– Ира, нам надо поговорить.
– Ну? – Я подняла голову и посмотрела на него. Стоит в дверях, мнётся, смотрит в сторону.
О! Это знаете, когда человек начинает себя вести не так, как обычно? И ты сразу понимаешь, что с ним что-то не то? Нутром чуешь, как говорила моя бабушка. Мне в этот момент сразу как-то нехорошо стало, в груди заныло.
– Я, в общем... – Костя почесал затылок, переступил с ноги на ногу. – Я хотел сказать... Мне надо уйти.
– Куда? – не поняла я. – Сейчас почти девять вечера, дети спят, куда ты сейчас попрёшься?
– Нет, я насовсем. Я, в общем, я развод подал, – выпалил он и отступил на шаг.
Я выронила ручку. Вот так вот запросто "насовсем".
И вроде как мы с ним не жили душа в душу, но пятнадцать лет вместе – это вам не хухры-мухры. И были же мы, вроде как, нормальной семьёй. Я не пилила его особо, не гуляла на сторону. Он вроде тоже не давал повода думать, что ему со мной плохо.
– Может объяснишь, какого... – я запнулась, дети же спят, не ругаться же матом в полный голос прямо на кухне, хоть и очень хотелось,– какого хрена происходит?
– Да что объяснять? – Костя наконец набрался смелости и уставился мне прямо в глаза. Но это было, знаете, не такое мужественное «смотрю тебе в глаза», а такое «я трус, но изображаю смелость». – Я устал. Надоело всё. Пятнадцать лет – это... в общем, это слишком много.
– Костя, – сказала я тихо, но знаете, таким тоном, после которого даже мой сын, когда ему три года было, понимал, что лучше маму не злить, – ты меня пугаешь. И бесишь.
– Да-да, ты только так и умеешь, да? – вдруг ощетинился он. – Сразу «Костя, ты меня бесишь!». А я устал! Хочу пожить для себя! Ты еще не поняла?
Это, простите, что сейчас было?
– Костенька, – ласково сказала я, – а может тебе просто отдохнуть? Без меня и детей? На недельку?
– Нет, всё уже решено, я подал на развод. И даже вещи собрал. И еще, Ир, – он сделал шаг назад, будто опасаясь, что я сейчас в него чем-то запущу. – Ещё насчёт квартиры. Платить ипотеку я больше... ну, не смогу. Не буду. Ты уж сама разбирайся... в общем, как хочешь.
Как ЧТО?! Это вот как вообще понимать? Стоп-стоп. Развод – ладно. Бывает. Некоторые по нескольку раз женятся-разводятся. Но как это – не буду платить ипотеку?
– Так, Костя, ты это серьезно? – Я кое-как справилась с первым шоком и дрожью в руках, и попыталась спросить ровным голосом. – То есть, ты нас бросаешь, меня и детей? А квартира как?
– Мама говорит... – начал Костя, и я просто физически ощутила, как вот в этом месте пазл с треском и скрежетом сложился.
Ну конечно! А я-то, наивная, всё прикидывала, с какого перепуга спустя пятнадцать лет мой муж вдруг решил, что с него хватит семейной жизни? Это всё Людмила Петровна! Это всё она!
***
– Так, Костя, или ты рассказываешь мне всё по порядку, или я за себя не отвечаю! – рявкнула я на него, плюнув на всё. – Ипотеку он не будет платить. Сколько мы ее платили, – я даже задохнулась от возмущения, – пятнадцать лет! Пятнадцать! И тут ты такой – о-о-о, я устал, плати сама, я ухожу! И мама твоя что там говорит?! Что говорит, Костя?! Что. Твоя. Мама. Говорит?!
– Что мы должны квартиру продать, – буркнул он.
Как продать?! Продать квартиру, в которую мы пятнадцать лет этой долбаной ипотеки карячились? По пятьдесят тысяч в месяц платили? Почти расплатились? Мы что, с ума сошли, Костенька, да чего ради?!
– А как же дети, Костя? – хрипло спросила я. – Где мы с ними будем жить?!
– Ну... снимете что-то, сейчас много предложений по сдаче жилья, я могу тебе помочь подобрать подходящее жилье, чай не чужие, – он отвёл глаза.
Я тупо уставилась на него, не в силах поверить.
Снимите что-то. Отличный выход. Я, разведенка с двумя детьми, буду снимать что-то. На мою, между прочим, учительскую зарплату. Ведь именно это меня заботит, да, Костенька? Где бы квартиру-то снять? А не вот это вот всё – где бы взять деньги, чтобы эту аренду и еду оплатить?!
