Виктория смотрела на свой идеально убранный дом и чувствовала, как внутри поднимается привычное раздражение. Сегодня пятница, а это означало только одно — завтра с утра у них появится нежданная, но постоянная гостья. Свекровь Надежда Семеновна имела удивительную способность материализоваться на пороге их квартиры каждые выходные, словно у неё был встроенный радар на семейное спокойствие.
Алексей возился на кухне, готовя свой фирменный плов. Он всегда готовил по выходным — это была их традиция еще с тех времен, когда они только съехались. Виктория любила эти моменты: они включали музыку, готовили вместе, болтали о всякой ерунде. Но последние полгода эта идиллия неизменно нарушалась появлением его матери.
— Леш, мне нужно с тобой поговорить, — сказала Виктория, входя на кухню и садясь за барную стойку.
Алексей поднял глаза от сковороды, где шипел лук с морковью.
— Что-то серьезное? Ты выглядишь встревоженной.
Виктория глубоко вздохнула. Они уже несколько раз касались этой темы, но каждый раз разговор заканчивался ничем. Алексей либо отшучивался, либо говорил, что она преувеличивает.
— Насчет твоей мамы. Нам нужно что-то решать с ее постоянными визитами. Каждые выходные, Леш. Каждые! Я не успеваю отдохнуть от рабочей недели, как она уже на пороге.
Алексей отложил лопатку и повернулся к жене. На его лице читалось недоумение.
— Вика, ну что ты. Мама просто скучает, хочет побыть с нами. Ей одиноко, особенно после смерти отца.
— Я понимаю, что ей одиноко, — Виктория старалась говорить спокойно. — Но каждые выходные? Мы не можем планировать ничего, не можем поехать куда-то вдвоем, не можем даже просто полежать в постели до обеда. Потому что в девять утра она уже звонит в дверь.
Алексей вернулся к плову, помешивая рис в казане. Виктория видела по его напряженным плечам, что он не готов к серьезному разговору.
— Мам не так часто приходит. Может, раз в две недели...
— Леш, не надо, — перебила его Виктория. — Мы оба знаем, что это неправда. Позавчера она была здесь в среду вечером, потому что "рядом проходила и решила заглянуть". В прошлые выходные приходила оба дня. А еще звонит каждый день, иногда по нескольку раз.
Алексей выключил газ и обернулся к жене. В его глазах появилось то упрямое выражение, которое Виктория знала слишком хорошо.
— И что ты предлагаешь? Запретить собственной матери навещать сына? Сказать ей, что она нежеланна в нашем доме?
— Нет, конечно, — Виктория чувствовала, как разговор снова сворачивает не в ту сторону. — Я предлагаю установить границы. Например, договориться, что она приходит по субботам, но не каждую неделю. Или хотя бы звонит заранее и спрашивает, удобно ли нам.
— Ты хочешь, чтобы моя мать спрашивала разрешения прийти к сыну? — голос Алексея стал холоднее. — Красиво звучит.
Виктория почувствовала, как внутри закипает гнев. Почему он всегда переворачивает все так, будто она требует что-то неразумное?
— Я хочу, чтобы у нас были нормальные семейные отношения, а не постоянное вторжение в личное пространство. Мы взрослые люди, женатые три года, а живем как под колпаком у твоей мамы.
— Под колпаком? — Алексей хмыкнул. — Ты серьезно считаешь, что мама нас контролирует?
Виктория встала и подошла к холодильнику, доставая оттуда воду. Ей нужно было успокоиться, чтобы не наговорить лишнего.
— А как ты назовешь то, что она вчера полчаса объясняла мне, как правильно выбирать помидоры? Или когда она переставляет вещи в нашем доме, говоря, что "так удобнее"? Или когда она критикует мою готовку, намекая, что ты недоедаешь?
— Мама просто заботится, — устало сказал Алексей. — Она привыкла хозяйничать, всю жизнь заботилась о семье. Трудно перестроиться.
