Русский перевод: нет
Рассказы Июнь Ли уже несколько раз попадались мне в The New Yorker, и я читала их с удовольствием, пока не заметила один и тот же повторяющийся мотив - смерть детей главной героини. Один поисковый запрос - и да, рассказы не художественные, но с автобиографическими мотивами. Теперь же у Ли вышла полноценная книга о ее сыновьях-подростках и жизни после их потери. Нетрудно догадаться, что текст эмоционально очень тяжелый: говорить о суициде нелегко, особенно если речь идет о детях. И все же такие разговоры мне кажутся очень важными.
Ли категорически отказывается вписывать свою ситуацию в очередной социально приемлемый нарратив (пережили трагедию - стали сильнее - двигаемся дальше) и задает вместо этого один за другим все более и более неудобные вопросы. Можно ли продолжать называть себя матерью, если твоих детей больше нет в живых? Как переживать горе, если ты относительно публичная фигура и медиа очень хочется выяснить степень твоей предполагаемой вины в произошедшем - ведь с хорошей матерью такое не произойдет, верно? Еще и дважды? (Да, увы, первая же дискуссия на относительно приличном сабреддите сразу же свелась к обвинениям Ли в попытках нажиться на памяти детей и спекуляциям на тему причин произошедшего. Представляете, скорбящая мать написала аж две книги, по книге на сына. Quelle horreur, блин).
Беда в том, что с людьми случаются иногда настолько травматичные и несправедливые вещи, что другие попросту не знают больше, как это уложить в голове и о чем теперь говорить. И стоит ли. И может ли такое количество несчастья постигнуть одного человека просто так. И это возводит еще одну стену между пострадавшим и окружающими, и посреди этого кризиса языка окружающие забывают почему-то: в нормальном мире нет вообще-то финансового вознаграждения, которое могло бы компенсировать утрату детей. Нет кармических наказаний. И лимитов на то самое допустимое количество несчастья - тоже.
Да, разумеется, из текста можно сделать некоторые выводы, можно посокрушаться о поколенческой травме, о границе между неловкостью и психопатией (целый раздел текста у Ли посвящен письмам, которые она получает от незнакомцев, а-ля очень жаль вашего сына, а вот почитайте мою рукопись). Но не это главное. Главное, что Ли настаивает: она по-прежнему человек, она имеет право голоса и заслуживает общения на равных, не как с жертвой, не как с досадной аномалией, о которой лучше забыть. Даже если подобная рационализация горя большинству людей покажется чуждой. Даже если очень хочется брякнуть, что снаряд дважды в одну воронку не падает.