– Костя... – Тут я поняла, что теряю над собой контроль. – А какого... собственно... Можно хоть объяснение-то нормальное получить? Зачем вообще продавать? Может, ты просто уйдешь, а?
– Мама говорит, что если мы не продадим квартиру сейчас, то... – он запнулся.
– Что?
–То ты можешь всё забрать себе.
А-а-а, то есть, по мнению Людмилы Петровны, это я, значит, коварная разлучница, отбираю у сына всё нажитое непосильным трудом? Это я решила развестись, а не её мальчик? Конечно, это я же решила его приватизировать, как говорила она своей соседке по телефону, думая, что я не слышу!
– Мама уже и заявление в суд со мной сходила подала, – добил меня Костя, потрясая бумагами, которые протянул мне. – О разделе имущества. Чтобы всё было по закону.
***
Я пробежала глазами по строчкам. Слова прыгали, но кое-что мне удалось разглядеть. Заявление о разделе совместно нажитого имущества. Требование... бла-бла-бла... В связи с невозможностью погашения оставшейся задолженности по ипотеке... бла-бла-бла... Продать ипотечную квартиру и разделить вырученные после выплаты оставшейся суммы кредита средства в равных долях...
Следующие несколько минут мы молчали. Я – не в силах поверить во весь этот бред. Костя – не рискуя больше ничего говорить.
Я сделала глубокий вдох, выдох – знаете, как советуют успокаиваться? Так я и сделала. И ещё вспоминала, что дети спят рядом.
– На тебя это не похоже, – наконец сказала я. – Это она тебя настроила. Опять. И ты... – я осеклась, поняв, что продолжать бессмысленно.
– Костя, – я дернула уголком рта, это типа улыбка такая получилась, – скажи, если бы я сама тебе заявила – давай, мол, разведёмся и квартиру продадим, а ты дальше разбирайся сам и живи с детьми – ты бы как отреагировал?
– Не знаю, – дёрнул плечом он. – Но...
– То есть ты правда не понимаешь, что ты сейчас предлагаешь мне и своим детям, – я продолжила всё так же «улыбаться». – Жить где? И на какие шиши, ты подумал вообще?
Нет уж, Костя. Живи как хочешь. Но моих детей ты не оставишь на улице! Я взяла заявление, стукнула им по столу и встала.
– Все понятно, Константин Владимирович. Спасибо, что хоть в глаза это сказал, а не письмо на столе оставил. А теперь – выметайся.
Он открыл рот, хотел что-то сказать, но, видимо, был так ошарашен такой моей реакцией, что промолчал, развернулся и ушёл.
Входная дверь хлопнула, и я поняла, что мне нельзя опускать руки. Вот вообще нельзя. Не то чтобы мне было не жалко себя. Но были вещи важнее: у меня двое детей, мальчики. Старший – четырнадцать, младшему – семь. И у них должен быть дом! И я должна сражаться за него.
***
Помните, как в анекдоте? «Где деньги, Зин?». Тут вопрос был скорее: «Где жильё, мать?» Звучит похоже, но задача у меня стояла совсем другая. И на её решение у меня оставались считанные дни.
В первую очередь я проверила, правда ли этот идиот, которого я по недоразумению пятнадцать лет называла мужем, исправно оплачивал ипотеку. И, конечно, оказалось, что за последний год он не внес не копейки.!
У нас в семье как было? Костя отвечал за ипотеку – теоретически со своей инженерной зарплаты мог её тянуть. Ну, в смысле, я так думала. Всё остальное было на мне. Ах ты ж зараза такая!
Я пила кофе, курила – да, знаю, что вредно, не надо! – и размышляла, что я скажу детям.
На следующий день я отвезла сыновей в школу, а сама помчалась разбираться с бумагами. Ипотеку нам одобрял «…банк» Я села в переговорку с милой девочкой, которая долго что-то высчитывала и под конец заявила:
– На самом деле последний год платежи не вносились, – она разворачивает ко мне лист с выписками. – Я подняла все ваши транзакции. Предыдущие годы вы платили исправно, месяц в месяц. А потом начались просрочки. Мужа вашего мы предупреждали, звонили, но он просил «войти в положение». По факту, у вас просрочка в полмиллиона.
– Что? – я не верила своим ушам. – Мы просрочили платёж на полмиллиона?!