— Леш, пойми, я не против заботы. Но есть граница между заботой и навязчивостью. Когда она приходит без предупреждения и застает меня в халате с утра, я чувствую себя неловко в собственном доме. Когда она критикует мой выбор стирального порошка или говорит, что я неправильно глажу твои рубашки, это унизительно.
Алексей налил себе чай и сел напротив жены.
— Хорошо, допустим, ты права, и мама иногда перегибает палку. Но что ты хочешь, чтобы я сделал? Поссориться с ней из-за стирального порошка?
— Я хочу, чтобы ты встал на мою сторону хотя бы раз, — тихо сказала Виктория. — Когда она делает мне замечания в твоем присутствии, ты молчишь. Когда она критикует мою готовку, ты соглашаешься с ней. Я чувствую себя чужой в собственной семье.
Алексей потер лицо руками. Виктория видела, что он устал от этих разговоров не меньше ее.
— Вика, я не хочу выбирать между женой и матерью. Мне хочется, чтобы вы ладили.
— А мне хочется, чтобы мой муж защищал меня, когда это необходимо, — ответила Виктория. — И чтобы наши выходные принадлежали нам, а не твоей маме.
В дверь позвонили. Виктория и Алексей переглянулись. Было почти девять вечера пятницы.
— Кто это может быть? — спросила Виктория, хотя по выражению лица мужа уже понимала ответ.
Алексей виновато пожал плечами и пошел открывать. Через минуту в кухню вошла Надежда Семеновна — полная женщина лет шестидесяти, с аккуратной химической завивкой и пронзительными глазами за очками.
— Здравствуйте, дети, — пропела она, целуя сына в щеку и кивая Виктории. — Я шла мимо из поликлиники и подумала — дай-ка навещу молодых. Алешенька выглядит худым, небось, опять недоедает.
Виктория бросила на мужа многозначительный взгляд. Вот оно — живое подтверждение всех ее слов.
Утром Виктория проснулась от звука работающего пылесоса. Она посмотрела на часы — семь тридцать. В субботу. Рядом с ней мирно посапывал Алексей, который мог спать хоть до обеда, если его не будить.
"Только не это", — подумала она, натягивая халат.
В гостиной обнаружилась Надежда Семеновна, которая методично пылесосила ковер, передвигая при этом мебель. На кухне уже что-то варилось, пахло жареным луком.
— Доброе утро, Надежда Семеновна, — сказала Виктория, стараясь, чтобы голос звучал приветливо. — Как рано вы встаете.
Свекровь выключила пылесос и обернулась.
— А я уже давно не сплю, дорогая. В моем возрасте много не поспишь. Решила помочь вам с уборкой, вижу, что пыли накопилось. Наверное, работаете много, времени на дом не хватает.
Виктория сглотнула резкий ответ. Они убирались вчера вечером, готовясь к выходным. Никаких залежей пыли в доме не было.
— Спасибо, но не стоило беспокоиться. Мы справляемся с уборкой сами.
— Да что вы, Викочка, — Надежда Семеновна махнула рукой. — Молодым и так тяжело. А я привыкла рано вставать, мне не трудно. Вот кашу сварила на завтрак, самый раз для Алешеньки. Он у меня с детства овсянку любит.
Виктория прошла на кухню. На плите действительно варилась каша, а в раковине уже громоздилась гора грязной посуды, которой час назад там не было.
— Надежда Семеновна, а что это в раковине?
— Ой, да я решила переделать ваш холодец, — свекровь вошла на кухню, вытирая руки полотенцем. — Он у вас, наверное, не очень застыл. Я добавила желатина, теперь будет как надо. А то Алешенька любит плотный холодец, как в детстве.
Виктория уставилась на раковину. Вчера она специально готовила холодец по новому рецепту, который нашла в интернете. Потратила полдня, аккуратно варила бульон, выкладывала мясо. А теперь свекровь просто взяла и переделала все по-своему.
