Тамара открыла дверь на осторожный стук. На крыльце стоял Геннадий с чемоданом, кепка съехала, плечи сутулились.
— Тома, прости... — начал он тихо.
— Гена? Что случилось?
— Яна выгнала. Сказала, что надоел... что молодого нашла.
Тамара почувствовала сжатие внутри. Странное чувство — жалость, смешанная с горьким удовлетворением. Она помнила, как он ушёл к этой Яне пять лет назад.
— Мне некуда идти, — продолжал Геннадий. — Квартиру продал тогда, помнишь?
Тамара стояла, держась за дверь, глядя на седые волосы, дрожащие руки. Когда он стал таким старым?
— Ненадолго, — произнесла она. — Пока не наладишься... но временно.
Облегчение промелькнуло на его лице. Тамара отступила, пропуская его.
— Овсянку будешь? Только что сварила.
— Спасибо, — ответил он тихо.
Она поставила тарелку и села напротив. Геннадий ел медленно, поглядывая на неё. Тамара смотрела в окно, чувствуя странное тепло — дом стал не таким пустым.
— Диван в гостиной удобный, — сказала она. — Там и поспишь.
— Да, конечно.
Принося постельное бельё, она увидела, как он рассматривает фотографии на стене — где они все вместе.
— Дуся теперь замужем, — сказала Тамара. — Внук у тебя есть.
— Знаю. Видел его на улице. Похож на неё в детстве.
— На неделю-две, — повторила она. — Пока не найдёшь жильё.
— Да, конечно. Я понимаю.
Он говорил так покорно, что ей стало не по себе. Где был тот властный Геннадий, который всегда знал, что правильно?
— Спокойной ночи, — сказала она.
— Спокойной ночи, Тома. И... спасибо.
В спальне она легла, не раздеваясь. За стеной слышались звуки — Геннадий устраивался на диване. Тамара закрыла глаза, пытаясь понять, что чувствует. Жалость? Торжество? Или просто усталость от одиночества?
Она увидела в темноте силуэт пустого кресла у окна. Раньше там сидел Геннадий. Теперь кресло пустовало пять лет. А он спит на диване.
Странно, как всё меняется, подумала она. И как возвращается назад, но уже совсем другим.
Нарушенные границы
Тамара шла с рынка, сумка тяжёлая — помидоры, огурцы, свежий хлеб. Третий день Геннадий жил у неё, и она привыкла варить на двоих.
Свернув за угол, она замерла. За столом под яблоней сидело человек пять-шесть. Мужчины в расстёгнутых рубашках, женщина в ярком платье. На столе дымился мангал, кто-то разлил вино — её хрустальные бокалы из свадебного сервиза.
— Тома! — заметил Геннадий и помахал. — Вот и хозяйка! Ребята, знакомьтесь — это моя...
Он запнулся. Тамара почувствовала жар на щеках. Как он хотел её представить?
— Тамара, — просто сказала она, ставя сумку.
— Ген нам столько о вас рассказывал! — воскликнула женщина. — Какой сад! Мы думали, вы не придёте, и Гена сказал, всё в порядке...
— Вино я открыл, — добавил мужчина. — Грузинское, хорошее...
Это было её вино. То самое, которое дочь привезла на день рождения.
— Нет, конечно, — услышала она свой голос. — Всё в порядке.
Она подошла к столу. Скатерть в пятнах, пепел на расписных тарелках, кто-то наступил на петунии.
— Садись! — суетился Геннадий. — Ребята с работы, я про дом рассказал, решили заглянуть.
Тамара села на край скамейки. Работа? Разве у него есть работа?
— Извините, — сказала она спокойно. — Я не знала о гостях. Если бы предупредили...
— Да что ты, просто по-соседски. Ребята проезжали мимо.
По-соседски. В её саду. С её вином.
Гости шумели, обсуждали отпуска и футбол. Тамара сидела молча, глядя, как на скатерть падает пепел.
— А вы всегда одна живёте? — спросила женщина покровительственно.
