Это третья часть трилогии
-Первая За Мостом Радуги
-Вторая 9 жизней
Том и Бука. Глава 17
Муся и Трюфель, понимая, что лучше бы дотерпеть до встречи с Богом, а там уж все ему рассказать, все равно не удержались и поведали друг другу о своих летописях.
Особенно Муська терпеть не могла. Трюфель готов был и повременить, чтобы лишний раз не повторять всего кошмара, о котором прочел. Но Муське это Муська.
Так, что поговорили, обсудили. Может Кошачьему Богу вообще все Храниль расскажет или даже конкретные летописи даст почитать.
Главное, чтобы Бог узнал, что они участвовали и реально помогали. Этого обоим хотелось. Правда и оба помалкивали об этом друг дружке. Трюфель из скромности, Муська по опыту. Она то знала, что Кошачий Бог за доброе дело всегда похвалит.
Надо было на самом деле поспать немножко.
Хранителю же было не до сна. Из трех дней на всю подготовку оставалось уж меньше двух. А подготовка – не только выбор. Бог же должен все проверить, обдумать детали.
Муся и Трюфель сделали важную вещь – они задали Хранителю вектор поиска. Несомненно надо искать пару. Двух похожих визуально котов, чьи жизни протекали примерно в одно время.
Парность – основополагающий принцип.
А значит надо еще раз, снова, пролистать все оставшиеся летописи. Пролистать образы. Он же сначала конкретно бенгальских котов искал, поэтому другие «лица» мелькали в подсознании очень быстро, как пейзаж за окном машины, когда высматриваешь что-то конкретное, а на другом фиксируешься относительно.
Что ж, еще раз сначала. Отберет по принципу похожести, а потом проведет еще один отсев.
Похожих внешне котов оказалось немного и немало. Меньше, чем могло бы быть, но достаточно, чтобы увязнуть в чтении.
Хранитель в отличие от Трюфеля давным давно знал, что первая жизнь в какой-то детали задает тон остальным. Чаще всего это так, за редкими-редкими исключениями. Значит в первых жизнях двух похожих котов должно что-то связывать.
Два рыжика без породы, два перса цвета ванили, полосатиков самых простых сразу семеро, на парное какое-то количество и почти каждой породы отобралось по паре.
Но ничего, ничего абсолютно их между собой не роднило и не объединяло.
Все рождались в разных местах, в разных домах, никогда не пересекались между собой, не пересекались знакомые им люди, жили даже в разное время некоторые.
И если у Муси и Трюфеля в каждой жизни коты были близнецами или двойняшками, то тут нет. Полный разнобой в этом смысле. Только в девятой похожи.
Нигде не упоминались близнецы, двойники, деревни с таким названием, ну ничего такого, за что можно было бы зацепиться.
В принципе можно было бы выбрать любую пару из этих. Только за внешнюю схожесть.
Но Хранитель чувствовал, что это слишком простое решение и он где-то ошибается. Но в чем?
Он же выбирал образы из всех летописей, в том числе прочитанных Мусей и Трюфелем, потому как пара между ними могла и разделиться, как почти и получилось с бенгалами.
Неужели «листать» сначала? Да. Если надо еще и два и три раза просмотрит. Что-то не так. А что пока не понятно.
Хранитель снова быстро просмотрел всех. Больше нет одинаковых! Но что-то ему не давало покоя. Будто бы что-то увидел, знает что увидел, но никак не осознает что именно. Будто прошел мимо того, что искал, но оно точно встречалось! Ангел закрыл глаза и попытался положиться на интуицию. Может она покажет нужные кадры.
И да. Это случилось. Он понял, что видел такого необычного. Он видел двух зеркальных котов.
Нет, даже не зеркальных а «перевертышей», будто бы один фотонегатив другого! Они пара, но одинаковы совсем-совсем иначе.
Даже не отражение друг друга, а инвертированное изображение. Взять девятую жизнь. Если у одного черный фон и белые пятна, то у другого на белом фоне точно такие же, один в один черные отметины. Если один кот белый, но с рыжими лапами, то второй рыжий с белыми. А вот породы и другие признаки у беспородных, например форма морды или длина шерсти – совпадали полностью. А пол – вовсе не обязательно. Видимо такая схожесть сие допускает. Пол мог меняться от разу к разу без всякой системы.
Как же он сразу не заметил таких? А вот не заметил. Потому что сосредоточился на другом типе схожести.
Хранитель был уверен, что все жизни можно даже не читать, что на этот раз ошибки никакой нет.
Но все равно внимательно прочитал. Вдруг Вселенная его проверят. И правильным будет не второе решение, а какое-то из последующих, и задачка еще сложнее чем кажется.