— Зачем вы это сделали? — не выдержала она. — Холодец был нормальным, я его вчера пробовала.
— Ну что вы, милочка, — Надежда Семеновна улыбнулась снисходительно. — Опыт — дело наживное. У меня сорок лет стажа готовки, я сразу вижу, что и как исправить. Не обижайтесь, учиться никогда не поздно.
Виктория почувствовала, как щеки горят от унижения. Сорок лет стажа. Учиться никогда не поздно. Каждая фраза била точно в цель.
— Доброе утро, красавицы, — в кухню вошел заспанный Алексей, целуя мать и жену. — Как рано вы встали. И что-то вкусно пахнет.
— Мамочка кашу сварила, — Надежда Семеновна просияла. — Твою любимую, с изюмом. Садись завтракать, пока горячая.
Алексей послушно сел за стол, а свекровь начала накладывать ему кашу. Виктория молча смотрела на эту сцену, чувствуя себя лишней в собственном доме.
— А тебе налить, Викочка? — спросила Надежда Семеновна с той же снисходительной улыбкой.
— Спасибо, я пока кофе выпью, — сухо ответила Виктория, доставая турку.
— Кофе натощак вреден, — тут же отозвалась свекровь. — Лучше сначала кашу съесть, а потом уже кофе. Я в вашем возрасте тоже думала, что кофе заменит завтрак, а потом гастрит заработала.
Виктория медленно поставила турку на плиту, стараясь не резко. Еще одна порция непрошеных советов с утра пораньше.
— Мам, а ты давно встала? — спросил Алексей, уплетая кашу. — Я не слышал, как ты пришла.
— Да я еще вчера ключи у вас взяла, когда уходила, — небрежно ответила Надежда Семеновна. — Подумала, что рано утром не стоит звонить в дверь, разбужу вас. Вот и вошла тихонько.
Виктория застыла с туркой в руках. Ключи? Когда это свекровь взяла у них ключи?
— Мама, какие ключи? — удивился и Алексей.
— Да запасные ваши, что в ключнице висят, — Надежда Семеновна помешала кашу в кастрюле. — Я же говорю, не хотела беспокоить. А так удобно — и вам хорошо, и мне.
— Надежда Семеновна, — медленно произнесла Виктория, поворачиваясь к свекрови, — вы взяли наши ключи без спроса?
— Ну что вы, детонька, — засмеялась та. — Какие же это чужие ключи? Это ключи от дома моего сына. А я его мать, между прочим.
Виктория перевела взгляд на мужа. Алексей сосредоточенно размешивал кашу, явно не желая вмешиваться в назревающий конфликт.
— Леш, ты не находишь это странным? — спросила Виктория.
Алексей поднял глаза, в которых читалось раздражение.
— Мам, может, в следующий раз все-таки лучше позвонить? Или в дверь постучать?
— Ладно, ладно, — примирительно сказала Надежда Семеновна. — Не хотела никого расстроить. Просто старческая забывчивость.
Но ключи она не предложила вернуть. И Алексей об этом не попросил.
К обеду ситуация накалилась до предела. Надежда Семеновна за утро успела переставить цветы на подоконнике, потому что "они неправильно стоят относительно света", перегладить белье, которое Виктория вчера уже погладила, потому что "все-таки видны заломы", и начать готовить свой фирменный суп, не спросив, есть ли у хозяев планы на обед.
Виктория сидела в гостиной с книгой, но не могла сосредоточиться. Каждые пять минут свекровь находила повод пройти мимо и сделать очередное замечание.
— Викочка, а вы не боитесь, что от чтения в темноте зрение портится? Может, лампу включить?
— Викочка, у вас такая интересная подушка на диване. Только она же не очень практичная, наверное? Быстро пачкается небось?
