Продолжаю знакомить вас, уважаемые читатели со своим творчеством. Выставляю на ваш суд новый рассказ…
Существуют два типа переводчиков. Те, которые переводят правильно, и те, которые переводят интересно. Мой электронный переводчик, к счастью или несчастью, оказался третьего типа.
Он переводил так, словно был исключительно талантливым поэтом-сюрреалистом с тяжелой формой шизофрении и легкой степенью опьянения.
Когда ты московский интеллектуал с тревожным расстройством и оказываешься в Японии с таким устройством в кармане — жизнь превращается в театр абсурда с неограниченным количеством действий.
Утренний плач младенца-зерна
День первый начался с попытки заказать завтрак. Я тщательно набрал на переводчике вопрос – «Есть ли у вас овсянка?», но по выражению лица официантки понял, что перевод звучал примерно, как «Могу ли я вкусить утренний плач младенца-зерна?».
Она что-то быстро сказала, а мой переводчик услужливо трансформировал это в «Печаль гостя понятна солнцу, но рис счастливее». Я кивнул и получил миску белого риса.
Урок первый. В Японии соглашайся на все, что тебе предлагают. Иначе останешься голодным.
Как танцевать в сторону лунной долины белых оленей
В метро Токио я был уверен, что точно потеряюсь. Но мой верный спутник — карманный генератор сюрреализма — должен был помочь.
«Извините, как мне добраться до района Синдзюку?», превратилось в «Прошу прощения, но как мне танцевать в сторону лунной долины белых оленей?»
Чудом оказалось, что японцы не только исключительно вежливы, но и обладают почти сверхъестественной интуицией. Пожилой мужчина улыбнулся и показал на нужную линию метро.
Он что-то произнес, а мой переводчик выдал: «Следуйте за красной нитью судьбы, и паук удачи не съест ваши надежды». Я низко поклонился в ответ.
Токио — город контрастов, особенно если смотреть на него через призму неисправного переводчика. Каждая вывеска превращалась в поэтический манифест.
Ресторан суши стал – «Домом плавающих желаний», прачечная — «Храмом водяного очищения судьбы». Обычный супермаркет — «Пещерой тысячи соблазнов под одной крышей».
Ваша лодка тоже тонет в океане понедельника?
Вечером первого дня я решил пойти в бар. Бары — это универсальный язык человечества. Заказываешь выпивку, улыбаешься и киваешь. Что может пойти не так?
Оказывается всё.
Я сел за стойку рядом с суровым японским бизнесменом, который, судя по его взгляду, только что пережил развод, банкротство и смерть любимой черепахи одновременно. Мне стало его искренне жаль.
«Тяжелый день?» — набрал я в переводчике.
«Ваша лодка тоже тонет в океане понедельника?» — произнес механический голос.
Бизнесмен посмотрел на меня с неожиданным интересом. Он что-то сказал, а устройство перевело – «Мои облака плачут чернилами бесконечности».
Я понимающе кивнул и решил угостить его.
«Можно два виски?» в переводе стало – «Две порции жидкого огня, сжигающего память о вчерашнем дне».
Бармен невозмутимо налил два стакана. К нам подсел еще один человек, который с интересом прислушивался к нашему разговору. Он был в дорогом костюме и с элегантными, но очень характерными татуировками на руках, заметными, когда он закатывал рукава.
Я танцую с тенями слов в снежной стране медведей
— Интересно говоришь, гайдзин*, — произнес он на ломаном английском.
— О чем беседа?
— О жизненных трудностях, — честно ответил я.
Переводчик превратил это – «О танце бабочек на лезвии катаны времени».
Глаза нового знакомого расширились от удивления. Он что-то быстро сказал бизнесмену, тот ответил. Они оба посмотрели на меня с неприкрытым восхищением.
— Ты... философ? — осторожно спросил татуированный.
— Я журналист из Москвы, — ответил я.
Переводчик – «Я танцую с тенями слов в снежной стране медведей».
Мужчина с татуировками представился, как Кенджи. Он настоял на том, чтобы показать мне «настоящий Токио», и мы втроем — я, бизнесмен и Кенджи — отправились в ночное путешествие.
Следующие несколько часов мы перемещались из одного заведения в другое. В каждом из них Кенджи что-то говорил хозяину, тот кланялся, и нас провожали в отдельные кабинеты. Каждый раз меня просили «сказать что-нибудь мудрое».
Я говорил банальности вроде «Жизнь непредсказуема», а переводчик превращал их в коаны дзен-буддизма** – «Река судьбы течет вспять, когда луна закрывает глаза».
К полуночи вокруг нас собралась целая свита людей, внимавших моей «мудрости». Кенджи с гордостью представлял меня, как «русского философа, говорящего на языке богов». Я начал подозревать, что ситуация выходит из-под контроля.
— Мне пора в отель, — я попытался откланяться.
«Звезды зовут меня в объятия тишины», — выдал переводчик.
— Ты не можешь уйти, — возразил Кенджи.
— ***Ойабун хочет с тобой встретиться.
— Кто? — не понял я.
— Босс, — пояснил он, поглаживая татуировки.
И тут меня осенило. Якудза. Я провел вечер с японской мафией, философствуя с помощью сломанного переводчика. Паника накрыла меня с головой.
Мой дух отвергает войну с тенями невидимого мира
— Я не хочу никаких проблем, — я старался говорить спокойно.
«Мой дух отвергает войну с тенями невидимого мира», — перевело устройство.
— Никаких проблем, — улыбнулся Кенджи.
— Ты почетный гость.