Но нет, на этот раз решение сошлось с ответом.
Это была та самая пара.
Кто же они такие?
Да просто коты или кошки. Жизнь от жизни, раз от разу.
Томом и Букой они были наречены в 9 жизни, в тех домах, где на свет родились. Томом в честь знаменитого мультяшного персонажа, а Букой в честь умения делать очень важное недовольное выражение лица, что не типично для маленького котенка. Их обоих не планировали оставлять в доме, поэтому новые мама и папа придумают что-то свое.
А первая жизнь началась еще давным-давным давно.
Когда один был белоснежным, второй наоборот черным, как сажа. Такая вот зеркальность. Самая простая и очевидная.
Белого звали на французский манер Бланк. Черного не звали никак. Ну или как придется – Заразой, Чертом и Подлецом в том числе. Иногда коту казалось, что его зовут «пшелотседова» или Брысь. Брысь звучало вроде даже ничего так себе.
Но при этом он был ласковым котом и к людям доверчивым. Вовсе не все так уж поголовно черных котов не любили, даже в те далекие времена. Хотя жизнь была нелегкой. И уличной. Как родился за кабаком, так и жил за кабаком. Главное не попадаться клиентам на глаза, когда они идут туда, а когда обратно – то лапы унести площе, потому что ноги людей не всегда слушаются. В общем как-то жил-поживал. Когда объедки раздобудет, когда мышами разживется, когда голодный день.
Городок был в относительно теплых краях, морозов сильных зимой не случалось. А это в уличной жизни самое важное.
Белому повезло больше. Он попал в богатый дом. К юной барышне с гувернанткой француженкой и толстой доброй кухаркой. По тем временам – это как в кошачью лотерею выиграть.
Баловень, не иначе.
И никак два кота были друг с другом не связаны. Усадьба хозяев Бланка в пригороде была, уличный бродяга в городке, но не за чем и негде было им пересекаться.
Если бы ни один случай.
В городе, через две улицы от того самого кабака жил один фотограф. .Молодой, лет 22.
Пробавлялся тем, что снимал приезжающую летом знать на отдых и лечебные процедуры, зимой из местных кого. Иметь дома фотопортрет было модным. Если бы клиентов, кто мог бы себе это позволить было побольше, жизнь могла бы быть недурна.
Но их в небольшом городе было мало.
Так что фотограф по сути слыл «бедным художником», со своей скромной мастерской. Только вид искусства чуть-чуть иной. Но дело свое любил. Мечтал сфотографировать однажды море. В этих краях были лишь целебные озера и источники, а моря в доступности не было. Вот бы увидеть и заснять волны.
Всегда хотел сфотографировать дикого зверя – медведя или волка. Но это все мечты художника.
Удачный день если какая барынька сына или дочку попросить «на карточку снять». Или вся семья на портрет.
А потом, кто же заплатит за диких зверей и море? Однако, с мечтами не расставался. Мечты такая штука, они как уж привязались, так и следуют везде за тобой. Может это и хорошо? Кому мечта, кому конкретная цель, маяк своего рода.
Как-то долго наблюдал за уличными котами. Вот бы настоящего тигра увидеть или льва!
Какая же грация, какие характеры.. И очень захотелось ему сделать фото хотя бы котов. Но тогда техника была не такой, чтобы бегать с ней по улице за кошками. По крайней мере тем, чем владел фото можно было сделать в студийных условиях, а если уж на природе чего-то такого, что не двигается и не убегает.
А кошки не будут сидеть и ждать, пока мастер все приготовит. Своих котов у него не было. Потому что не было и мышей. Потому что не было в доме никакой еды. Жил один. Питался, где как получится. В хороший день мог и в кабак зайти. В плохой – купить пару вареных яиц на рынке у баб и хлеба. Клиенты, кто его уже знал, иногда сами что-то приносили как часть оплаты.
Никого не было – ни жены, ни детей, ни кошки, ни собаки. Да и мастерскую крошечную того и гляди за долги придется продать.
К творческим натурам определенного вида мечты цепляются особенно крепко.
Решил по знакомым поспрашивать, может у кого есть смирные, ручные коты, чтобы спокойно могли посидеть какое-то время. Да какие были знакомые? Все такие же работяги, которым некогда своих котов приручать, даже если они и есть в дому. Люди сами по себе, коты сами по себе.
Фото черно-белое делал. И, закрывая глаза, видел уже «в кадре» двух или более кошек и какое-то их взаимодействие. Для сюжетности. Может лежат рядом, может вылизывают друг друга или шипят, изогнув спины. Все это он видел на улице, но не мог запечатлеть момент.