— У меня есть дочь, внук. Приезжают.
— Ну конечно, молодые, своя жизнь. Хорошо, что Гена теперь рядом. Не так одиноко.
Тамара сжалась. Не так одиноко? Да она не чувствовала себя одинокой до его появления.
— Тома, может, чай поставишь? — попросил Геннадий привычно.
В кухне она включила чайник, руки дрожали от злости и обиды. Всё было на местах — чашки, фиалки на подоконнике. Но что-то безвозвратно нарушилось.
Когда гости уходили, женщина крикнула:
— Заходите к нам!
К нам. Значит, теперь они "мы".
Убирая со стола, Тамара молчала.
— Прости, — сказал Геннадий. — Я думал, ты не будешь против.
— Я была против того, чтобы ты вообще здесь жил. Но ты не спрашивал.
— Тома, я же сказал — ненадолго. Просто пока не найду жильё.
— И как идут поиски жилья?
Он замолчал. Тамара посмотрела на него — уставшего, растерянного, цепляющегося за возможность почувствовать себя нужным. Но почему за её счёт?
— В следующий раз предупреждай, — сказала она устало.
Вечером она сидела у окна, глядя на сад. С яблони осыпались лепестки. Завтра нужно подмести, полить грядки. А послезавтра снова придут гости. Может, уже без приглашения.
И что тогда?
Перелом
Ночью Тамара проснулась от тошноты — видимо, вчерашний салат был несвежий. Пошла в туалет через спальню, потом хотела умыться. Включила свет в коридоре и замерла.
Дверь её спальни была приоткрыта, а из-за неё слышался храп. Детский храп.
Тамара толкнула дверь шире и увидела в своей кровати спящего мальчика лет десяти. Внук Геннадия? Когда он приехал? Где её вещи?
Она прошла в комнату и обнаружила, что её халат аккуратно висит на стуле, туфли стоят у порога, а на комоде — небольшая стопка её одежды.
— Что здесь происходит? — прошептала она и пошла в гостиную.
Геннадий спал на диване, раскинув руки. На столике стояли две пустые бутылки пива.
— Гена! — она потрясла его за плечо. — Проснись!
Он открыл глаза, моргая.
— А? Тома? Что случилось?
— Где мои вещи? Почему в моей спальне спит ребёнок?
— А, это Артём... внук мой. — Геннадий сел, потирая глаза. — Яна его выгнала вместе со мной. Пришлось забрать. Я твои вещи аккуратно переложил в гостевую комнату.
— В гостевую? — голос Тамары стал тише.
— Ну да, там же кровать есть. А ребёнку нужно нормально спать, у него школа.
Тамара стояла посреди комнаты в ночной рубашке и чувствовала, как что-то внутри рвётся. Не разрывается — именно рвётся, как старая ткань.
— Ты переселил меня в гостевую комнату. В моём доме.
— Прости, я не подумал... — Геннадий начал что-то говорить, но она уже не слушала.
Она пошла в гостевую комнату. Там на тесной кровати лежали её подушка и одеяло. На тумбочке её очки для чтения. Даже тапочки стояли аккуратно.
Как будто она никогда и не была хозяйкой этого дома.
Тамара села на край кровати и посмотрела на свои руки. Они не дрожали. Странно, она ожидала злости, крика, может, слёз. Но внутри была только пустота. Как будто её просто стёрли.
— Тома? — Геннадий стоял в дверях. — Я правда не хотел... Просто подумал, что так удобнее. Здесь тихо, мальчику не будет мешать телевизор.
— Удобнее кому?
— Всем, — растерянно ответил он.
— Всем. — Она повторила медленно. — Тебе удобно. Твоему внуку удобно. А я? Я ведь тоже "все"?
— Конечно, но...
— Нет, — сказала она тихо. — Не "конечно". Ты знаешь, что самое страшное? Не то, что ты меня из спальни выгнал. А то, что я не знаю, почему я это терплю.
