Объясняем, кому, как и зачем читать эту книгу?
Юрий Дмитриевич Нечипоренко. Смыслы русской культуры, 2025. ISBN 978-5-00165-902-0, 280 стр.
«Скажи, кто тебе близок, кто твои родные и родители, кто твои предки
— и я скажу, кто ты…» Фраза из книги
Сказочки, сказочки, сказочки… [Это я сразу
прыгнул во вторую часть книги. Почему? — объясню дальше.] И ведь
«Историю государства Российского» Карамзина многие этнографы-антропологи
считают не менее чем сказочкой, — условно, конечно. Сказочники Пушкин,
Гоголь, Даль, Афанасьев, затронутые в книге, — они ж историки тоже, нет?
И несомненно, это ведь не просто сказочки. Это — суть народного знания,
его генетический код. Что же такое сказочка?.. — в ракурсе всей русской
культуры: в оптике видения Юрия Нечипоренко. Поразмышляем малёхо… Вместе с ним.
Сказка как политика
Первое волшебство в жизни, с которым
встречается человек. Она приходит в колыбель с шёпотом матери, голосом
бабушки, ворчанием деда из-за печки. Она рисует в воображении ребёнка
золотые цепи учёного кота, свист Соловья-разбойника, стук копыт коня
Ильи Муромца. Учит мечтать, верить и бояться, — но так, чтобы страх был
сладким, а победа — неминуемой! Сказка не ведает автора. Она растёт, как
дерево, впившись корнями в чрево глубинной памяти, плывёт по небу, как
еле зримое облако. Кстати, поясните, кто придумал про Бабу Ягу или
Кощея? Эти образы — древние камни, обточенные ушедшими эпохами,
переваливающиеся из уст в уста, пока не превращаются в часть само́й души
народа. Её «возделанностью», — как пишет Нечипоренко.
Но есть те, кто собирает эти камни в узор. Такими собирателями были
многие персонажи рассматриваемого (немалого) труда. Люди, чьи имена у
каждого на слуху, — кто хоть раз открывал сборник русских сказок. Они не
сочиняли заново, не перекраивали на свежезвучащий лад, — лишь аккуратно
складывая воедино то, что веками жило в памяти людей.
Но сказки — не только древние верования.
Это ещё и оружие, перелицованное со временем в острую публицистику. В
XIX веке Россия стояла на перепутье: крепостное право, поражение в
Крымской войне, брожение умов. Одни хотели реформ, другие — революции.
Так, в сказке Афанасьева «Правда и Кривда» герой, выбравший честный
путь, сначала терпит неудачи, но в конце — побеждает! Афанасьев тоже
выбрал свою правду — и поплатился за то: увольнение, нищета, ранний уход
от чахотки. Сие — итог сонм отечественных «сказочников» в большом
смысле слова: публицистов, глашатаев правды-матки. Многие из них, уйдя в
мир иной в безденежье и унынии, оставили после себя целый мир — тот,
что живёт в каждом, кто слышал в детстве: «В некотором царстве, в некотором государстве…» —
Сказка сильнее цензуры. Сильнее времени. Сильнее даже смерти. Потому
что пока их рассказывают — они теплятся и дышат, являясь, сутью, кровью,
человеческой молитвой. И это лишь преамбула…
Диалектика искусства
Начав свой обзор со сказок, я как бы
прослеживаю творческий путь автора: от простого к сложному. [Что
отмечено в предисловии.] Юрий Дмитриевич взялся, конечно (и как
обычно!), за неподъёмную ношу. Тем не менее, зная его
художественно-литературные приверженности (кроме огромной
физико-технической, генно-биологической научной библиографии, что
совершенно другая история: я ж не физик, а — эзотерик-лирик: шутка…);
предположу, дескать, именно эти невообразимо трудные задачи — в данном
случае писательско-собирательные (компиляция заняла более года) —
вдохновляют Ю. Нечипоренко на «неравный бой» с самим собой: битву с
мифами (статья «Физика мифа»), внедрение в многовековые поиски истины,
бытописательство, в конце концов (автобиографические повествования).