Один из приятелей в газетном деле работал. Сказал, давай в газете напишем, что ищем ручного кота для фотокарточки.
-А платить чем станем? – спросил мастер.
-За что?
-Да за объявление твое… за позерство…
-Про объявление я договорюсь, вот увидишь…
А за услугу - сделаешь фото хозяев!
Не очень то во все это фотограф поверил. Кому еще надо своих котов куда-то нести? Кому вообще все это надо, если не за приличные деньги? А приличных у него отродясь не было. Только одни идеи…и мелочишка.
Но приятель не подвел, как-то условился. Да он сам наборщиком был. Небось втиснул крайней строкой там где разное такое сообщалось, никто и не заметил.
Но что удивительно в тот же день, как газета в печать вышла на пороге появился босоногий пацан в сильно потерной и много раз видимо самостоятельно штопанной рубахе лет этак 11. И притащил большого, красивого и всего черного кота.
Кот смиренно висел на руках мальца, как мешок, хотя ему явно было неудобно.
Оказалось пацаненок даже читать не умеет. Он газеты те продает. Напротив кабака. Ну да, вспомнил его фотограф. Просто не покупал никогда газет. Лучшая «газета» - тетки на рынке. Эти знают все и про всех. А про то, что про кота в газете написано услыхал случайно.
Вот и все. С котом они были дружны. Мальца иногда хозяин кабака угощал чем-нибудь, а тот с котом делился. Отрекомендован был кот как Черт.
Про собственную карточку пацан и не мечтал, думал может накормят уже будет неплохо. Ну и больше всего на свете хотел посмотреть, как это делается фотокарточка. Как происходит так что человек вот он сейчас здесь, а потом на картонке. Как набирают шрифт в газету и как печатают он краем глаза видел, обалдеть как интересно, а вот как делают фото – никогда! А было так любопытно
Ему все было в интерес – и читать хотелось научиться хотя бы то, что сам продает. Но что он мог? Сирота при старой прабабке? Ее того и гляди не станет, останется беспризорником. Сейчас хоть крыша над головой и даже работа. А школа это для богатых.
Ему богатым даже фотограф казался. Вон сколько всего умеет, пиджак у него чистый есть и сапоги блестящие, подстрижен ладно.
Читать умеет и фотокарточки делать! К нему такая публика иногда заходит, что духами потом вся улица пахнет!
Что ж, Черт так Черт. Вроде хороший такой кот. Но осторожный. У пацана на руках смирно сидит, а чуть выпустит – бегом е двери драпать. Мальчишка его давай снова ловить.
Разгорячился, волосы растрепались, глаза заблестели. У обоих. У кота тоже. Вот она настоящая жизнь. Та самая, что они искал. Тот самый сюжет. Простой бедный мальчишка с уличным котом.
Усадил их вместе на табурет и снял. Позвал потом на карточку посмотреть.
Два кадра всего сделал, больше не позволительно дорого. Мальчишке дал маленькую монетку на пряник. Но Ванька и без нее бы был счастлив. Такое приключение. Всем теперь расскажет, мальчишки другие, обзавидуются.
А объявление похоже зря написали. Не пришел по нему никто, не считая Ваньки.
Смешное это дело – котов сниматься нести.
Портрет Ванюшки с Чертом вышел просто на загляденье. Оба на нем такие живые, такие настоящие, будто и не картинка эта вовсе, сейчас соскочат с табуретки и опять побегут друг за другом.
Как раз в то утро, когда мастер успехом своим сам с собой наслаждался, хозяюшка Бланка пожаловала.
Заказать карточку в новом платье и шляпке. Приходила последнее время раз в год, всегда в это примерно время. Как обновки к летнему сезону шили. Заказывала две карточки – для себя и для «маман» в подарок. Молодая, даже еще юная прелестница. В этом году вроде как 17 только должно сравняться.
Условились на завтра, увидала портрет на столе и засмеялась.
Это ж Ванька газетчик? Он тут на Гавроша похож!
А потом давай уговаривать, чтобы ее тоже с котом, чтобы вот тоже вместе с Бланком. Только он белый! Получится?
-А платье на Вас будет какое? – поинтересовался мастер. Тоже белое или как?
-Нет тона как шоколад. Нынче в моде. И шляпка тоже, но с белыми цветами!
Оттенки шоколада и прочих цветов мастера мало интересовали. Все ж одно на снимках все серое, белое, черное. Но вот темное или светлое платье при светлом коте – это в его работе важно.