Геннадий молчал. Тамара встала и подошла к окну. За стеклом начинало светать. Скоро рассвет. Пора вставать, готовить завтрак, поливать цветы. Идти на кухню и варить кашу на троих.
— Я варю кашу на троих в своём доме, — сказала она вслух. — Сплю в гостевой комнате. Убираю за твоими друзьями. И считаю это нормальным.
— Я всё исправлю. Сейчас же перенесу...
— Не надо, — она повернулась к нему. — Пусть мальчик спит. Утром поговорим.
Когда он ушёл, Тамара легла на узкую кровать и закрыла глаза. Но сон не шёл. В голове крутились мысли: когда это началось? Когда она перестала быть хозяйкой в собственном доме? Сегодня? Вчера, когда согласилась с шашлыками? Или пять лет назад, когда он ушёл, и она привыкла быть никем для него?
К утру Тамара приняла решение. Странное, спокойное решение, которое делало внутри тишину.
Открытое противостояние
На кухне было тихо. Четыре утра, только тикают часы на стене. Тамара сидела за столом с чашкой чая и смотрела на Геннадия. Он нервно мял в руках салфетку.
— Ты здесь живёшь, как будто я тебе должна, — сказала она спокойно.
— Тома, я не хотел... с Артёмом получилось неожиданно...
— Собирайся.
Слово повисло в воздухе. Геннадий замер.
— Что?
— Собирайся. Я хочу, чтобы вы уехали сегодня.
— Но куда? У меня нет...
— Геннадий, — перебила она. — Тридцать лет я жила с тобой. Пять лет жила без тебя. И ни разу за эти пять лет я не чувствовала себя такой лишней в собственном доме, как за последнюю неделю.
— Я всё исправлю. Верну тебе спальню, буду спрашивать про гостей...
— Нет. — Тамара покачала головой. — Ты не понимаешь. Я не хочу, чтобы ты спрашивал. Я хочу, чтобы тебя не было.
Он опустил глаза.
— Я знаю, что поступил плохо тогда. Когда ушёл к Яне.
— Да? И что теперь? Я должна тебя пожалеть? Дать второй шанс?
— Я думал... — он поднял глаза. — Я думал, тебе будет приятно. Что я вернулся.
Тамара рассмеялась. Коротко, без радости.
— Приятно? Ты вернулся не ко мне. Ты вернулся к моему дому. К крыше над головой. К бесплатному постою.
— Это не так. Я скучал по тебе.
— По мне? Или по тому, что я делала для тебя? Стирала, готовила, убирала?
Геннадий молчал. В окно начинало светать.
— У тебя есть сестра в Твери, — сказала Тамара. — Звонил ей прошлой осенью, забыл? Я слышала. Она приглашала погостить.
— Но я хотел остаться здесь. С тобой.
— Со мной, — повторила она. — Не в моём доме, не в моей постели, не за моим столом. Со мной. А меня здесь нет, когда ты приводишь друзей и раздаёшь моё вино. Меня нет, когда ты селишь внука в мою спальню. Я превращаюсь в тень в собственном доме.
— Тома...
— Нет. Я проснулась ночью в чужой комнате и поняла: я не хочу быть гостьей в своей жизни. Не хочу ждать, когда ты найдёшь работу или квартиру. Не хочу считать дни.
Она встала и подошла к плите.
— Я сварю кашу на троих в последний раз. Утром вызову такси. Отвезу вас с Артёмом на вокзал.
— А если я откажусь?
Тамара обернулась. В её глазах не было злости — только усталость и решимость.
— Тогда я уеду сама. Остановлюсь у Дуси, пока не решу, что делать со своим домом. Где живёшь незваный гость, который считает себя хозяином.
Геннадий смотрел на неё, будто видел первый раз. Может, и правда — видел первый раз эту Тамару, которая не ждала приказов, не подстраивалась, не молчала.
— Я понял, — сказал он тихо.
— Хорошо.
Она поставила кастрюлю на плиту. Руки не дрожали. Внутри была странная лёгкость — как будто она наконец выдохнула после долгой задержки дыхания.