Дабы хоть как-то очертить и понять задумку книги, давайте коротенько пробежимся по мнемоническим слоям фолианта:
- Философия, бесспорно, на переднем плане —
древняя, западно-восточная: от Сократа до Гегеля, от Лосева-Бахтина —
до современного профессора-философа-математика Н. Непейводы - Лингвистика
- Литературоведение
- Языкознание
- Психология
- Детская психология
- Психиатрия
- Генетика, эпигенетика, — ну, кто бы сомневался в авторе-биофизике
- Геология
- Социальные коммуникации
- Сказки опять же — структуры мифов-преданий, «кодовое», психо-физиологическое окружение древних снов, слов…
Это ещё не всё. Но вы наверняка
догадались, дорогой читатель: вы — улетаете во вневременной континуум
размышлений о насущном, «прошлом в прошлом» и — будущем через настоящее:
всех нас, страны, мира.
Далее — семантические пласты:
- Украинский пласт — Киевская Русь vs Московия: как великие украинцы оборачиваются орудием междоусобных конфликтов
- Совместимость русской лингвистической школы с иностранной: «взаимопроникновения vs отторжения»
- Значение свободы слова как таковой — без
предубеждений и политических замашек — свобода «мёртвых слов» в том
числе: из разряда неадекватного реагирования на происходящее - Значение прав человека
- Божественное очищение в поисках исконных смыслов
- Нормы и сверхнормы пост-, мета-, супер-: модернизма и ещё всяких «измов» — «дилетантизм-аскетизм-механизм…»
- Кризис религиозных императивов
- Архетипические смыслы империализма etc.
Тоже не всё затронуто в схеме — лишь основное. Чтобы уразуметь, кому, как и зачем читать эту непростую «сказочно-несказочную» книгу:
«Сказочную» — в проекции адекватного объяснения многих сложных социопричин: как отец истолковывает сыну.
«Несказочную» — в расчёте на серьёзность выводов, кои
сможет сделать читатель, осиливший авторские сентенции-теоремы,
вокабуляр, порой сугубо научный.
Непредубеждённо возникает вопрос: вроде бы
зачем автор всунул в текст сказки-то? и не только сказки, — но и
новеллы о далёком детстве, течении жизни: весёлых случаях и т.д.
Ну, соорудите специальный манускрипт — чисто по сказочкам, а?
Собственно, сами тексты, составляющие «плоть», — как говорил
Твардовский, «плоть фактуры», «дневную плоть»: — реально трудны для
восприятия. В них надо вчитываться, думать, искать источники
проникновений, возвращаться, перелистывать. Но… В том-то и суть —
внедрённые в тело книги скетчи, были-небылицы — как бы выводят зрителя
из «концертного зала» — в буфет! Дают читателю не то чтобы минуту
отдохновения, а — как бы даже закрепляют материал: нагрузка-отдых,
серьёзное-смешное.
Понятно, Юрий Нечипоренко, — изначально
гоголевед (уже потом всё остальное: Ломоносов-Пушкин-Даль), — выставил
на обозрение любимый гоголевский материал: компилированный, обобщённый.
Помнится, как-то давненько, в эпоху царствия ЖЖ, была даже некая
категориальная перекличка Нечипоренко с ещё одним «монстром»-гоголеведом
— И. Золотусским. Я тогда намеренно сравнивал их тексты на предмет того
— как, насколько нетривиально подойти к одним и тем же вопросам, одному
и тому же гению! Оказывается, можно! Их подход абсолютно разный. И —
абсолютно одинаков — в отношении любви к русскому слову, бесхитростным
гоголевским людям-хуторянам: грустным-потешным-озабоченным.
Многие тексты Юрия Нечипоренко датированы
2010-ми годами. Когда — я же их и ставил (как редактор) на сайт «Русской
жизни» (проект «“Хронос” — История в интернете»). И стоило возникнуть в
поле зрения знакомым заголовкам, предложениям-абзацам, как всё
смысловое полотно вспыхивало в сознании опять — будто прочитал вчера! —
настолько авторская маркировка фраз ярка и запоминаема. Так врезались в
памяти великолепные публицистические трактаты:
- «Элита как суперэтнос» (в «бумаге» — 1994 г., инет-публикация — 2011);
- «Новая формация» (2011, выросшая как развитие идеи «Элит»);
- «Империя и постмодерн» (первая бумажная публикация в 1995 г.).
Можно сказать, мол, зарисовки о художниках
(Черкашины, Косаговский, Захаров, Москвитин); творцах С. Красовицком,
Г. Оболдуеве, Бунине, Газданове — звучат вообще как обособленная часть:
книга в книге (не вытравить любовь к молекулярно-клеточным структурам!).