— Викочка, а цветы вы часто поливаете? А то листья какие-то вялые, может, им воды не хватает?
Каждое "Викочка" звучало все более фальшиво, и Виктория чувствовала, как терпение подходит к концу.
Алексей сидел за компьютером в соседней комнате, решая какие-то рабочие вопросы. Он давно научился абстрагироваться от материнских советов, но Виктории такой навык пока не давался.
— Алешенька, иди кушать! — позвала Надежда Семеновна. — Суп готов, пока горячий.
За обедом свекровь развернула настоящую лекцию о правильном питании, здоровом образе жизни и семейных ценностях.
— Вот в наше время женщины больше внимания дому уделяли, — говорила она, разливая суп по тарелкам. — Конечно, работали тоже, но семья была на первом месте. А сейчас молодежь только о карьере думает.
Виктория поняла, что это очередной выпад в ее сторону. Она работала менеджером в крупной компании, часто задерживалась, иногда ездила в командировки. Свекрови это категорически не нравилось.
— Времена меняются, Надежда Семеновна, — ровно ответила она. — Сейчас женщины имеют больше возможностей для самореализации.
— Конечно, конечно, — согласилась свекровь с той же снисходительной улыбкой. — Только семья от этого часто страдает. Вот Алешенька приходит домой, а ужина нет, жена в командировке. Это же неправильно.
Алексей неловко кашлянул.
— Мам, мы нормально справляемся. Я тоже умею готовить, между прочим.
— Умеешь, умеешь, — покачала головой Надежда Семеновна. — Только мужчина должен работать, а не по кухне бегать. Это женские обязанности.
Виктория положила ложку. Больше она не могла этого выносить.
— Надежда Семеновна, мы с Алексеем сами решаем, как распределять обязанности в нашей семье.
— Ну конечно, дорогая, — свекровь и бровью не повела. — Я просто из опыта говорю. Сорок лет замужем была, кое-что знаю о семейной жизни.
И снова этот опыт, эти сорок лет. Виктория чувствовала, как внутри все кипит.
— И что, все сорок лет вы готовили, убирали и не работали? — не выдержала она.
Надежда Семеновна выпрямилась, ее глаза сузились.
— Я работала на заводе двадцать лет, если вас это интересует. Но семья всегда была на первом месте. Я умела совмещать, в отличие от некоторых.
— Мам, ну зачем вы так? — вмешался Алексей. — Вика тоже старается.
— Старается, конечно, — кивнула свекровь. — Только результат не очень. Вон холодец переделывать пришлось, суп вчера пересоленный был...
— Хватит! — не выдержала Виктория, вскакивая из-за стола. — Я не буду этого слушать!
Она выбежала из кухни и заперлась в спальне. Сердце бешено колотилось, руки дрожали от злости. Так больше продолжаться не могло.
Через несколько минут в дверь тихо постучали.
— Вика, это я, — голос Алексея звучал виновато. — Можно войти?
Она открыла дверь. Муж выглядел растерянным и усталым.
— Мама ушла, — сказал он, проходя в комнату. — Сказала, что не хотела никого расстраивать.
— Леш, я больше не могу, — тихо произнесла Виктория. — Либо ты что-то делаешь с этой ситуацией, либо... либо я не знаю, что будет дальше.
Алексей сел на кровать рядом с женой.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Поговори с ней. Объясни, что у нас есть своя жизнь. Что ей нельзя приходить без предупреждения, переделывать мою готовку, критиковать меня в моем же доме.
— Хорошо, — кивнул Алексей. — Я поговорю. Но пообещай мне, что не будешь срываться на нее. Она пожилая женщина, ей трудно перестроиться.
Виктория посмотрела на мужа. Даже сейчас, после всего произошедшего, он защищал мать, а не жену.
— Я постараюсь, — сказала она, но внутри уже знала, что ничего не изменится.