Белый кот на белом платье может не выгодно получиться. Но если хочет хозяйка -и белое на белом бы сделал в наилучшем виде, насколько возможно. Ему нравилась эта девушка, Анна Александровна. Не смел называть он ее просто Анной, не положено так. За то что никогда не вела себя заносчиво и высокомерно. Уважала его умение. Ему хотелось надеяться, что между ними симпатия. А на большее надежды – только душу изводить.
Вот и славно. Будет у него два контрастных по сюжету портрета – уличный беспризорник с уличным котом и барышня со своим баловнем. Да еще коты противоположного цвета. Как белая жизнь и черная жизнь.
Фотограф уже чувствовал себя настоящим художником, творцом, почти создателем чего-то великого. И еще ему стыдно стало, что он без понятия, кто такой этот Гаврош. Эх, темнота, темнота, деревенщина неотесанная. Девушка говорила так, будто он должен знать. Правда иногда она и на французский переходила так, будто понимать обязан. Но потом спохватывалась, и сама себя переводила, улыбаясь.
Так что Федор даже знал что «пардон» это извиняйте по ихнему, а вот про Гавроша слышал впервые. Надо хоть у приятеля, того что из печатного дома спросить, он то должен знать.
Когда на другой день пришла Анна Александровна с котом Федор аж обомлел. Какая же она красавица. И кот хорош. Белизны необыкновенной, по улицам такие не бегают. Там уж если белый, все одно чумазый.
Хотя на Черта чем-то он смахивает, размером, пропорциями, выражением мордахи.
Кот был смирный и очень спокойный. Он привык к перемещениям и разным людям. В дом разные люди приходили, его время от времени перевозили из одних владений в другие, на руки часто брали. Не то, чтобы он это любил, но давно привык.
Если говорят посиди тут, имеет смысл «посидеть тут», иначе все равно ж в конце концов усадят, только сил потратишь больше на сопротивление и упрямство. Одно знал наверняка – больно не будет. Больно ему никто не делал.
Для такого снимка мастер кресло поставил. Такого человека на табурет не гоже сажать. Кресло тоже было из дерева, но как считал Федор «сделано богато», из толстого массива, с витыми подлокотниками и резьбой. Единственная семейная вещь, достойная хоть какого-то внимания. Будто бабке его еще в девках, когда в услужении была кто-то из хозяев за любовные утехи отдал. Кот кресло это и сундук еще тоже резной. Сундук Федор не помнил и не знал, только оставалось верить, что он был. Уж давно нет не то что бабки с сундуком, но мамки с отцом, всех тиф покосил, а кресло вот оно живо! Даже нашел способ его перевезти из отчего дома. Но тут недалеко, на телеге доехали.
Дерево стало гладкое, гладкое, как полированное. И рисунок так хорошо видно.
Может отец Федора был тоже как кресло «богатых» кровей, потому что «нагульный», сам без отца. Может от того самого хозяина и был, может даже права бы какие имел на жизнь лучшую. Но бабушка никогда, не единым словом не обмолвилась об этом. И вообще не любила о том времени говорить.
Вот в это самое кресло Анну Александровну мастер и усадил. А кота она на колени взяла.
Так они умиротворенно и романтично смотрелись вместе. Будет отличный портрет.
Когда сняли, Анна встала, а кот в кресле остался. Потому что сказали «посиди пока тут». А кресло было весьма занимательным. Как книжка для человека. На нем «написано» столько разных запахов, столько разных портретов людей. И дерево такое теплое и гладкое.
Как раз в тот момент, когда хозяйка Бланка собиралась уже на руки взять и прощаться, отварилась дверь и на пороге появился Ванька с Чертом в охапке. Сразу не заметив, что в мастерской клиент, затараторил.
-Простите, а наша карточка не готова? А можно поглядеть. И он тоже хочет глянуть – Ванька попадался поднять кота повыше, чтобы понятно стало, как тот тоже хочет. Обзор открылся, мальчишка увидел Анну и страшно засмущался.
Но она сама заговорила.
-Готова, готова ваша карточка. Отлично получились, проходи.
Ванька шагнул вперед и не удержал кота. Или тот сам не удержался. Потому что в кресле увидел соперника. Любой другой кот – это соперник. А этот еще так нагло в кресле разлегся. Ему то кресла не подавали!
Черт подбежал к креслу, но сразу нападать не стал. Врага всегда сначала оценить нужно. Бланк увидел кота и растерялся. Не то, чтобы он котов никогда в жизни не видел. В доме еще обитали на кухне две кошки обычных, мышковать, на территорию пробирались порой разные гости, видать, к кухонным невестам. Он и сам женишился как умел, но не очень то позволяли.
