Статья Стивена Кинга, опубликованная в журнале "Entertainment Weekly" 21 января 2005 года, посвящённая роману Тома Вулфа "Я - Шарлотта Симмонс"
Никто не хотел полюбить новый роман Тома Вулфа «Я — Шарлотта Симмонс» больше, чем я, и никто не придавал меньше значения в основном негативным отзывам, которые получила книга. И на то была причина.
В 1993 году я оказался на шоу «Доброе утро, Америка» вместе с молодым писателем Скоттом Смитом после того, как вызвал небольшую критическую бурю, защищая его выдающийся дебютный роман «Простой план» (экранизацию позже снял Сэм Рэйми). Причиной шума стал разгромно негативный отзыв от главной критикессы The New York Times Митико Какутани. Я не оспаривал право мисс Какутани не любить эту книгу — любой критик волен не любить что угодно. Чёрт возьми, в этом величие Америки. Но что мне не понравилось, так это её невежество в области американской массовой литературы. А больше всего выводила из себя снисходительная манера в духе «да кому это вообще интересно?» Главный посыл слишком многих самопровозглашённых критиков-умников, явный или подразумеваемый, сводится к следующему: «Нам даже не нужно читать эту ерунду, чтобы понять, что это мусор, не так ли?»
По справедливости, Какутани с годами стала лучше, хотя в журнале успеваемости вашего дядюшки Стиви она всё ещё едва тянет на слабую тройку, а большинство её коллег из "Корпуса интеллектуальных умников" и вовсе схлопотали бы колы, как сказала бы Шарлотта Симмонс. Давайте сразу расставим точки над i: я говорю о тех людях, которые испытывают опасный трепет, словно спустились на дно общества, если берут на пляж роман Элмора Леонарда. Неудивительно, что когда такие люди смотрят на серьёзную массовую литературу (да, Вирджиния, такое существует), они просто не понимают, что перед ними; и когда большинство из них набросилось на "Шарлотту Симмонс", моей первой мыслью было: "Ого, заткнитесь! Я просто обязан прочитать эту штуковину!"
К тому моменту, когда я добрался до первой из 676 страниц романа, Literary Review (сборище критиков-умников из Великобритании) уже удостоил «Шарлотту Симмонс» своей ежегодной премии «Плохой секс». Но и это меня не остановило. Ну серьёзно, это же книга о студенческой жизни! Давайте начистоту: много ли вы знаете людей, у которых в колледже был хороший секс? Колледж для секса — то же самое, что ученические права для вождения, только вот в сексе ни один из партнёров толком не знает, что делает. Плюс, в большинстве случаев это пьяный секс, секс в коридорах, секс на задних сиденьях Volvo, секс на передних сиденьях MG (с неизменным рычагом КПП, впивающимся в незащищённое мягкое место), секс на квартирных полах, которые не мыли лет шестнадцать, секс в гардеробах на вечеринках (когда пылесос Oreck хозяина падает на задницу одного из партнёров в самый ответственный момент), секс в кустах, секс, заканчивающийся саркастичными аплодисментами или криками «Ааа теперь… дубль два!» Так что… да. Плохой секс. Его тут полно. И в чём, собственно, ваша претензия, Literary Review?
Некоторые критики-умники заявили, что Шарлотта — слишком невинное создание для XXI века, даже учитывая, что она деревенская девочка из глухомани Северной Каролины. Ещё не начав читать, я подумал, что это, скорее всего, банальная нехватка воображения у городских рецензентов, которые понятия не имеют о тех катаклизмических потрясениях, с которыми сталкивается провинциал в колледже. Я сам через это прошел, испытал этот шок — и был готов поверить. Но вот мелкие детали оказались для меня неудобоваримыми: например, её возгласы «о божечки!» при виде цены на Cosmopolitan или её деревенский трепет перед гостиничным атриумом, который она видит впервые. «Неужели эта девочка никогда не видела внешний мир даже по кабельному телевидению?» — недоумевал я. И признаюсь, меня раздражала (и даже слегка коробила) стереотипная, в духе Reader’s Digest, чистота её семьи — особенно матери, которая напоминала литературную версию тех бархатных изображений Христа, что иногда встречаются в домах фундаменталистских христиан.
Я считаю, что Митико Какутани и ей подобные критики-умники глубоко ошибаются, утверждая, что тема студенческой жизни XXI века — это шаг назад для Вулфа после финансовых и социологических фейерверков, освещавших «Костры тщеславия» и «Мужчину в полный рост». Тезис о том, что наши лучшие университеты превратились просто в рудиментарные обезьяньи мозги при многомиллионных спортивных комплексах — прекрасная тема, но «Я — Шарлотта Симмонс» в итоге оказалась бедна на фейерверки.
Жаль, ведь Том Вулф был прав, когда 15 лет назад призывал писателей отвоевать американскую литературу у самовлюблённых постмодернистов, которые, кажется, активно презирают всё, что хоть отдалённо напоминает настоящий сюжет. Именно эти авторы — не говоря уже о критиках, которые сочли бы за позор появиться на людях с детективом Тони Хиллермана, — душат роман и сдают богатую, плодородную страну воображения откровенным визуалистам, создающим фильмы и телешоу. В кино и телевидении нет ничего плохого, но нет ничего плохого и в книгах, которые, как надеялся Том Вулф, смогут описать «нашу дикую, причудливую, непредсказуемую, вздыбленную, барочную страну...»
Мне хотелось, чтобы это была одна из тех диких, необузданных книг — но по ряду причин, не ограничивающихся упомянутыми выше, она такой не стала. Даже обычно буйный язык Вулфа со временем утомляет и начинает раздражать — к 600-й странице я почувствовал себя так, будто слушаю самую длинную диско-композицию Донны Саммер из когда-либо записанных. И всё же этот монументальный (и глубоко тревожащий) роман движим двумя вещами, которых не хватает большинству американских романов: идеями и амбициями. Некоторые из идей, представленных в «Шарлотте Симмонс», могут спровоцировать ночные дискуссии (книга, судя по всему, стала горячей темой во многих университетских кампусах). И это хорошо — ведь для этого и существует социальная проза. Жаль только, что высокие амбиции романа оказались подорваны его деревянными персонажами, которые двигаются и говорят, но так и не обретают подлинного дыхания.