Оттого как довольно сложно совместить философско-политические
рассуждения с жизнью и творчеством отдельных писателей-поэтов. (Тут ещё и
сказки!) Тем более что Газданов — и вовсе дан на волне недавней книги «Гайто Газданов: грани личности и таланта»,
где Юрий Дмитриевич был научным руководителем совместно с составителем
В. Таказовым; я же, как всегда — простым редактором. Впрочем, Газданов,
наравне с Гоголем, — старинное пристрастие и предмет углублённых
научных работ Юрия Дмитриевича.
Вот эта книга:
А вот некоторые картины упомянутых в тексте художников:
Хотя глава о Газданове достаточно
увесиста. И, предположим, какой-нибудь будущий кандидат наук по
газдановедению обязательно должен принять её во внимание, до такой
степени всё сделано филигранно и, повторюсь, — с огромной любовью. Ведь
Газданов — тот же сказочник, увы, пропустивший свою большую славу при
жизни, так уж получилось. Только «сказочник» он — мистериальный,
«ночной», «сумеречный», если уместно так выразиться.
Вообще на исходе XX столетия российская политическая элита обратила
искусство в инструмент управления, стремясь «утилизировать» наследие
распавшегося СССР. В кондициях формирования новых властных структур
возник закономерный вопрос: применима ли проверенная «вакцина» против
социального хаоса — постмодернизм? — спрашивает Нечипоренко.
Кризис искусства в эпоху гегемонии постмодерна
В книге прослеживаются два взаимосвязанных процесса:
- «Политика как искусство»:
имиджмейкеры и сценаристы превращают государственное управление в
перформанс, где важна не суть, а эстетика жеста. (Ещё одна обожаемая
тема Нечипоренко.) - Наоборот, «Искусство как политика»: художники, эксплуатируя актуальную повестку, рискуют стать проводниками идеологии, теряя творческую автономию.
А ведь Джордж Оруэлл предупреждал:
художник вправе иметь убеждения, но подмена искусства пропагандой
равносильна предательству профессии. Однако где грань между гражданской
позицией и ангажированностью? Тут-то и возникает новая социальная
парадигма…
В свою очередь, XXI в. породил уникальный феномен — «форматизм», где
ключевым критерием стратификации становится не собственность, а доступ к
информации. Медиа, выполняющие роль «четвёртой власти», интерполируют
не только новости, но и саму реальность, отбирая, канализируя «удобные»
нарративы. Пример: «Мода как код». — Одежда
превратилась в язык социальной идентификации — каталоги Vogue и
Aliexpress определяют принадлежность к разным полюсам общества. [Это я
рефлексирую трактат Ю. Нечипоренко «Новый форматизм».]
Постсоветское инкорпорирование: вечный конфликт форматов
Распад СССР уподобляют перезагрузке
жёсткого диска: старая система ценностей стёрта, но «биос» традиционного
рассудка остаётся неизменным. Генетическая память народа сопротивляется
внешним модернизациям:
- Провал «манкуртизации».
Даже насильственное перепрограммирование (как в романе Айтматова «И
дольше века длится день») не способно искоренить архетипы справедливости
и достоинства. - Неолиберальный эксперимент 1990-х. Попытка импорта западных моделей столкнулась с «антителами» коллективного бессознательного.
Искусство же второй половины XX века —
демонстрирует парадокс: при росте геополитического влияния сверхдержав
их культурные достижения пахли всё более эфемерно. Колоритный пример:
замалчивание конструктивизма. Так, на выставке «Великая утопия» (1992)
работы Карла Иогансона были исключены из англоязычного каталога — США
предпочли сохранить миф о своём технологическом
превосходстве. Глобализация не отменила борьбу идентичностей. Традиция,
как глубинный код, продолжает сопротивляться политическим «апдейтам», а
искусство балансирует между свободой и служением Системе. Вопрос
остаётся открытым: способен ли художник быть «вирусом»,
перепрограммирующим реальность, или он всего лишь интерфейс для чужих
сценариев? Об этом, кратко, — политико-социальный элемент работы. [Моё видение главы «Смыслы культуры».]
Финал книги — трогательные воспоминания об
ушедших друзьях: О. Кургузов, К. Драгунская, И. Гансоновская. Поистине
заключительный Гимн любви, дружбе, ярких открытиях и вдохновенному
творчеству, равному Вселенной смыслов. И в том — весь Юрий Нечипоренко.
Аннотация книги здесь