Часть 20
Прошло совсем немного времени и Ирма узнала, что у обаятельного, вальяжного Ильи Семёновича ни много ни мало четверо внебрачных детей, с которыми он активно общается, причём не только по выходным и в каникулы.
- Илья Семёнович! - ахнула девушка, весьма впечатлённая такой плодовитостью.
- Ты не любишь детей?! - несколько неестественно "удивился" тот, вдруг отбросив церемонии и перейдя на "ты".
- Да не то, чтобы... - замялась обалдевшая Ирма. - Но четверо! Это... Как бы сказать...
- Ирма, милая, так уж вышло. Дети не могут быть помехой... - выразил надежду неотразимый бык производитель.
"Ещё как могут", - ухмыльнулась про себя Ирма, в чьих глазах Илья Семёнович несколько померк, потускнел, подёрнулся патиной.
Становиться мачехой четверым несовершеннолетним оторвышам Ирма не хотела. И кто её за это осудит?
Будучи человеком взрослым, зрелым и трезво мыслящим, Илья Семёнович заподозрил бы Ирму в чёрной корысти, выкажи она радость и приятие сразу же, не задумываясь.
Женщины, как и мужчины, зачастую не очень-то жалуют плоды, произведённые на свет другими самками, какими бы замечательными, мягкими и красивыми они ни были.
Что касается весьма расхожей фразы "чужих детей не бывает," то это теория. На практике всё значительно сложнее и вместе с тем проще.
- Сколько им лет? И кто у вас? - праздно полюбопытствовала Ирма.
Одно то, что она не сбежала сразу же, под надуманным, глупым предлогом, давало многодетному отцу причины надеяться.
- У меня три сына и дочь. Иван и Настя - близнецы, им по двенадцать. Андрею - пятнадцать, он старший. И Виктору всего шесть, - охотно перечислил Илья.
- Ничего себе! А мамы? Их две? Три? - уточнила Ирма просто чтобы окончательно понять масштабы катастрофы.
- Три, - не скрывая гордости, ответил Илья Семёнович. - Некоторое время назад я, что называется, пустился во все тяжкие. Тебе этого пока не осознать, но в жизни каждого человека неизбежно наступает период, когда время словно песок просачивается меж пальцев. Дни превращаются в минуты, недели в часы. Начинаешь вдруг остро ощущать, что смертен, что всё конечно и осталось не так уж много.
Ирма ни в коем случае не осуждала Илью Семёновича, тем более, что детей он не бросил, содержал, помогал, дал им свою фамилию и отчество.
Однако...
Все сомнения, что подобно сонму неугомонных, дотошных мошек роились у Ирмы в голове, Илья Семёнович без малейших усилий прочёл на прекрасном женском лице.
- Я не жду от тебя того, чего ты боишься, - промолвил он. - Не принимай скоропалительных решений. Подумай. Я могу многое дать тебе.
Но Ирма уже приняла твёрдое решение более не встречаться с привлекательным, состоятельным, но таким не свободным Ильёй.
И всё же перед тем как поставить жирную точку, она сказала:
- Поедем в гостиницу?
Пока Инна искала в необъятной, забитой всемовозможным барахлом сумке свои ключи, потом возилась с замком, Яра всё больше заводилась.
Лютая злость на весь белый свет булькала в ней, неистово пузырилась, поднимала давление до неумолчного шума в покрасневших ушах.
- Какое же скотство! - громко ругалась она, не имея в виду никого конкретно, но подразумевая маму, бабушку, соседку Инну, Троицкого Петра Евгеньевича и конечно же лысого, безжалостного гада, что посмел поймать её в ловко расставленную ловушку как безмозглого кролика.
- Дайте только выйти! Мало никому не покажется! - подзадоривала себя Яра, нежно поглаживая уменьшившийся, как ей казалось, круглый будто пивной бочонок, рыхлый живот.
- Сколько можно копаться?! - то и дело истошно кричала она через дверь. - Ты что, не можешь быстрее?! Ты ведь это нарочно? Признайся, нарочно?!
Очутившись в своей квартире, Инна отчётливо поняла, что категорически не помнит куда дела доверенные ей ключи. Обыскав все полки и ящики в коридоре, она взялась за сумки и карманы. Ключи никак не находились, но Инна не сомневалась - лежат где-то поблизости и умирают со смеху, глядя на неожиданную суету.
"Могла бы вызвать спасателей и попросить их открыть дверь, - подумала Инна, но Яра ничего бы не ответила, даже если бы умела читать мысли через стены. Высунув кончик языка от усердия, она создавала новый заказ. Можно было съесть и невостребованный, но зачем?! Пережитые мучения давали основания для того, чтобы побаловать себя свеженьким, горячим, одуряюще пахнущим. Обиженный, уставший от непривычных лишений желудок бесновался и скандалил, слюнные железы работали с таким пылом, что оголодавшая толстуха едва не захлёбывалась.
К слову сказать, в службу спасения пленённая звонила, но не преуспела. Сначала она не смогла найти свой паспорт.
- Прежде чем вскрывать дверь, нам необходимо переговорить с хозяином квартиры. Кто вы? Как очутились взаперти? Мы этого не знаем.