Обещанный разговор состоялся через неделю. Алексей пригласил мать на ужин и осторожно завел речь о том, что молодой семье нужно личное пространство.
Надежда Семеновна выслушала сына с каменным лицом, а потом расплакалась.
— Значит, я теперь чужая в твоей жизни? — всхлипывала она. — Значит, жена важнее матери? Я тебя растила одна, после смерти отца, работала на двух работах, чтобы ты ни в чем не нуждался. А теперь выходит, что я только мешаю?
Алексей метался между женой и матерью, пытаясь всех успокоить.
— Мам, никто не говорит, что ты мешаешь. Просто нам иногда хочется побыть вдвоем...
— Понятно, — вытерла глаза Надежда Семеновна. — Значит, теперь я должна спрашивать разрешения, чтобы навестить сына. Красиво. А я-то думала, что у нас дружная семья.
Виктория молча наблюдала за этим спектаклем. Она понимала, что свекровь мастерски играет на чувстве вины сына, и это работает.
— Хорошо, — наконец сказала Надежда Семеновна, поднимаясь из-за стола. — Я поняла, где мое место. Больше без приглашения не приду.
Она собрала сумочку и направилась к выходу, но у двери обернулась.
— Только вот ключи я оставлю, раз уж я теперь посторонняя.
Она положила ключи на тумбочку в прихожей и ушла, громко хлопнув дверью.
Алексей виновато посмотрел на жену.
— Ну вот, довольна? Теперь мама обиделась и не будет с нами общаться.
— Леш, — устало сказала Виктория, — неужели ты не видишь, что она нами манипулирует? Эти слезы, эти упреки про то, что она чужая... Это же классическая эмоциональная манипуляция.
— Она моя мать, — отрезал Алексей. — И она действительно переживает. Ты могла бы быть снисходительнее.
— А ты мог бы быть внимательнее к жене, — парировала Виктория. — Но почему-то материнские чувства для тебя важнее.
Они легли спать в холодном молчании.
Надежда Семеновна действительно не приходила две недели. Виктория почти поверила, что проблема решена, но знала свекровь достаточно хорошо, чтобы понимать — это временное затишье.
И действительно, на третьей неделе начались звонки.
— Алешенька, как дела? Я вас не беспокою? — сладко ворковала Надежда Семеновна в трубку.
— Алешенька, у меня сломался кран, а слесаря нет. Может, ты приедешь посмотришь?
— Алешенька, мне одной так грустно. Можно я приду хоть ненадолго?
Каждый звонок заканчивался тем, что Алексей виновато смотрел на жену и говорил:
— Мне нужно к маме съездить. Она одна, ей плохо.
Или:
— Мама хочет прийти на часок. Ты же не против?
Виктория понимала, что попала в ловушку. Формально свекровь выполняла условие — не приходила без предупреждения. Но она нашла другие способы добиться своего.
А потом случился инцидент с супом.
В воскресенье Виктория готовила борщ по рецепту своей мамы. Это было сложное блюдо, которое требовало много времени и внимания. Она целый день провела на кухне, тщательно соблюдая все тонкости приготовления.
Вечером позвонила Надежда Семеновна.
— Алешенька, я совсем плохо себя чувствую. Давление скачет, голова кружится. Можно я приду, посижу с вами немного? А то одной страшно.
Конечно, Алексей не мог отказать больной матери. Надежда Семеновна появилась через полчаса, причем выглядела она вполне бодро для человека с плохим самочувствием.
— Ой, как вкусно пахнет! — воскликнула она, заходя на кухню. — Борщик варите? А можно посмотреть?
Не дожидаясь ответа, она подошла к плите и заглянула в кастрюлю.
— Ой, а морковка у вас какая-то бледная. И капуста рано положена, она переварится. А свекла... — она покачала головой. — Свеклу надо было отдельно потушить, а не так бросать в кастрюлю.