А тут как-то уж очень неожиданно прямо нос в нос. Оба приготовились к битве, но биться почему-то не очень хотелось. Скорее изучить друг друга. Правда шерсть все равно поднялась, а хвосты распушились. На всякий случай. И от этого коты стали еще больше похожи. Только окрас противоположный.
Анна было рванулась спасать любимца, Ванька оттащить Черта, потому как уличный холеному по любому сильней наваляет.
Дрался как-то сам один раз отпрыском одного богатея. За то, что тот газеты из рук выхватил и в лужу кинул. Кому платить? Знатно тогда его помял бы, да мужики разняли. Были на стороне Ваньки, все видели, но мозги парню вправили. Мол, ты чего творишь, на каторгу захотел? А ну как и Черта на каторгу? Сказывают там ужасно, считай верная смерть.
Но Федор жестом остановил обоих. Жесть был такой красноречиво умоляющий. Ведь аппарат его все еще стоял на штативе, все еще был подготовлен к съемке кресла, надо было лишь пару минут, чтобы сделать новый снимок. Двух котов. Этот контраст между ними в цвете, это выражение морд, эти распушённые хвосты. Все то, что он видел в своей голове, когда думал о съемках.
Зрители смотрели. Им тоже было интересно, хоть и боязно немного. Вдруг как всерьез. Но коты не сцепились. Черт запрыгнул тоже на кресло и оба стали обнюхивать друг друга тщательнее. В какой-то момент сели почти симметрично друг другу.
Федор от радости даже забыл о затратах и сделал наверное снимков пять, а то и все шесть.
Может и дальше бы снимал, но Черт спрыгнул вниз и важно удалился самостоятельно в дверь.
Ничего интересного. Домашний, богатенький котик. Пахнет цветами и духами, как хозяйка. Аж чихать хочется. Вот у Ваньки такой близкий, родной уличный дух. И ладно бы была кошка…Тогда может было бы интересно. А так? Даже лупить не хотелось. Взял и ушел. Не бегом, а шагом. Чтобы все видели, что никого он тут не боится, просто не за надобностью все. В прошлый раз шустро так улепетывал. А перед белым этим котом драпать – это демонстрировать слабость. Не позволительно.
Больше Бланк и Черт никогда не встречались. Ни разу. Это было единственное их в жизни «пересечение».
Но на портрете то остались! И два кота в кресле получились так здорово, что Федор рискнул выставить карточку в витрину своей мастерской. Тогда никто по фотографиям котиков с ума не сходил, как нынче, но внимание коты к себе всегда привлекали. Хоть живьем, хоть на картинке.
Уж очень изящные они создания. Да и нечего особо в витрину было ставить. Фото клиентов – им не понравится, слишком личное. Своей родни у Федора больше и не осталось, чтобы поснимать и выставить. Анна два года назад его очень выручила! Согласилась сняться под зонтиком и со спины «на витрину». Совсем было не узнать кто это. Но хоть живой, настоящий человек. А до этого были самостоятельно вырезанные рамки, и пару картинок нехитрого реквизита – шляпы, зонтика, пары перчаток и куклы все в том же кресле. Еще какой-то семейное фото от старого хозяина там осталось. Но очень уж старое. И на снимке все в черном с такими серьезными лицами, будто помер кто. Вот, не ведая самого понятия, реклама… Федор нутром чувствовал, что это фото скорее отпугнет людей. Поэтому поставил в угол, где потемнее. Ну убрал их уважения к учителю.
Ванька бы с радостью согласился быть на общем обозрении, да и другие простые люди. Но они же не клиенты, и все другие подобные им тоже. А клиент тогда может и не зайти вовсе….раз челядь ща стеклом.
Коты? Холеный, красивый, явно ухоженный кот – это другое. Такие водились в лучших домах. А Черт? Черт оказался весьма фотогеничным. Ни разу не понять, что бродяга. Шерстка блестит, аж переливается. У черных вообще особенная шерстка. Как такое художнику не заметить? И ничего такого, в отличие от людей, что может выдать в нем «бедняка». Одежды на всех котах нет, и все коты грамоте не обучены. А блохи тогда у всех котов были, и Бланк не исключение. В разном только количестве. Нет различий и все тут.
А потом – это тот самый кадр, та самая картина, которая приносит лично художнику удовлетворение от своей работы. Когда не на заказ, а для души, для себя. И ей потом городишься, и ее потом ценишь выше других, даже хорошо оплаченных.
Анна была не против того, что Бланк будет в витрине. Пускай. А про Черта и спрашивать было некого разрешить. Ванька – не в счет.
Так и стал портрет двух котов центральным элементом скромной витринной декорации.