Возвращение себя
Три дня прошло с тех пор, как Тамара отвезла Геннадия и Артёма на вокзал. Квартира была пустой, но не одинокой. Наконец тишина стала её собственной.
В первый день она просто спала. Спала до обеда, потом снова укладывалась на диван. Будто отсыпалась за всю неделю, когда боялась разбудить спящих на диване людей, ходила на цыпочках в собственном доме.
На второй день убралась. Вымыла пол, перестирала всё постельное бельё, проветрила комнаты. Стоя на улице, она смотрела, как ветер раздувает занавески, и думала, что и её жизнь нужно проветрить так же.
А сегодня, на третий день, она поехала в строительный магазин.
— Светло-голубую, — сказала она продавцу. — И ярко-жёлтую. Для акцентов.
Стены в гостиной были тёмно-зелёными с тех пор, как они с Геннадием въехали. Тридцать лет одного цвета. Пора меняться.
Дома Тамара передвинула мебель, постелила на пол газеты. Включила радио — играла музыка, которую она не слушала вечно. Весёлая, ритмичная. Она начала красить и вдруг поймала себя на том, что напевает.
К обеду одна стена была готова. Голубая, светлая, как небо. Тамара села на пол, пила чай и смотрела на свою работу. Пятна краски на руках, волосы растрёпаны — и было прекрасно.
Телефон зазвонил, когда она красила вторую стену.
— Мама? — голос Дуси удивлённый. — Что у тебя там за шум?
— Ремонт делаю, — ответила Тамара, откидывая волосы с лица.
— Ремонт? Одна? А где папа?
— Твой папа уехал к тёте Лене в Тверь.
— Что? Мама, что случилось? Вы поссорились?
Тамара улыбнулась, глядя на голубую стену.
— Нет, доченька. Просто я решила, что хочу жить одна. По крайней мере, сейчас.
— Но... мама, ты как будто другая стала. Голос другой.
— Может, и стала. — Тамара обмакнула кисть в краску. — Знаешь, Дусь, я сейчас крашу стены в голубой цвет. Хочу повесить новые занавески. Может, даже диван поменяю.
— Мама...
— И знаешь что ещё? Я купила кресло-качалку. Для веранды. Буду сидеть там по вечерам, читать книги.
— Ты звучишь... радостно.
— Я и есть радостная. — Тамара повернула телефон плечом, продолжая красить. — Приезжай в выходные с Артёмом. Покажу тебе обновлённый дом.
После разговора она вернулась к стене. Телефон снова зазвонил — неизвестный номер.
— Да?
— Тома, это я. — Голос Геннадия. — Как ты там?
— Нормально. — Она аккуратно закрасила угол. — Что нужно?
— Я хотел... извиниться. За всё. Ты была права.
— Знаю.
— И... я нашёл работу. В Твери. На складе. Буду жить у сестры.
— Это хорошо.
— Тома... ты не злишься?
Тамара отложила кисть и посмотрела на комнату. Половина стен уже голубая. На полу пятна краски, пахнет свежестью и переменами. На подоконнике цветут фиалки, солнце светит в чистые окна.
— Нет, — сказала она. — Я не злюсь.
— Тогда, может, я как-нибудь навещу...
— Геннадий, — перебила она мягко. — Я тебе не жена. И ты мне не муж. У нас есть общая дочь и внук. У нас есть общее прошлое. Но нет будущего. Не вместе.
— Я понял.
— Желаю тебе удачи на новой работе.
Она положила трубку и снова взялась за кисть. К вечеру все стены были готовы. Тамара стояла посреди комнаты, вытирая руки о старую футболку, и улыбалась. Комната выглядела больше, светлее, как будто дом вздохнул полной грудью. Завтра она купит новые занавески и подушки. Может, горшки для цветов — ярко-жёлтые, под цвет акцентной стены.
Но сейчас она просто сядет на веранду в новое кресло-качалку, откроет книгу и будет слушать тишину. Свою собственную тишину.