— Нам надо будет переоборудовать твою комнату в детскую, — Алина положила руку на едва заметный живот и посмотрела на меня без тени сомнения. — Она самая светлая, с хорошей инсоляцией.
— А куда же я... — слова застряли в горле.
— Мама может переехать к тёте Вале, — она повернулась к моему сыну, словно меня и не было рядом. — Помнишь, ты говорил, что у твоей крестной большая квартира и она одна живет? Ей было бы нескучно.
Дима молчал. Я видела, как желваки заходили на его скулах — этот жест знаком мне с его детства. Так он всегда сдерживал рвущиеся наружу эмоции.
— Нет, — наконец твердо произнес он. — Мама останется с нами.
Алина вспыхнула:
— Но ребенку нужна отдельная комната! Ты же не предлагаешь поставить кроватку в нашу спальню?
— Значит, будем искать квартиру побольше, — отрезал Дима.
Я стояла, вцепившись в спинку стула. «Как мы дошли до этого?»
***
Мне шестьдесят три. Зовут Марина Викторовна, хотя в последнее время даже собственное имя кажется чужим, будто принадлежит кому-то другому. Сорок лет проработала бухгалтером в одной и той же строительной компании.
Вдова — муж умер от инфаркта, когда нашему Диме было пятнадцать. С тех пор мы жили вдвоем — я и сын.
Когда накатывает бессонница (а это случается всё чаще), я вспоминаю нашу жизнь яркими вспышками, словно листаю тот старый фотоальбом, который раньше доставала по вечерам.
Димин восемнадцатый день рождения: я отдаю ему всю премию, чтобы он купил костюм на выпускной. Он смущается, но деньги берёт.
Первая сессия в институте: я встаю в пять утра, чтобы наварить борщей и запаковать в термос — ему, в общежитие на другой конец города.
Его первая зарплата, тогда он примчался домой раньше обычного, протянул пакет. Там духи, недорогие, но я хранила флакон три года. Даже когда осталась одна капля.
Дима был «настоящим сыном». На работе подруги завидовали: «Везет тебе с парнем, Марина. Наши оболтусы и не позвонят лишний раз».
В тридцать он всё еще жил со мной. Женщины в его жизни приходили и уходили, а настоящей семьей для него оставалась я. Отпуск всегда планировали вместе — год копили, потом ездили в Крым или Сочи. А однажды, в мой день рождения, он схватил меня за руки:
— Мам, у меня премия! Давай в Турцию махнем? Чтобы всё включено, шведский стол и море теплое!
Глаза его блестели, как в детстве. Как я могла отказать?
После моего выхода на пенсию в пятьдесят восемь жизнь стала еще спокойнее. Дима работал менеджером в крупной компании, получал хорошо.
По выходным возил меня в торговый центр на своей машине — загружали полный багажник. Я украдкой подсчитывала, сколько он на меня тратит, но он всегда отмахивался:
— Мам, ну чего ты считаешь? — смеялся он. — Кому мне еще деньги тратить? От меня не убудет.
И я верила, что так будет всегда.
***
Говорят, счастье — это когда не замечаешь времени. Моё счастье закончилось прошлой весной.
— Она особенная, мам, — Дима смотрел куда-то мимо меня, и в глазах плескалось что-то новое. — Её зовут Алина, она из соседнего отдела.
Я улыбнулась. Сколько их было, этих «особенных»? Но через месяц он уже привел её знакомиться — высокую, стройную, с прямым, оценивающим взглядом. Я сразу почувствовала себя маленькой и серой.
— Очень уютная квартира, — сказала она, вручая мне букет и коробку конфет. А глаза при этом пробежались по стенам, мебели, шторам. — Не тесновато ли вам будет втроем, если я с Мишей перееду?
— Справимся как-нибудь, — Дима не смотрел на меня, говоря это.
Ледяной комок появился тогда в животе — и с тех пор так и не растаял.
Они переехали через две недели. Мальчик, Миша — семи лет, тихий, с настороженным взглядом. Я пыталась с ним подружиться, но он словно боялся ко мне привязаться. А Алина... Алина сразу начала менять «мой дом».
— Мариночка, — улыбалась она, складывая мои вазочки, которые я собирала тридцать лет, в коробку на антресоли, — надо освежить интерьер!