Клиентов стало хоть отбавляй? Вовсе нет. Но люди стали чаще останавливаться, чтобы фотографию эту изучить. Надо же -кошки! Еще такой контраст получился, будто черный и белый кот специально были созданы для монохромного снимка. И цвета не нужны. Так даже лучше.
И запоминали, что в городе есть фотомастер. Один раз попросили сфотографировать любимую гончую собаку. Может на одного-двух клиентов в неделю на самом деле стало больше. И это все равно маленький успех.
Но главный поворот судьбы ждал Федора, да и Ваньку впереди.
Наверное уж почти через год после того, как коты оказались в одном кресле, фото в витрине заметил один приезжий. Очень талантливый снимок. Необычный. Даже не постановочный, что в то время было сделать непросто. Как будто заснят случайный момент, случайная сцена. Но профессионально и четко.
Гость оказался владельцем небольшой конефермы, занимающейся разведением скаковых лошадей. И он пригласил Федора к себе. Поработать. Пожить одно лето, поснимать его коней, потому что иметь фотокарточки полезно для дела. И память о всех, кто продан хотелось себе оставить. Художник в таком деле не выручит. Картину писать долго, плюс нужно точнейшее сходство. Согласился ли Федор? Конечно! Это была возможность стабильного заработка. По крайней мере на какое-то время.
А там видно будет. Правда за этот год с Ванькой они сильно сдружились. Прабабка его выжила из ума совсем, попав в богадельню, Ванька вот уже пару месяцев как кантовался, где и как придется.
Как его оставить? Уже и читать учиться начали. А считать, оказалось, мальчишка в пределах 10 сам уже неплохо умел, на монетках, когда торговал, научился. Как же иначе, деньги счет любят.
Его самого, Федьку, вот так приютил старенькие-старенький хозяин мастерской, который ученика искал или просто помирать одному не хотелось. Федор тогда в город в поисках лучшей жизни пешком пришел. Старика Яковом звали. Совсем древний был. Начинал когда-то как портной, потом фотографией увлекся. Вот от него и пиджаки остались ладно пошитые, и читать-писать он обучал, и всему прочему делу. Федя способный оказался. За два года выучил столько, сколько другие за 10 лет. И кресло тогда он помог привезти для реквизита. По правде сказать – вывел в люди. Такое не забывается.
Как теперь этого мальчишку оставить?
Взяли и Ваньку. В конюхи, за лошадьми ухаживать. Работа тяжелая, грязная, но с жильем и едой. Большего и не надо. Ну одежку бы еще. И совсем будет хорошо. И работа с животными, а не людьми. Люди с норовом и кони в норовом – это разное. Люди обидеть хотят, а кони зла не желают, они просто бояться или свободы хотят.
А вот Черта с собой не взяли. Ванька очень хотел. Думал за пазуху засунуть и провести. Ехать, правда пришлось бы долго да на перекладных.
Только как собрались, как уже трогаться – пропал кот. Сбежал куда-то. Да он и раньше сбегал. И на день, и на два, и на неделю случалось. Ванька ему не хозяин, а просто приятель. Не такой уж близкий. Другим ребятишкам Черт тоже внимание и ласку оказывал, если не обижали. Он вообще для уличного был весьма компанейским. Знал с кем осторожничать, от кого ноги уносить, а кому довериться.
Что Ванька пропал, кот, естественно, заметил, но в целом жизнь его от этого не сильно изменилась. Как была бродячей так и осталась.
И прожил он на той улице без малого 9 лет. И дольше бы жил, если бы не несчастный случай. От камней, от извозчиков, от собак давно научился уворачиваться. Но все бывает до поры до времени. От одного пса не увернулся. Почти. Хвост тот ему оттяпал. Почти что весь. Больно было очень. И может быть даже обошлось все . Был на их улице уже один бесхвостый котяра. Все зажило, только смешной стал.
Но собака та бешенная была. Сама сдохла и Черта за собой забрала.
Поговаривали еще и мужика, своего же хозяина тоже покусала. И тот тоже помер. Больше вроде никого, но страху народ натерпелся. Случалось время от времени. Никаких уколов тогда не ставили от такого.
А что Бланк? Хранитель, читая, понимал, что жизни пар не должны иметь больших отличий в продолжительности, чтобы не нарушалась относительная хотя бы параллельность течения.
Бланк прожил на полгода дольше Черта. Умер от сахарной болезни. Ее тогда у людей лечили без особого еще успеха, какие уж тут коты на излечение. Знать ученые знали, что и у собак и у кошек такая же хворь бывает, но не лечили, исследовали только на них.
А кухарка вообще была без понятия, чего это кот все к ведру с водой тянется, а потом и совсем околел.