На грани истерики, взрываясь от негодования, Яра продуктовала телефон негодяйки-бабули, но после этого никто не только не приехал, но на её звонки вообще перестали отвечать. Криков о помощи никто не слушал, бездушные люди, задача которых спасать попавших в беду, бессовестно отвернулись.
Яра догадывалась, что всё это дело ручек Веры Васильевны и пообещала себе непременно подумать о том, как бы побольнее укусить всех виновных в её страданиях.
- Что, ба, думаешь тебе всё можно?! Думаешь, ты самая мудрая и лучше знаешь как мне жить? - декламировала Яра, жадно глотая воду, в надежде заглушить навязчивый, неутомимый голод, что яростно впился в неё подобно дикому зверю.
Не успела Инна найти ключи, упавшие за обувной ящик, как явился доставщик со свежим заказом.
Услышав звонок в дверь, дошедшая до состоянии полной невменяемости Яра позвонила Инне.
- Нашла?!
- Только что, - спокойно сообщила та.
- Так чего ты телишься?! Открыва-а-ай немедле-е-енно! - рявкнула Яра, полностью утратившая самообладание.
Больше всего на свете Инне хотелось послать соседку куда подальше, но она взяла себя в руки и, ничего не ответив, вышла на лестницу.
- Сейчас, одну минуту, - обратилась она к курьеру и открыла наконец соседнюю дверь.
Нетерпеливо переминавшаяся с ноги на ногу Яра, тотчас оттолкнула бывшую подругу в сторону и выхватила из рук опешившего доставщика пакеты с едой.
- Инна-а-а! Возьми-и-и! - потребовала она, указав сарделькообразным перстом на погрустневшие пакеты с бутербродами двухдневной давности.
Инна открыла было рот, чтобы поставить хамку на место, но сдержалась, с трудом сглотнула рвущиеся наружу ядовитые слова и послушно подхватила продукты.
Ела Яра яростно, роняя капли и крошки, утробно урча, почти не жуя, заглатывая огромные куски бутербродов, горсти печёного картофеля.
Глядя на безобразное пиршество во все глаза, Инна испытывала тошноту, отвращение и гадливость.
"Какая мерзость Животное!!" - ужасалась она, искренне недоумевая как могла дружить с этим вульгарным, отвратительным чудовищем.
Появление Инны обрадовало Яру, но выказать свою радость она не сумела, так как потребность жадного, бескомпромиссного, ненасытного желудка, которому она рабски подчинялась, оказалась превыше всего остального.
Методично уничтожая долгожданные яства, Яра не обращала на Инну никакого внимания.
"Когда же ты уже нажрёшься?" - размышляла та, не состоянии отвести глаза.
Вид насыщающейся Яры завораживал, как завораживает любое острое, пробуждающее сильные эмоции действо. Желание угостить чревоугодницу клофелином бесследно исчезло.
"Она такая жалкая, такая убогая. Ни смысла, ни будущего".
Обсудив подопечную Макара в очередной раз, Пётр Евгеньевич снял очки, потёр двумя пальцами переносицу и промолвил:
- Как думаешь, голубчик, не пора?
- Сложно сказать, профессор, но если Яра наконец поймёт, что зависимость мешает ей жить, унижает, связывает по рукам и ногам, то возможно. Но гарантий, как вы понимаете, никаких, - развёл руками Макар.
- Что ж, посмотрим, мой дорогой, посмотрим. В любом случае палата уже готова, - сказал эскулап, одобрительно похлопав коллегу по плечу.
- В таком случае я поеду, проведаю заключённую. Не исключено, что вернусь не один, - не слишком уверенно промолвил Макар.
Яра оказалась крепким орешком, но новатор от психиатрии полагал, что попытаться всё же стоит. Чем сложнее был случай, тем с большим энтузиазмом Макар в него погружался.
В тоже самое время когда он садился в машину с тем, чтобы отправиться в Фили, Яра заканчивала обильную трапезу.
Огромное количество еды показалось желудку чрезмерным, в следствии чего обжора ощутила мощный рвотный позыв, но расставаться со съеденным в её планы не входило.
Вместо того, чтобы позволить лишнему извергнуться, Яра улеглась на кровать и тяжело вздохнула.
- Тебе нехорошо? - выдавила из себя Инна, не испытывая ни толики сочувствия.
Походившая на гору Яра, лежала с закрытыми глазами, громко, надсадно дыша.
Вскоре Инна услышала торжествующий, раскатистый храп. Изнурённое стрессом и пищей тело просто отключилось.
Девушка встала с кресла и подошла поближе. Лицо опальной подруги разгладилось, толстые щёки покраснели, губы лоснились от жира.
- До чего же ты... - тихо прошептала Инна, содрогнулась и в безотчётном порыве, чтобы убрать с глаз долой это мясистое, оплывшее лицо, положила на него большую, квадратную подушку в засаленной, некогда бледно-лимонной наволочке.
Яра не проснулась и Инна, бросив последний взгляд на некогда дорогое создание, покинула квартиру.
Обжора умерла во сне минут через десять после её ухода.
Макар, обнаруживший бездыханное тело Яры с подушкой на лице, резонно предположил, что её задушили, о чём и сообщил в полицию.
На самом же деле, как позже показало вскрытие, Яра умерла ненасильственной смертью от сердечного приступа.
Конец.
Надежда Ровицкая