И Дима кивал. Просто кивал.
В первый же месяц Алина попросила новую стиральную машину. «Наша барахлит», — сказала она. Хотя машинка работала исправно. Потом появилась кофеварка — «Алина любит капучино по утрам». Затем — робот-пылесос, «чтобы тебе, мам, было легче».
Однажды я полезла в холодильник за кефиром и обнаружила странные баночки с непонятными этикетками.
— Что это? — спросила я за ужином.
— Органическая еда для Миши, — отрезала Алина. — У него аллергия.
— Но это же дорого... — я посмотрела на Диму.
— Все нормально, мам, — он даже взгляда не поднял от тарелки.
Потом были: абонемент в бассейн для Миши, развивающие занятия для Миши, курсы английского для Миши, одежда от брендов — «потому что у ребенка чувствительная кожа».
А однажды я заметила на столе распечатку банковского счета. «Дима взял кредит». Мой сын, который всегда был против долгов, влез в кредит.
— У нас финансовые трудности, — виновато объяснил он вечером. — Может, в этом году без санатория обойдешься?
Я кивнула. Конечно, ребенку нужнее. Конечно, молодой семье надо помогать. Я уже не молодая, мне много не надо...
Дима перестал возить меня в торговый центр. Извини, мам, времени нет, Мишу надо на футбол отвезти». Теперь я ходила в ближайшую «Пятерочку», экономила на всем.
А потом начались разговоры о том, что нам тесно. Что трехкомнатная квартира — это слишком мало для четверых. Что у Алины на работе дают ипотеку под хороший процент.
— Но у нас же нет денег на первый взнос, — удивилась я.
Алина посмотрела на меня, как на неразумного ребенка:
— Мы продадим твою дачу. Ты все равно уже три года там не была. Артрит, да?
Дачу мы с мужем купили еще в восьмидесятые. Маленький домик, шесть соток земли. Сейчас я действительно редко туда выбиралась — тяжело стало копаться в земле. Но продавать... Это было последнее, что осталось от мужа.
— Нет, — я впервые повысила голос. — Не продам.
***
Я стала замечать, как меняется сын. Он всё чаще задерживался на работе, всё реже звонил просто спросить, как дела. А дома первым делом обнимал Алину, потом Мишу, а затем уже, будто спохватившись, кивал мне. Словно «по обязанности».
Однажды я перехватила взгляд Алины — холодный, с плохо скрываемым раздражением. Она смотрела на меня, как на лишний предмет мебели, который невозможно выбросить. Я стала реже попадаться ей на глаза, перестала выходить на кухню, когда там была она. Стала есть отдельно.
Вечером в пятницу, когда Алина уехала с Мишей к своей маме, я решилась поговорить с сыном:
— Дим, может, мне квартиру разменять? — мой голос звучал неестественно бодро. — Найду себе однушку, а вам деньги останутся на первый взнос.
Он смотрел так, словно я предложила что-то непристойное:
— Мама, ты чего?! Это же твоя квартира! Я никогда не допущу, чтобы ты жила в какой-то однушке на окраине.
— Но я же вижу, что мы мешаем друг другу, — тихо произнесла я. — Алина...
— Что Алина? — его голос стал жестче.
— Она... недовольна тем, что я здесь живу.
— Глупости, — отрезал он. — Ты себе накрутила. Алина тебя очень уважает.
Я хотела рассказать о холодных взглядах. О язвительных замечаниях, когда его нет рядом. О том, как она не разрешает Мише брать печенье, которое я пеку по выходным, «бабушка не знает о современных стандартах питания».
О том, как я нашла в мусоре свою фотографию, что раньше стояла в гостиной, «случайно разбилась рамка». Но промолчала. В конце концов, это «его выбор».
На следующий день Дима встретил меня новостью:
— Мам, у Алины день рождения через неделю. Я хочу подарить ей кольцо с бриллиантом! Она давно о таком мечтает.
Я вспомнила, как на мой последний день рождения он подарил мне шерстяной кардиган из «Спортмастера». «Недорогой, но практичный», — сказал он тогда.
— Это... дорого, наверное? — осторожно спросила я.
— Не беспокойся, я взял небольшой кредит.