Кухарка? А как же Анна? Анна с родителями в Париж переехала. Вот примерно как Федор с Ванькой городок покинули, и она тогда же, в тот же год только осенью.
Это было еще никакое не бегство от смутных времен. А плановое переселение. С надеждой на возможное возвращение и жизнь на две страны. Шел 1911 год. А потом, потом как оно закрутилось, как завертелось все вокруг. Война, революция, снова война теперь гражданская. Не до возвращений.
Чего ж друга белого пушистого с собой не взяла? Предала?
Да как рассудить? Сначала думала не навсегда оставляет. Обустроиться и привезет.
А потом коту уж лет 7 было. Казался старым. Куда его в новый дом, ко всему новому, если он уж обжился так хорошо. Пусть и перемещаться вроде привычный, но именно этот дом для него самый родной. И городок тоже.
И хозяйкой не только Анну тут он считает. Но и кухарку Катерину, и садовника Петра. Эти никуда не поехали. Помирать решили на родной земле. Возраст, когда начинать жизнь с чистого листа уже не стоит. И не звали особо.
В новой жизни будут у них новые люди. А у Анны так все только начинается. Будет там и любовь, и муж, и детки будут. Может в гости приедут еще.
Но так и не приехали.
Бланк не очень долго тосковал. Первое время только. Потому что вокруг все было родное и привычное. Катерина его всегда любила, теперь любить стала больше. Свои дети и внуки очень далеко, жизнь разлучила.
С садовником они вроде сошлись, но не в том возрасте уже, чтобы снова детей заводить.
Даже не тот возраст, чтобы отношения на людях демонстрировать. Хозяева так и не знали о шашнях. Когда уехали и велели за домом следить, стало проще. Можно было не прятаться.
Так что кот стал им за ребенка. А кормила так вообще всегда Катерина. Кто кормит – тот и «мамка». По ласковому голосу молодому скучал, по нежной ладошке. Но привык потом жить по-новому. И прожил так еще пару лет с небольшим.
Катерина и Петр умерли в Первую Мировую. От дизентерии. Так что может так оно ладно, что кот не остался один в пустом доме, в который никогда больше никто не возвращался.
А вот карточку, где хозяйка с котом вместе, девушка с собой забрала. И в письмах всегда о коте спрашивала. Совсем не забыла. Катерина читала кое-как, писала и того хуже, но про кота всегда докладывала, писала «Кот харашо пожеваитъ». Хорошо, значит хорошо.
Так почему ему в другой, следующей жизни не оказаться бы французским котом или кошкой? Рядом с любимой хозяюшкой. Пусть и через 10 или все 20 лет?
Так вроде и должно было быть. Но не стало.
Потому что Бланк был подарен Анечке на 11-ый день рождения. Весной. Тогда особенно пышно цвело все вокруг. И акации, и каштаны и цветы разные.
В этой местности вообще почти круглый год что-то распускалось, с короткими перерывами.
Стали замечать родители, что у дочки часто глазки краснеют, иногда слезятся, что нос чешется и чихает она порой. Домашний доктор списал на цветение всего и вся. А на вопрос, почему раньше такого не было сделал вполне обоснованное предположение – девочка взрослеет, становится женщиной, организм меняется, перестраивается, вот такая случилась с ним перемена. Возможно? Вполне. И в наши дни тоже. Период взросления преподносит разные сюрпризы, плохие и хорошие. Аллергия была не сильная, не ярко выраженная, поэтому особых каких-то мер не принимали, смирились. И по тем временам это редкое было очень явление, врачам установить причину редких недугов было непросто. Воздух был чище, пища полезнее, химии всякой вокруг меньше. Не то, что сейчас. Иногда Хранитель думал что еще лет через 100 все дети аллергиками станут и вообще кошек в дома невозможно будет отправлять и хозяев им искать.
И доктор тот ему в оправдание о том, что в доме кот появился даже не слышал! Никто значения не придал.
Но когда во Францию переехали насовсем, почти в тот же климат что и был, явления все эти затихли. Как так? Может какое особое растение было на родине? А здесь такого нет? Один из лекарей прямо задал вопрос – были ли там у вас кошки, собаки, может птицы в клетях?
Кот же был! Это он всему причина? Да, оказалось, что это была несильная реакция на кошек. Не сильная, но она была. И от идеи иметь дома кота пришлось отказаться. Да, собственно, и хотелось уже другого – любви и детей. И все сложилось потом…
Но туда вернуть кота запросто вот так не получилось бы. Хотя границы этому вовсе не помеха.