— Надежда Семеновна, — сквозь зубы проговорила Виктория, — я готовлю по рецепту своей мамы. Этот борщ всегда получается отличным.
— Ну конечно, дорогая, — улыбнулась свекровь. — Просто у каждого свои секреты. А можно я немножко поправлю? У меня есть особая приправа, борщ с ней получается божественным.
— Нет, — твердо сказала Виктория. — Не надо ничего поправлять.
Надежда Семеновна сделала обиженное лицо.
— Ну что вы, Викочка, я же хочу как лучше. Для Алешеньки стараюсь, он у меня гурман.
— Мам, не надо, — вмешался Алексей. — Вика сама справится.
Но свекровь уже доставала из сумочки пакетик с какой-то приправой.
— Ну хоть попробуйте, это семейный рецепт, еще от моей бабушки. Алешенька в детстве только такой борщ и ел.
И не слушая возражений, она высыпала содержимое пакетика в кастрюлю.
Виктория застыла, не веря своим глазам. Весь день работы насмарку. Ее борщ, который она готовила с любовью, теперь превратился в неизвестно что с приправой свекрови.
— Что вы наделали? — выдохнула она. — Зачем вы это сделали?
— Ой, да что вы так волнуетесь, — замахала руками Надежда Семеновна. — Я же лучше сделала! Попробуете — сами убедитесь.
— Я не просила делать лучше! — голос Виктории дрогнул. — Это был мой борщ, я готовила его целый день!
— Ну что вы как маленькая, — укорила свекровь. — Готовка — это творчество, нужно экспериментировать. А вы все по книжкам да по рецептам.
— Мам, зачем ты без спроса добавила приправу? — наконец вмешался Алексей, видя, что жена на грани срыва.
— Алешенька, ну я же хотела помочь, — Надежда Семеновна изобразила удивление. — Думала, Викочка обрадуется. Не знала, что она такая... чувствительная к советам.
Чувствительная к советам. Виктория почувствовала, как последние остатки самообладания покидают ее.
— Знаете что, Надежда Семеновна? — медленно проговорила она. — Я не обязана терпеть ваше вмешательство в мою жизнь каждые выходные. Я устала от ваших советов, от ваших поправок, от того, что вы считаете себя хозяйкой в нашем доме.
— Вика! — предостерегающе окликнул ее Алексей.
— Нет, Леш, хватит! — Виктория повернулась к мужу. — Три года я терплю это. Три года выслушиваю, как я неправильно готовлю, неправильно убираюсь, неправильно живу. При этом твоя мать появляется здесь, когда хочет, берет наши ключи, переставляет наши вещи и портит мою еду. А ты молчишь!
— Я не молчу, — возразил Алексей. — Я пытаюсь найти компромисс.
— Какой компромисс? — засмеялась горько Виктория. — Компромисс — это когда обе стороны идут на уступки. А здесь уступаю только я. Всегда.
Надежда Семеновна стояла, слушая этот разговор, и на ее лице постепенно появлялось выражение праведного гнева.
— Так вот оно что, — медленно произнесла она. — Значит, я мешаю молодой семье. Значит, материнская забота никому не нужна.
— Дело не в заботе, — попыталась объяснить Виктория. — Дело в том, что...
— Не надо ничего объяснять, — оборвала ее свекровь. — Все и так ясно. Алешенька, я теперь поняла, что думает о твоей матери твоя жена. Очень поучительно.
Она взяла сумочку и направилась к выходу.
— Мам, постой, — бросился за ней Алексей. — Давайте все спокойно обсудим.
— Обсуждать нечего, сынок, — Надежда Семеновна остановилась у двери. — Твоя жена ясно дала понять, что я здесь лишняя. Что ж, буду знать.
Она ушла, а Алексей повернулся к жене с лицом, искаженным гневом.
— Поздравляю, — сказал он холодно. — Ты добилась своего. Теперь мама не будет к нам приходить.
