мне нужные слова, живописные метафоры, глубокие строки... Это было красиво! А ты про какой-то сыр! Я не хочу про сыр. И про колбасу не хочу. Что ты за муза такая?
— Самая нормальная и востребованная. — Муза немного обиделась. — Я муза рекламы! Знаешь, что такое реклама? Объяснять не надо? Вот на чем поэты зарабатывают нынче деньги! И, между прочим, там тоже о вечном! Еда, одежда, потребности всякие. Почему про любовь писать можно, а про еду нельзя?
— О боже, — простонал Сергей и упал на диван рядом с музой. — Я не хочу! Уважаемая, верните мне мою музу в скромном платьице и веночке. Она стояла у меня за спиной, тихонько нашептывала, дарила счастье, а я ее не ценил.
— Глупости! — заявила муза, подвинулась к Сергею и приобняла его за плечи. — Не паникуй! Все у нас с тобой будет хорошо. Привыкнешь. Денег заработаешь, а там и Аньке своей бесцветной замену найдешь.
Сергею стало так горько, что он уронил голову на грудь и заплакал...
***
— Сережа. Сережа, ты чего?
Его кто-то тряс за плечо. Сергей Иванов открыл глаза: Анька. Стоит рядом со столом в льняном светлом платьице, смотрит на Иванова синими испуганными глазами. Он сгреб ее в охапку, уткнулся носом в живот и запричитал:
— Ты ушла, и муза моя ушла. Я сидел за столом, мучился, искал рифму... А ее не было и все тут! И вдруг приходит эта! С ногами, губами и на каблучищах. «Все, — говорит, — теперь ты мой! Рекламу писать будем, денег заработаем». А я так испугался. Ведь от такой не вырвешься.
— Сережка, ты что, головой ударился? — обеспокоилась Аня. — Ничего не поняла. Бред какой-то...
Сергей оторвался от Ани, посмотрел в ее глаза — синие, тревожные:
— Действительно бред... Как же я рад, что ты вернулась!
— Да я не вернулась, — спохватилась Аня, отстраняясь. — Забыла просто кое-что. Отпусти. После того, что ты мне наговорил, так легко не возвращаются.
Сергей Иванов поник: действительно, наговорил он много. Так много, что даже его тихая, терпеливая, родная, понимающая Аня топнула ножкой и хлопнула дверью: «Надоело! Живи как знаешь, гений непризнанный!»
***
Это случилось почти неделю назад. Он как раз закончил свой шедевр — поэму в стихах. Написал, полюбовался и надумал опубликовать. Но его детище оказалось никому не нужным.
— Иванов, ну куда тебя понесло? Это никто не будет читать, — опустил Сергея с небес на землю его редактор Павел. — Оставь свою поэму себе, а мне напиши, будь любезен, поздравление в стихах для начальника одной крупной фирмы. Коллектив коллег заказал. Или можешь накропать поздравление для бабули большого семейства. Родные хотят поздравить старушку с размахом.
— Какая бабуля? Какой начальник? — буквально взвыл Иванов. — Я тебе о прекрасном, а ты мне о ширпотребе!
— Ты есть хочешь, Иванов? — поинтересовался Павел. — Тогда пиши, что люди просят. Твое великое и прекрасное сейчас не в ходу! А продолжишь выкобениваться, и эти заказы кому-нибудь другому отдам! Вообще будешь рекламные слоганы кропать по пять копеек за пучок! И то, если кто-нибудь тебе такое доверит!
— Иуда! — сообщил в трубку Иванов.
Трубка хмыкнула и выпустила Сергею в ухо очередь тоскливых гудочков.
Сергей уткнулся в ноутбук и заскрипел мозгами, пытаясь создать симпатичное поздравление для чужой бабули.
Именно тогда с работы вернулась Аня.
— Привет, Сережка, закончил свою поэму? — поинтересовалась она с порога.
Вот тут его и прорвало:
— Закончил! Но только не понимаю зачем?! Кому это нужно? Ограниченным обывателям поэзия не нужна. Никому она не нужна! Может, и правда в рекламу податься? А что, сиди себе, сочиняй глупые писульки про кошачий корм и зубную пасту!
— Чего ты на меня-то злишься, Сережка? — опешила Аня. — Ну, может, сейчас такое время... Не все понимают твои стихи. Придется, наверное, иногда и про зубную пасту писать.
— Ду.ра! — взвился Иванов. — Я-то думал, что хоть ты меня понимаешь! А ты, как все они. Хотя чего я ждал от счетовода! У тебя же одни цифры на уме. Бухгалтерша зашоренная!
Он отшвырнул стул, навис над Аней, зло посмотрел в ее потемневшие от обиды глаза и добил:
— Убирайся! Нечего мне одолжение делать. Денег я не зарабатываю. Не то что ты! Ты же у нас добытчица, мать-волчица! А я так — писака-неудачник. Не нужна мне твоя жалость!