– Мы не инициировали судебный иск, потому что вы и так почти целиком оплатили квартиру, – поджала губы девушка. – Но если не погасить просрочку… Собственников четверо: вы и ваш муж, но, поскольку был использован материнский капитал, то дети тоже имеют право на долю в этой квартире.
– То есть они имеют право на долю? Это важно? – сразу уточнила я, смутно припоминая, как при оформлении материнского капитала нам объясняли что-то про права детей, но тогда это казалось формальностью.
– Критически важно, – кивнула девушка. – При использовании материнского капитала доли детей обязательно должны быть выделены. Это защищает их от ситуаций... ну, вроде вашей, если честно.
Я выдохнула. То есть, фактически, квартиру я отсудить могу.
Дальше была беготня по судам и сбор документов. Моё встречное заявление о том, что я хочу оставить квартиру за собой, а мужу компенсировать его долю, когда-нибудь потом, приняли со скрипом, но приняли.
Костя подкатил ко мне через пару недель после подачи встречного иска, после того, как его мамочка ознакомилась с ним.
– Ты что творишь? – он стоял на пороге в новеньких джинсах и рубашке. – Мама сказала, ты нас попросту кидаешь!
– Ты свой последний платеж по ипотеке когда внес, Костенька? – я усмехнулась и скрестила руки на груди. – А чего это ты такой нарядный? Мама приодела?
– А это здесь причём? – стушевался он, отступая.
– Да так… Просто интересно, на что ты тратил деньги, если ипотеку не платил?
– Как не платил? – он попытался изобразить шок. – Да я каждый месяц…
– Не ври, Костя, – вздохнула я. – Я была в банке. Они всё рассказали.
– Тебе не понять! – вдруг гаркнул он.
– Да уж куда моим куриным мозгам! – я захохотала.
И в тот самый момент я поняла, что мы не просто разводимся – как пить дать, этот аферист попытается отнять у нас и крышу над головой, и вообще всё, до чего сможет дотянуться.
***
Через месяц нас вызвали в суд. Бракоразводный процесс к тому времени уже завершился – Костя настоял на упрощенной процедуре, без моего присутствия. Он горел желанием как можно скорее избавиться от семейных уз. Я не сопротивлялась – какой смысл цепляться за такой недобрак? Но вот права детей на жильё я собиралась отстаивать до последнего.
Дети всё поняли, конечно.
Не сразу, но поняли. Младший всё-таки еще надеялся, что папа вернётся. Старший, Глеб, – в своём пубертате, на взводе – сначала хотел «поговорить с отцом по-мужски», а потом, когда перечитал всё, до чего я допустила его дорваться, только смотрел волком и говорил, что он, когда вырастет, поквитается с папашей.
В первый день заседания банк предоставил доклад по нашим выплатам.
– Ваша честь, – вскочила я. – Я хочу спросить… Может ли суд… Мой муж не вносил оплату ипотеки. Вот уже год, без предупреждения, не говоря мне ни слова. Это же мошенничество? Может ли суд…
– Это не мошенничество, – прервал меня судья, – это скорее недобросовестное исполнение обязательств. У вас есть брачный контракт?
– Нет, – вздохнула я.
– Тогда, к сожалению, единственное, что мы можем рассматривать – ваши претензии по разделу имущества. Вы подавали встречное заявление?
– Да.
Адвокат Кости – а у него тоже, представляете, адвокат! – выступил с речью:
– Ваша честь, моему клиенту необходимо погасить долг по ипотеке, а также получить свою часть доли в бывшем семейном имуществе. Единственный способ сделать это – продать квартиру!
И дальше на меня покатили бочку!
Я, значит, не создавала мужу уют. Он вынужден был искать утешения на стороне, тратя деньги для ипотеки! А тут ещё и долг в полмиллиона нарисовался. Поэтому продажа – самый оптимальный вариант.
– То есть, – судья нахмурил брови, глядя на Костю через очки, – вы не платили ипотеку и теперь хотите, чтобы ваша семья продала единственное жильё?
– Да, я не платил какое-то время. Но это же не отменяет того, что я должен получить часть от общего имущества!
– Но дети? – вмешалась я. – Я одна…
– После продажи квартиры на каждого из детей можно будет купить комнату в районе… – начал адвокат Кости.
– Стоп-стоп! – перебил судья. – А ваши дети где прописаны, сейчас?
– В этой квартире, – вздохнула я. – Я тоже. И муж. Это совместное имущество, мы купили её на общие деньги.
– А материнский капитал не использовали?