— Леш, я не хотела...
— Не хотела? — Алексей прошел мимо жены на кухню и выключил газ под борщом. — Ты три года этого добивалась. Ну вот, получила.
Он взял куртку и пошел к выходу.
— Ты куда? — спросила Виктория.
— К маме. Извиняться за поведение моей жены.
Дверь хлопнула, и Виктория осталась одна на кухне с испорченным борщом и горьким привкусом победы, которая оказалась поражением.
Алексей вернулся поздно ночью. Виктория не спала, лежала и смотрела в потолок, прокручивая в голове вечерний разговор. Может быть, она действительно зашла слишком далеко? Может быть, нужно было промолчать?
— Как мама? — тихо спросила она, когда муж лег рядом.
— Плачет, — коротко ответил Алексей. — Говорит, что больше не будет мешать нам жить.
— Леш, я не хотела ее обидеть. Просто накопилось...
— Знаешь что, Вика? — Алексей повернулся к жене. — Мне кажется, проблема не в маме. Проблема в том, что ты не готова делить меня ни с кем.
Эти слова больно ударили Викторию.
— Это неправда. Я никогда не запрещала тебе общаться с мамой.
— Не запрещала, но всячески показывала, что тебе это не нравится. Каждый ее визит становился поводом для скандала.
— Потому что эти визиты превратились в оккупацию нашего дома! — не выдержала Виктория. — Неужели ты не видишь разницы между нормальным общением и тем, что происходило?
— Вижу женщину, которая пытается изолировать мужа от его семьи, — жестко ответил Алексей.
Виктория села в кровати.
— Как ты можешь так говорить? Я три года терпела унижения от твоей матери!
— Унижения? — Алексей тоже сел. — Мама дает советы, потому что заботится. Да, иногда она перегибает палку, но это не повод устраивать истерики.
— Советы? — Виктория почувствовала, как внутри снова закипает гнев. — Когда она говорит, что я плохо готовлю, плохо убираюсь, плохо слежу за тобой — это советы?
— Мама просто хочет, чтобы я был счастлив.
— А мое счастье тебя не волнует?
Алексей помолчал, и в этом молчании Виктории послышался ответ.
— Волнует, — наконец сказал он. — Но я не понимаю, почему нельзя найти общий язык с пожилой женщиной, которая просто скучает по сыну.
— Потому что эта пожилая женщина не дает нам жить! — взорвалась Виктория. — Мы не можем планировать выходные, не можем поехать в отпуск, не можем даже поссориться, не боясь, что она об этом узнает и придет "разбираться"!
— Это преувеличение.
— Это реальность, Леш! Но ты ее не видишь, потому что не хочешь видеть.
Они легли, отвернувшись друг от друга.
Следующие две недели прошли в напряженной атмосфере. Надежда Семеновна действительно не приходила и не звонила, но это молчание давило сильнее любых скандалов. Алексей ходил мрачный, часто задерживался на работе, а когда был дома, демонстративно звонил матери и долго с ней разговаривал.
— Как дела, мам? — говорил он, бросая на жену многозначительные взгляды. — Что-то голос у тебя грустный. Давление не скачет? А может, к врачу сходить?
Виктория понимала, что это своеобразная психологическая война. Алексей давал ей понять, что из-за ее поведения страдает пожилая женщина.
В конце второй недели не выдержала она.
— Леш, может, пригласим твою маму на ужин? — предложила она, пытаясь сделать шаг навстречу.
Алексей поднял глаза от телефона.
— Серьезно? После того, что ты ей наговорила?
— Я готова извиниться, — тихо сказала Виктория. — Мне тоже неприятно, что она обиделась.
— Ей не просто неприятно, Вика. Она чувствует себя отвергнутой собственным сыном.
— Хорошо, я понимаю. Давай пригласим ее, я извинюсь, и мы попробуем начать с чистого листа.
Алексей некоторое время молчал, обдумывая предложение.
