Когда мы смотрим на другого человека, мы не просто наблюдаем — мы вживаемся. Наш ум невольно примеряет на себя его образ, словно актёр, встающий на сцену и играющий чужую роль. Восприятие другого — это не объективный процесс, а творческий акт, в котором наше «я» незаметно становится тем, кого оно воспринимает. Мы строим внутреннюю модель собеседника, создаём в воображении его мотивацию, мысли, эмоции, и всё это — с опорой на самого себя.
Так устроена игра сознания. Мы не видим другого напрямую — мы видим отражение себя, спроецированное на внешний образ. Наше «я» словно расщепляется на множество персонажей, чтобы создать ощущение целостной картины мира. Внутри каждого отражения — капля нас самих.
Когда мы говорим: «Он злится», — мы часто имеем в виду: «Если бы я был на его месте, я бы злился». Когда мы чувствуем: «Она обижена», — это основано на том, как бы мы чувствовали себя, будь мы в такой ситуации. Мы читаем реальность через призму собственного восприятия, и даже искренне веря в то, что понимаем других, мы на самом деле понимаем лишь свои внутренние версии этих людей.
Так создаётся сложная мозаика мира, в которой все персонажи — это вариации одного «я». Это как если бы сознание, не зная иного языка, кроме самого себя, переводило всё происходящее в понятные ему термины. Оно создаёт образы, чтобы не утонуть в хаосе непредсказуемого. Оно примеряет маски, чтобы почувствовать уверенность в том, что понимает, что происходит.
Но что, если сделать шаг назад? Что, если заметить этот процесс — игру, в которой наш ум, словно актёр и режиссёр одновременно, ставит спектакль «жизни», используя других как декорации и сцены? Не для того, чтобы обвинить его в иллюзии, а чтобы увидеть: за всей этой постановкой скрывается нечто неизменное. Тот, кто наблюдает. Тот, кто не участвует в сюжете, но осознаёт его. Присутствие за пределами всех ролей.
И вот тогда возникает тишина. Всё ещё есть люди, разговоры, взаимодействия, но исчезает нужда интерпретировать. Другой становится просто другим — без ярлыков, без домыслов, без попыток «примерить» его на себя. Он — как отражение света в воде: не пойман, но увиден. А вместе с этим — приходит освобождение от бесконечной игры «я во всех и всё во мне».