От злости на весь мир Сергей, казалось, позабыл, что именно на Аню орать и не стоило. Ведь только она всегда его поддерживала, защищала от тестя, который считал Ивановна нищим бумагомарателем. Никогда не попрекала деньгами и искренне верила в Серегин талант. Поэтому не протестовала, когда Иванов засел дома, перебивался нечастыми копеечными заказами, а все остальное время творил.
Слезы, крупные, словно градины, закапали с Аниных ресниц, морщинка прорезала переносицу.
— Уйду... — прошептала она. — Сиди один в своей квартире и ненавидь всех, сколько влезет!
— А точно! Квартира у меня есть. Хоть что-то... Хотя тоже не моя! Бабка оставила, моей писаниной только на коробку из-под телевизора и можно заработать, — заходился Сергей. — Если сможешь, и музу мою бесполезную прихвати. Не нужна она мне. Поэзия — это не про деньги! Может, без нее мне про кошачий корм будет легче писать!
Аня ушла, а Сергей остался. Злость иссякла, улетучилась, на смену ей пришел стыд. Как он мог так поступить с Анькой? Она же почти святая. Терпела, подбадривала, любила. И вот теперь он совершенно один в пустой квартире.
Позже Сергей обнаружил, что, похоже, и муза его покинула. Не писалось совершенно ничего. Не было больше за его спиной придуманной девушки, так похожей на Аню. Вот тогда и пришел страх...
***
— Аня, я буду работать кем прикажешь: пойду на завод, если хочешь, дворником устроюсь. Творить стану в свободное время. Только не уходи! — взмолился Иванов. — Клянусь, никогда больше тебя не обижу. Я же без тебя ничего не могу: ни писать, ни жить!
— Один раз, — согласилась Аня, стряхнув с ресниц последнюю слезинку. — Единственный раз я тебя прощу. Я ведь сильнее всего даже не на «д.уру» обиделась, и не на твою истерику. А на то, что ты сказал: «Ты как все!» Я после этих слов и решила: конец нашей семье. Я же всегда для тебя была особенной, как и ты для меня... А раз стала «как все», значит, что-то сломалось.
— Спасибо, — то ли вздохнул, то ли всхлипнул Сергей и обнял жену.
***
А ночью к Иванову вернулась муза. Он сидел за компьютером, смотрел в монитор, думал и вдруг...
— Прекрасное перемирие. — То ли шепот, то ли ветерок за спиной. — Здорово, когда любовь побеждает. Напиши об этом, я помогу.
Иванов почувствовал запах лета, солнца, ромашек. Он не стал оборачиваться — незачем. Сергей знал, что это она. Стоит в своем светлом льняном платьице, положив тоненькую руку на спинку стула, улыбается синими, как цветки весенней горечавки, глазами и нашептывает нужное.
Пальцы забегали по клавишам. Он писал о простом и важном: о любви, о доме, о прощении... И, конечно, об Ане.
***
Шло время. Многое изменилось в жизни Сергея Иванова. В рекламу он не пошел: кошмарный сон был еще свеж в памяти. Да и вирши на заказ перестал писать. Устроился на самую прозаическую работу: стал развозить заказы на старенькой машине, которую ему выдал напрокат тесть.
— Смотри не побей моего мустанга. Езди аккуратно. А вообще, я рад, что ты бросил страдать ерундой и решил стать нормальным мужем для моей дочери, — проворчал он, вручая Сергею ключи.
Сергей поблагодарил, но, конечно, не стал объяснять, что он не бросил поэзию. Просто теперь писал редко, по ночам, под диктовку своей несовременной музы. Творил и складывал в папочку на ноутбуке. Но перед этим обязательно читал свои стихи Ане, просто потому, что ей нравилось слушать.
***
Но однажды они поехали с Аней справлять годовщину на море.
— У меня для тебя стихотворение, — сказал Сергей, когда они вечером сидели на пляже.
— Всего одно?
— А сколько нужно?
— Ну не знаю… У меня для тебя много стихов.
Аня протянула Сергею книгу.
— Это же… — он перелистывал страницы, гладил обложку, смотрел и не верил.
— Твои стихи, — улыбнулась Аня. — Я решила сделать тебе подарок. Издала твою книгу. Малюсеньким тиражом. Но мне так хотелось, чтобы она была.
Сергей прижал жену к себе. Слов не было. «Ты сделал правильный выбор, когда выбрал её», — прошелестела муза у него в голове.
Говорят: поэзия живёт в сердцах читателей. И это правда. Для Сергея она поселилась в сердце одной-единственной женщины, которая верила в него и любила.
Автор: Алена С.