— Ладно. Я позвоню ей завтра.
Но когда он позвонил, Надежда Семеновна ответила, что не уверена, стоит ли приходить.
— Я не хочу никому мешать, — сказала она голосом полным достоинства. — Если Виктория считает меня лишней в вашем доме, то зачем создавать неловкие ситуации?
Потребовалось еще несколько дней уговоров, прежде чем она согласилась прийти.
Виктория готовилась к этому ужину как к экзамену. Она приготовила все любимые блюда свекрови, купила хорошее вино, даже цветы поставила в вазу. Планировала извиниться, объяснить, что была не права, и попросить начать все заново.
Надежда Семеновна пришла с каменным лицом, поздоровалась холодно и села за стол с видом человека, который делает огромное одолжение.
— Надежда Семеновна, — начала Виктория, когда они сели ужинать, — я хочу извиниться за тот вечер. Я была не права, что повысила на вас голос. Это было некрасиво с моей стороны.
Свекровь кивнула, не глядя на невестку.
— Спасибо за извинения. Но, знаете, слова слишком ранят, чтобы их можно было просто взять обратно.
— Я понимаю, — Виктория старалась говорить мягко. — И я действительно сожалею. Может быть, мы сможем найти способ лучше понимать друг друга?
— Конечно, дорогая, — Надежда Семеновна наконец посмотрела на нее, и в ее глазах мелькнуло что-то холодное. — Я буду стараться не вмешиваться в вашу жизнь. Раз уж мои советы так неуместны.
Виктория почувствовала подвох в этих словах, но решила не обращать внимания.
— Дело не в том, что они неуместны. Просто иногда хочется делать что-то по-своему, понимаете?
— Понимаю, — кивнула свекровь. — У молодых свои представления о жизни. Правда, не всегда правильные, но это их право.
Вот оно. Надежда Семеновна формально извинения приняла, но дала понять, что считает Викторию неправой во всем.
Ужин прошел в натянутой атмосфере вежливых разговоров. Свекровь больше не делала замечаний, но и теплоты в ее поведении не было. Она хвалила еду сквозь зубы, отвечала на вопросы односложно и все время подчеркивала, что "не хочет мешать молодым".
Когда она уходила, то остановилась в дверях.
— Алешенька, если что-то понадобится — звони. Я теперь понимаю, что не должна приходить без приглашения. Буду ждать, когда позовете.
После ее ухода Алексей повернулся к жене.
— Ну что, довольна? Мама теперь боится сюда приходить.
— Леш, я же извинилась...
— Да, извинилась. Но результат какой? Она чувствует себя здесь чужой.
Виктория поняла, что попала в западню. Теперь любая инициатива должна была исходить от нее. Она должна была звонить свекрови, приглашать ее, извиняться за каждое неосторожное слово. А Надежда Семеновна получила моральное превосходство и право в любой момент напомнить о том, как ее "обидели".
Прошло еще месяц. Формально отношения наладились — свекровь приходила раз в неделю по приглашению, вела себя подчеркнуто вежливо, не делала замечаний. Но эта вежливость была хуже прежних претензий. В каждом слове, в каждом жесте читался упрек: "Вот видите, какая я деликатная, не то что некоторые".
Виктория понимала, что проиграла эту войну. Она получила то, чего хотела — свекровь больше не командовала в их доме. Но заплатила за это слишком дорогую цену. Алексей теперь смотрел на нее как на человека, который обидел его мать. А Надежда Семеновна превратилась в мученицу, терпящую неблагодарную невестку.
И самое худшее — Виктория поняла, что ситуация стала еще более безнадежной. Раньше можно было надеяться на изменения, на то, что отношения наладятся. Теперь же они все играли в спектакль вежливости, под которым скрывались взаимные обиды и недоверие.
Семья не стала дружнее. Она просто научилась лучше скрывать свои проблемы.
