— Ты хоть поняла, на кого выходишь? — с ледяной усмешкой спросила Зоя Сергеевна, отпивая кофе и не отрывая взгляда от Алины.
— На юриста, — сдержанно ответила Алина, опуская глаза в чашку. — На умного, перспективного мужчину.
Зоя Сергеевна хмыкнула, поставила чашку на блюдце с таким звуком, будто приговор подписала.
— Перспективного? Ой, девочка моя, ну перспективный — это в тюрьму попасть можно. А Максимка твой — это про другое. Он не перспективный, он расчётливый. Прям как калькулятор: нажал кнопочку — выдал формулу выгоды.
— Он просто умеет думать головой, — отрезала Алина, и в голосе мелькнула знакомая колючесть. Она её давно берегла для Зои Сергеевны.
— А ты — чем думаешь, интересно? — фыркнула свекровь и с наслаждением откинулась на спинку стула. — Сердцем? Ну-ну. Сердцем ипотеку не погасишь. А что там у вас — семь миллионов? Или уже восемь?
Алина молчала. Эти разговоры были как пытка. Не потому что Зоя Сергеевна была неправа. А потому что была права — слишком уж точно и безжалостно.
Алина вышла замуж за Максима три месяца назад. Пышная свадьба была, всё как полагается: банкет в зале с люстрами «под Версаче», живая музыка, артисты с фальшивыми улыбками, пять смен платьев и двадцать тысяч шагов по кругу «поздравить-обнять-сфотографироваться». Всё это оплатили родители — с двух сторон. Особенно старалась мать Алины, Людмила Аркадьевна: женщина суровая, экономная, но ради «взрослой жизни» дочки взяла кредит.
— Устроим всё по уму, — сказала она тогда. — Не хуже людей. Он у тебя кто? Юрист? Вот пусть и будет свадьба на уровне. А потом вы в квартире поживёте, а мы под ипотеку поможем.
Вот она и живёт теперь. В квартире Максима. Точнее — в квартире, оформленной на его мать, с ипотекой, записанной на него, и ремонтом, которым занималась исключительно Алина.
И всё было бы ничего, если бы Максим не смотрел на неё так, как смотрят на недоделанный проект. Без раздражения, но и без интереса. Как будто она — не жена, а подушка с IKEA: функциональная, нейтральная, и — желательно — не болтать.
Максим возвращался поздно. Всегда.
Он объяснял это делами. То суд, то совещание, то клиентка «с безумным мужем».
— Какая уж тут романтика, Алина, — говорил он, снимая пиджак. — У меня работа, я зарабатываю. Ты же хотела в центр? Вот и платим.
— Я хотела влюбиться, Макс. — тихо, почти неслышно.
Он даже не повернул головы.
— Можешь влюбляться, — бросил он с кухни. — Только не в соседа. У нас камера на лестничной площадке.
С Зоей Сергеевной жили... ну, скажем, параллельно. Она приходила каждый второй день. С ключами.
— Алина, я как мать — имею право.
— Вы — его мать. А я — его жена.
— Ну вот и договоримся по-женски. Я — главная, ты — хозяйка. Но по списку, не по факту.
Диалоги были мучительные, и всегда с одной и той же подоплёкой. Кто кого выдавит.
Алина мыла полы — Зоя Сергеевна указывала, что «в углу пыль».
Алина варила суп — свекровь доставала контейнер с фразой:
— На работе нормально кормят. Без твоих этих... новомодных приправ.
Но однажды Алина заглянула в документы. Не специально, клянусь. Просто Максим оставил ноутбук открытым, а там — вкладка с ипотекой.
И вот там она и увидела: графа созаемщиков. Зоя Сергеевна. Алина — никто.
Даже не поручитель. Не временный собственник. Не участник доли. Ноль.
— То есть, если мы разведёмся, — спросила она вечером, когда он ел без особого аппетита, — я останусь без квартиры?
— Ну, во-первых, кто говорил о разводе? — не поднимая глаз, пробурчал он. — А во-вторых, это не твоя квартира. Это наша с мамой.
— Ну да, как у всех нормальных людей, — прошипела Алина, — жена и мама — партнёры по недвижимости. Идеально. Особенно для интимной жизни.
Максим встал, бросил вилку в раковину.
— Хочешь уйти? Уходи. Только без трагедий. Я честно сказал — ты в это вложила только время. Деньги были мамины.
Она ничего не ответила. Только подошла к шкафу, достала чемодан.
— Я ещё вернусь. Но уже не с любовью, Макс. А с юристом.
— Как скажешь, — пожал он плечами. — Только ты же даже не знаешь, как подаётся иск.
Она остановилась у двери.
— А ты не знаешь, на что способна женщина, которой больше нечего терять.
Той ночью она переночевала у подруги. В халате. С флаконом коньяка. И с одной фразой на языке:
«Меня вычеркнули из жизни. Осталось вычеркнуть вас из своей.»
А утром позвонила Зоя Сергеевна.
— Надо поговорить. Не по-женски. По-человечески.