В отдельном кабинете дорогого ресторана меня ждал пожилой японец с непроницаемым лицом, окруженный несколькими молчаливыми мужчинами. Он окинул меня оценивающим взглядом.
— Это он? — спросил мужчина у Кенджи.
Тот кивнул.
— Скажи что-нибудь, — потребовал старик, глядя мне прямо в глаза.
Я понял, что моя жизнь зависит от сломанного переводчика. В голове судорожно искал что-то глубокомысленное.
— В России есть поговорка. Не копай другому яму — сам в нее попадешь, — выдал я первое, что пришло в голову.
Переводчик помолчал секунду, словно собираясь с силами для особенно выдающегося перевода, и затем произнес – «Когда тигр роет могилу для тени врага, луна смеется над его когтями».
Старик замер. Потом медленно наклонил голову и произнес что-то, что мой переводчик интерпретировал, как – «Мудрость горы не измерить палочками для еды».
Все присутствующие согласно закивали. Я тоже кивнул, чувствуя себя шарлатаном в храме, где меня по ошибке приняли за божество.
Весь следующий час я отвечал на странные вопросы о жизни, смерти, чести и бизнесе, а мой переводчик превращал мои судорожные попытки звучать умно в поэтические откровения космического масштаба.
— Ты необычный человек, — сказал в конце встречи ойабун.
— Я хочу, чтобы ты встретился с моей дочерью.
— Зачем? — спросил я, ощущая новую волну паники.
— Она художница. Изучает авангардное искусство, — объяснил он.
— Ей будет интересно с тобой поговорить.
Перформанс длиной в вечер
На следующий день я встретился с Юки — дочерью босса якудза. Она оказалась невысокой стройной девушкой с короткими волосами и пронзительным взглядом. К моему облегчению, она прекрасно говорила по-английски.
— Отец сказал, что ты говоришь как древний поэт, — сказала она с усмешкой.
— Но я подозреваю, что дело в твоем переводчике.
Я покраснел и признался в обмане. Вместо того чтобы рассердиться, Юки расхохоталась.
— Это гениально! Ты случайно создал перформанс, который длился целый вечер. Отец и его друзья до сих пор цитируют твои «мудрости».
Юки предложила показать мне настоящий Токио — не глазами туриста и не глазами якудза, а глазами местной художницы. Следующие три дня мы бродили по малоизвестным галереям, крошечным кафе в подвалах и на крышах, посещали странные выставки и перформансы.
— Знаешь, тот вечер был самым забавным, что случалось с отцом за последние годы, — призналась Юки, когда мы сидели на крыше небоскреба, глядя на ночной Токио.
— Он даже рассказал маме, что встретил «настоящего мудреца».
— Мне стыдно, что я их обманул, — сказал я.
— Ты не обманул, — покачала головой Юки.
— Ты показал им, что смысл можно найти даже в случайном наборе слов, если очень хочется его увидеть. Это и есть настоящая мудрость.
Я взглянул на нее. В тот момент она казалась самым красивым человеком на планете.
Когда цветок понимает язык пчелы, мед становится чище
Мой отпуск подходил к концу, и пора было возвращаться в Москву. В аэропорту меня неожиданно встретил Кенджи.
— Ойабун прислал тебе подарок, — сказал он, протягивая элегантную коробку.
Внутри лежал новый карманный переводчик — последняя модель, стоившая, как половина моей московской квартиры.
К нему прилагалась записка на безупречном английском — «Некоторые вещи лучше оставить непереведенными. Но для всего остального есть это устройство. С уважением, Т.».
Я улыбнулся и убрал коробку. Затем сказал Кенджи:
— Передай своему боссу. Когда цветок понимает язык пчелы, мед становится чище.
Кенджи серьезно кивнул, принимая послание.
Перед посадкой в самолет я получил сообщение от Юки:
— Папа в восторге от твоего ответа. Говорит, что ты действительно понял суть. Кстати, я планирую выставку в Москве через месяц. Покажешь мне свою обычную жизнь?
Я ответил:
— Конечно. Но должен предупредить, что без сломанного переводчика я гораздо менее интересный человек.
Ее ответ пришел, когда самолет уже выруливал на взлетную полосу:
— Не беспокойся. Мне кажется, что, между нами, все равно не потребуется перевод.
Я выключил телефон и откинулся в кресле, улыбаясь. Кто бы мог подумать, что дефект электроники приведет к самому удивительному путешествию в моей жизни?
А в рюкзаке лежал мой верный «сломанный» переводчик. Я решил сохранить его на память. В конце концов, в мире так много стран, где можно случайно стать философом, поэтом или даже мудрецом.
И иногда лучший способ найти общий язык — это говорить на разных языках.
Эпилог
Год спустя Юки переехала в Москву. Мы открыли необычную галерею, где главной инсталляцией был старый карманный переводчик. Посетители могли сказать что-то на своем языке, а переводчик превращал это в поэзию.
Мы назвали выставку — «Через переводчика».
Однажды ее посетил Кенджи с боссом. Ойабун долго стоял перед инсталляцией, потом что-то сказал по-японски.
Переводчик выдал — «Когда случайность стучится в дверь, мудрость открывает окно».
Якудза улыбнулся и кивнул.
А я подумал, что никогда не узнаю, что он сказал на самом деле. И, может быть, в этом и есть вся прелесть неточного перевода.
*Гайдзин – сокращение японского слова гайкокудзин, переводящееся, как – иностранец
**Коаны дзэн-буддизма — это короткие повествования, вопросы или диалоги, обычно не имеющие логической подоплёки.
***Ойабун — главная фигура в иерархии якудза.