Я открыла было рот, чтобы ответить, но адвокат Кости влез снова:
– Эта информация ничего не добавляет к нашему делу.
– Использовали, – ответила я.
– Вот значит как, – судья почесал щёку. – Господин Карманов, у вас есть ещё заявления?
– Да, ваша честь. Поскольку бракоразводный процесс завершён, и ответчица согласилась на развод, мы хотели бы, чтобы имущество было поделено как можно скорее.
– Хорошо. Что скажет другая сторона?
Я потёрла виски.
– Ваша честь, – я постаралась говорить чётко, – в интересах моих детей и во имя справедливости, прошу квартиру оставить в моем распоряжении, а долю моего… бывшего мужа, с учётом его уклонения от обязательств в течение года, пересмотреть.
– Объявляется перерыв на два часа. Заседание продолжится после обеда.
Кажется, Костя не ожидал от меня такого напора. Он просто стоял, молча пялясь на меня, пока его адвокат что-то шептал ему на ухо.
***
Когда мы вернулись, в зале заседания неожиданно обнаружились и органы опеки. Кто их вызвал, можно было лишь гадать. Выглядели они, скажем прямо, не очень впечатляюще – две женщины в возрасте, с пакетами документов. Наверное, судья нажал какую-то волшебную кнопку, потому что именно их не хватало в этом бардаке.
– Итак, уважаемые стороны. Мы вынуждены пересмотреть обстоятельства дела. Представители органов опеки, вам слово.
Юрист от опеки зачитала заключение:
– При использовании материнского капитала, согласно законодательству, дети наделяются долями в недвижимости. Таким образом, квартира, формально, не может быть продана без согласия органов опеки. Мы провели предварительную проверку и не нашли оснований полагать, что дети в случае продажи квартиры получат равноценное или лучшее жильё. А это обязательное условие. Более того, на данный момент, им гарантирована крыша над головой, которую обеспечивает мать.
Адвокат Кости вскочил:
– Ваша честь, мы не требуем нарушения закона. Денег от продажи хватит на что-то более скромное для ответчицы. А истец имеет право на свою долю в имуществе!
– Согласно отчёту …банка, – продолжила представитель опеки, – фактически, ипотека не выплачивалась истцом в течение последнего года. У вас есть документы, доказывающие, что вы, как отец, стремились обеспечить жильём своих детей? – она посмотрела на Костю.
– А с какой стати это должен делать истец? – зашипел адвокат. – Есть закон о равном разделе имущества!
– И закон о защите прав несовершеннолетних, который имеет приоритет, – ответила представитель опеки.
Я сидела, ошарашенная. Всё происходящее казалось каким-то сном.
Костя вскочил.
– Ваша честь! Мы настаиваем на разделе имущества! Я не отказываюсь от своих детей! Но моя доля…
– Ваша доля не должна нарушать права ваших детей, – отрезал судья.
– Жилое помещение не может быть продано, если несовершеннолетние дети не получают в результате такой сделки равноценного жилья. У вас нет подтверждений, что это условие будет выполнено, – повторила представитель опеки.
– Ваша честь, – выступила я. – Я настаиваю на встречном иске, в котором прошу учесть недобросовестность истца и сохранить право детей на жильё, оставив квартиру в моём распоряжении.
После долгих прений суд вынес решение. На основании того, что Костя не выполнял обязательства, на основании того, что доля детей не должна пострадать, и с учётом использования материнского капитала, квартира оставалась за нами.
Косте назначили компенсацию за его долю, но значительно меньше, чем он рассчитывал. Людмила Петровна, присутствовавшая в зале, вскочила и принялась что-то кричать. Судья постучал молотком, призывая к порядку.
***
Костя бродил по квартире, как зомби в третьесортном ужастике, собирая оставшиеся вещи. Сделка с дьяволом, которую он заключил со своей матерью, не выгорела. Он не получил ни денег, ни жилья. Зато потерял нас.
Глеб, забив на всякую конспирацию, рассказал мне, что папа не пытался с ним и братом общаться.
– И не надо, – буркнул он, – он нас бросил.
Младший молчал, но когда отец попытался приобнять его на пороге, отступил за мою юбку.
А я… Я просто закрыла дверь и выдохнула. Начиналась новая жизнь. Не лёгкая, но моя. С крышей над головой.
– Ма-ам, – Глеб стоял в дверях кухни. – А ты сильная, оказывается, да?
Я посмотрела на него и только развела руками.
– Иногда, Глебушка, приходится быть сильной, когда выбора-то особо нет.