— Поздно, — отрезала Алина. — Я поняла, кто в этом доме человек, а кто — собственник.
Зоя Сергеевна молчала секунду. Потом сказала:
— Если не боишься — приходи. У меня есть к тебе деловое предложение.
— Деловое? Вы же меня терпеть не можете.
— Не путай. Терпеть — это эмоция. А сейчас — расчёт.
И почему-то, именно эта фраза Алине показалась... знакомой. Будто она её уже слышала. От другого, с тем же пустым взглядом.
Максим не знал, что его мать способна говорить с такой интонацией.
А Алина не знала, что способна соглашаться.
Но она пришла.
И всё началось сначала.
Алина пришла к Зое Сергеевне на следующий день. Без звонка, но с гордо поднятым подбородком и пакетом с апельсинами — не подарок, а, скорее, дипломатический жест.
Зоя открыла дверь сразу. Как будто ждала. В халате, с фужером вина и взглядом, в котором перемешались раздражение, расчёт и капля чего-то, похожего на уважение.
— Всё-таки пришла. Значит, гордость не до потолка. Заходи, — сказала она без приветствия, делая шаг в сторону.
— Не из-за гордости. Просто я люблю слушать, как взрослые люди внезапно вспоминают, что я — не мебель, — Алина прошла в гостиную и уселась на самый краешек дивана. Как в кабинете стоматолога: вроде бы место мягкое, а ощущение — как перед приговором.
— Мебель не орёт в трубку, что вернётся с юристом, — усмехнулась Зоя, усаживаясь напротив. — У меня была посудомойка, вот она молчала. И то, пока не сгорела.
— Вы же меня терпеть не можете. Что вдруг? Решили сжечь — как технику?
Зоя отпила глоток и внимательно посмотрела на неё.
— Я тебя не люблю. Не скрываю. Но, в отличие от моего сына, я умею отличать дураков от полезных дураков. И вот сейчас ты — вторая категория.
— Очаровательно, — Алина скрестила руки на груди. — Спасибо, что не первая.
— Можешь не язвить. Я тебя не за ласковый голос позвала. У меня к тебе вопрос. Серьёзный. И с продолжением.
Выяснилось следующее.
Квартира, в которой жили Максим и Алина, на самом деле принадлежала Зое Сергеевне. Она купила её семь лет назад — ещё до того, как сын начал «двигаться по карьере» и носить галстуки даже в субботу. Оформила на себя, оформила ипотеку тоже на себя, но потом — уже в процессе — перевела часть выплат на сына, мол, пусть учится взрослой жизни.
— Он думал, что владеет квартирой. А на самом деле просто платит мне рассрочку. Семейная ипотека по-русски, — усмехнулась Зоя. — Я умная, Алина. А он — слишком уверенный в себе. Даже не проверил бумаги.
— Подождите… То есть вы его тоже обманули? — Алина прищурилась. — А вы хороши… Вы — мать.
— Я мать, не спонсор. Он мне обязан. Его образование, связи, даже эта работа — всё через моих знакомых. Я вырастила мужчину. Но он оказался мальчиком. И знаешь, что самое противное? Жену себе выбрал — тоже не с характером, а с «удобством». Ты для него — пункт в чек-листе. Но я вижу — ты умеешь злиться. Значит, не безнадёжна.
— Вы, кажется, хотите от меня какой-то грязи, — медленно сказала Алина. — Говорите уже.
Зоя поставила фужер на стол. Лак для ногтей у неё был сколот, что в этот момент казалось символом.
— Ты хочешь жить одна?
— А вы хотите, чтобы я ушла?
— Наоборот. Я хочу от тебя мести. Элегантной. Законной. И, желательно, такой, чтобы мой сын на коленях просил прощения у обеих.
Алина чуть не подавилась.
— Простите, но это... сценарий плохой мелодрамы.
— Нет. Это сценарий жизни. Хочешь — действуй. Не хочешь — живи дальше в гостях. Я предлагаю тебе квартиру. Маленькую, но свою. Не в центре, конечно. Спальный район.
— А в чём подвох?
— Мне нужно, чтобы ты помогла мне отобрать у Максима мою квартиру обратно. Он её уже начал продавать. Нашёл покупателя. Без моего согласия. Только не знает, что я — всё ещё собственник.
Алина застыла.
— И что я должна сделать?
— Развести его. По-настоящему. Через суд. С разделом имущества, с привлечением юристов, со скандалом. А потом — подать встречный иск от моего имени. За самоуправство. Адвоката я дам. Квартиру — тоже. А ты ему — по больному. Как женушка, которую выбросили.
Алина долго молчала.
— Вы хотите, чтобы я развязала с вашим сыном войну. А сами остались в тени.
— Я — мать. Мне позволено. Ты — пешка. А можешь стать ферзём. Выбирай.
Максим позвонил ей вечером. Голос был уставший.
— Прости, я был резок. Устал просто. Может, вернёшься?
— А ты не боишься камеры на лестничной площадке? — сладко пропела Алина.