— А как же первый взнос на квартиру?
— Разберемся, — отмахнулся он. — Главное, чтобы Алина была счастлива.
В тот момент что-то «оборвалось» внутри. Я поняла, что потеряла сына. Не из-за кольца, из-за этой фразы: «Главное, чтобы Алина была счастлива». Раньше для него важнее всего было, чтобы была счастлива я.
***
На день рождения Алины собралась шумная компания — все молодые, весёлые. Я напекла пирожков, наготовила салатов. А потом тихо ушла в свою комнату. Там, под звуки чужого веселья, открыла ноутбук и стала искать информацию о домах престарелых.
Не потому, что готова туда переехать. Просто хотела знать, что ждёт меня дальше, если становиться невидимой в собственном доме я больше не смогу.
Через неделю Дима объявил, что они с Алиной подали заявление в ЗАГС.
— Мы решили не тянуть, мам. Распишемся тихо, без пышной свадьбы.
Вечером того же дня Алина, победно улыбаясь, положила руку на живот:
— У нас будет ребенок, — объявила она.
И вот тогда случился тот самый разговор про мою комнату...
***
Той ночью я почти не спала. Ворочалась, вспоминала, думала. А утром — решилась.
Как только все ушли, позвонила риелтору, которого посоветовала соседка. Через три дня уже смотрела квартиру-студию в новостройке на окраине города. Маленькая, но светлая. И что самое главное — «моя собственная».
— Откуда деньги? — Дима выглядел ошарашенным, когда я сообщила о своем решении.
— Продаю дачу, — спокойно ответила я. — Ты прав, мне уже тяжело туда ездить.
— Но мам... — он казался растерянным. — Мы же не гоним тебя! Мы что-нибудь придумаем с комнатами!
— Я сама так решила, — мой голос звучал неожиданно твердо. — Мне шестьдесят три, не девяносто. Я еще могу жить самостоятельно.
— Прекрасное решение! — Алина не скрывала радости. — Марина Викторовна, мы будем часто вас навещать. И Миша к вам будет ездить на выходных!
Я кивала, зная, что этого не будет. Как не будет частых звонков от сына. Как не будет совместных ужинов и отпусков. Всё это осталось в прошлом, в той жизни, когда я была не просто матерью, а «частью семьи».
***
Я сидела на полу среди коробок в своей новой квартире. Дима только что ушел, помог с последними вещами. Неловко топтался в дверях:
— Мам, может, тебе денег оставить? На первое время?
Я покачала головой:
— У меня есть пенсия и деньги от дачи. Мне хватит.
— Прости меня, — вдруг сказал он, и я увидела, как блестят его глаза. — Я не думал, что так получится.
— Всё хорошо, сынок, — я погладила его по щеке, как в детстве. — Ты имеешь право на свою жизнь. И я тоже.
Когда дверь за ним закрылась, я долго стояла у окна. На улице шел дождь, и капли стекали по стеклу, размывая огни далеких фонарей.
Как странно устроена жизнь! Мы растим детей, отдаем им всё, что у нас есть — время, силы, деньги, любовь. А потом они встречают кого-то, кто становится важнее нас. И это нормально. Это... жизнь.
Я достала телефон и открыла последнее сообщение от Димы: «Мам, как ты там? Может, тебе что-то нужно?»
«Всё хорошо, сынок. Ничего не нужно», — ответила я.
И это была правда. Мне больше ничего не нужно. Только иногда, в такие вот дождливые вечера, я достаю наш старый фотоальбом и перелистываю страницы.
Дима в три года на горшке. Дима идет в первый класс с огромным букетом астр. Дима получает аттестат. Дима в парке на скамейке — улыбается, обнимая меня за плечи.
А потом я закрываю альбом и иду готовить ужин. На одного. И это тоже жизнь — «моя жизнь». Новая глава, которую я не планировала, но в которой тоже нужно научиться находить радость.
Даже если эта радость — всего лишь тишина и право быть видимой. Хотя бы самой себе.
🦋Напишите, что думаете об этой ситуации? Обязательно подписывайтесь на мой канал и ставьте лайки. Этим вы пополните свою копилку, добрых дел. Так как, я вам за это буду очень благодарна.😊🫶🏻👋