— Алина, ну не начинай...
— Я не начинаю. Я заканчиваю. Завтра мы увидимся. У твоей мамы. Подпишем кое-что.
Он выругался, но Алина уже положила трубку.
На следующее утро она стояла у нотариуса с двумя женщинами. Одна — сухая, с седыми волосами, с глазами, в которых плескалась ледяная победа.
Другая — молодая, с тенью грусти, но с новой силой в голосе.
И подпись на договоре аренды маленькой квартиры в Кузьминках вдруг казалась ей самым дерзким жестом в жизни.
Не любовь.
Не преданность.
Не наивность.
А вот это — подпись.
Под свободой.
Вечером Зоя прислала ей смс:
«Ты — молодец. Но игра только началась.»
Алина посмотрела на сообщение. И улыбнулась.
Она знала, что это ещё не финал.
Но впервые чувствовала: теперь — она в игре. Не в декорации.
Судья листала бумаги медленно. Как будто пыталась прочесть не строки, а судьбы между строк. В зале пахло лаком для волос, страхом и чужой парфюмерией.
Максим сидел рядом со своим адвокатом — молодой, уверенной в себе блондинкой, у которой в глазах плескалась скука. Видно было: процесс казался ей пустячным делом.
Алина — напротив. Чёрный строгий костюм, сдержанная прическа, взгляд — прямой, как у человека, который уже прошёл через ад и знает, где выход.
Зоя Сергеевна сидела в третьем ряду, как тень. Ни слова, ни жеста. Только губы поджаты и подбородок чуть выше, чем надо.
— Поддерживаете ли вы иск о разводе? — ровно спросила судья, смотря на Максима.
— Да, — ответил он. — Брак изжил себя. Мы слишком разные.
Алина не сдержалась.
— Слишком разные. Он — амбициозный манипулятор. Я — наивная жена, которая думала, что любовь — это больше, чем должностная обязанность.
Судья приподняла брови.
— Замечание принято. Продолжим.
Суд шёл два часа. Максим пытался выглядеть достойно, но пот лоснился на висках, а ногти он сгрыз ещё на середине заседания.
Когда Алина достала распечатку переписки, где он обсуждал с риэлтором продажу квартиры, уверенность адвоката резко потускнела.
— Вот это сообщение: «Старая ведьма всё равно ничего не поймёт, если бумажку переделать через знакомых» — было адресовано риэлтору, верно? — уточнил судья.
Максим заёрзал.
— Это шутка.
— О, какие вы весёлые, — сказала Алина с улыбкой. — И главное — юридически тонкие. Прям стендапер в суде.
Когда слово взяла Зоя, зал замолчал. Её голос был ровный, без эмоций, но в каждом слове сквозило что-то ледяное.
— Я — собственник квартиры. Документы у меня. Мой сын... — она сделала паузу, как будто впервые в жизни всматривалась в него. — Мой сын забыл, что если человек тебе что-то дал, это не значит, что он дал тебе право всё это разрушить.
Максим хотел встать, но судья подняла руку.
— Сядьте.
Алина смотрела на всё это с тихим удовлетворением.
Она не мстила — она очищалась.
Позже, уже в коридоре, когда решение было принято — брак расторгнут, имущество разделено, квартира возвращена Зое, — Максим подошёл к Алине. Один, без адвоката.
— Ты довольна? — тихо спросил он. — Тебе это было нужно? Это ведь ты всё с мамой придумала.
— Нет, Максим, — вздохнула она. — Я просто вовремя поняла, что твоя любовь — как айфон на витрине. Гладкая, красивая, но чужая. И поцарапать страшно.
— Ты думаешь, я плохой?
— Я думаю, ты — пустой. Ты всё время хочешь чего-то, но даже сам не знаешь, чего именно. Жену, квартиру, карьеру. Только вот ты забыл, что настоящие вещи не работают как мебель из ИКЕА. Их не собираешь из инструкции. Их строишь.
Он отвёл взгляд.
— Ты мне мстишь?
Алина усмехнулась.
— Я тебя отпустила. А это, знаешь ли, куда больнее мести.
Через три недели она уже жила в новой квартире. Маленькая, с плиткой а-ля «конец девяностых», запахом старого линолеума и видом на соседский балкон, где бабка сушила трусы любого размера.
Но это было — её.
Алина повесила зеркало, купила кастрюлю и впервые за долгое время приготовила ужин только для себя. Съела молча. И улыбнулась.
Телефон пиликнул. Сообщение от Зои Сергеевны.
«Если решишь, что хочешь учиться, у меня есть знакомый на юрфаке. Подумай. У тебя хватит ума.»
Алина поставила телефон на стол и отхлебнула чай.
Теперь она знала, что у неё точно есть не только ум.
У неё есть сила.
И сердце. Не изо льда — но с бронёй.
Максим тем временем остался с голым диваном, скандальной репутацией и матерью, которая больше не брала трубку.
Потому что ледяные королевы умеют быть щедрыми. Но только один раз.
Конец рассказа