Черту вообще не к кому было возвращаться. Так что вторая жизнь видимо была предначертана другой и с другими людьми.
А как сложилась судьба Федора или Ваньки?
Нормально. Можно сказать неплохо. Особенно у Федора. В коней он влюбился с первого взгляда. В детстве, в деревенском детстве его были в дому лошади. Но то совсем другие, в телегу впрягать да пахать. А эти – от этих глаз не отвести. Всему быстро обучился. Верхом оба с Ванькой лихо ездить стали. Ванька вообще был в восторге. Мог верхом, наверное, даже спать, на ночь с коня не слезая. Федор основное свое дело не забывал. Техника тоже потихонечку совершенствовалась. Только времена трудные пришли. Смута за смутой. Первую Мировую как-то пережили, так новый испытания грянули. Белые, красные, поди разбери, кто хорош, а кто плох.
Ну Ванька и Федор – понятно, что за народ. Только как-то все равно сложно было разобраться. Как это без царя? Как это власть народу? А потом что? Что будет то? А как они без конезавода? Отберут его у хозяина и -и что? Сейчас все вроде налажено….а как раскулачат владельца? Или сбежит как другие? Что с ними то станет? Какой она будет эта власть и кто им ее раздавать станет?
Но вышло все не совсем так, как обычно в таких случаях было.
Хозяин, что работу и кров дал, сторону красных принял. Мог же все потерять! Даже жизнь. Поставили бы к стенке расстреляли без суда и следствия.
Но вот революционная и мотивация людей оказались ему понятны. Бунтарь? Может быть. Ведь позвал же когда-то Федора с Ванькой у себе. Другой подобный никто ж не звал никого.
И лошадей, лошадей Красной Армии отдал! Себе только лучшую пару оставил, чтобы спасти породу.
И Ванька за любимым конем сам в армию подался. Всю Гражданскую вместе прошли, оба уцелели. Так свою жизнь с армией и связал. Так лихо в форме да с шашкой в седле смотрелся. Семью правда не завел, не довелось. Потом вторая война, снова в бой. Умер в 1943 от гангрены ног после ранения. В офицерском уже чину. Вся жизнь тогда перед глазами промелькнула. В том числе черный кот Черт. Вроде он его и забыл уж совсем. А тут всплыл – показался.
Вот не притащи он тогда кота к Федору, как бы жизнь обернулась? Или тут оба кота важны. Еще в другой там белый на портрете был, имени Ванька не запомнил. Ведь эта карточка жизнь их с Федором перевернула…Насыщенная вышла жизнь.
А Федор снимал. Все, все что видел вокруг. В Первую мировую удалось разжиться немецким трофейным фотоаппаратом, чудом по тем временам, вот и снимал все, что мог. Людей, войну, горе, радости.
Так и сдал корреспондентом в итоге. Снова судьба с газетами выходит так или иначе свела.
Сам даже писал немного о снятом.
С камерой своей и всю Вторую Мировую прошел. До самой Германии. По его снимкам люди историю изучать станут. Но это потом. Выжил, от пули словно береженый был. Ни разу за всю войну даже не зацепило. А ведь от пуль и не прятался.
Правда, в личном, как и у Ваньки не получилось. Романы были, полевые в том числе, а семьи не случилось. Умер за работой. В 1950 году. Снимал сплав по горной реке, камеру выбило волной, рванулся спасать, погиб сам. За любимым делом. Так наверное и хотел бы уйти. Может позже чуток, но так. Чтобы не слабнуть от болезни в одиночестве.
В последний момент не жизнь перед глазами пронеслась. А все снятое. Чужая выходит, скорее, жизнь. Все.. – от первых снимков до последних. Кадр за кадром. И Анна Александровна с Бланком, и два кота, и Ванька с Чертом в том числе… Коты как-то дольше перед глазами стояли. Понятно – первый в жизни его снимок «для души». Потом их было еще много, самых разных, но этот – первенец.
Почему бы обоих котов к Федору и Ваньке не приспособить попробовать во вторую их жизнь? Если нельзя им по предписанию вместе жить, так одного одному, другого другому.
В конце концов они же разными дорогами пошли. Правда на фронте один раз встретились. Радости было как при встрече отца с сыном. Ну и переписывались иногда.
Какие их них хозяева, если все время в пути? Один от гарнизона к гарнизону, другой от сюжета к сюжету….? Даже в мирное время.
Вторая жизнь – все заново. Не такая уж редкость. Может это и есть закономерность этой пары – каждая новая жизнь совсем никак, ни в чем не связана с предыдущей? Или какое другое правило?
Может одному каждый раз домашняя жизнь, другому уличная и так чередуется?
Или одна только необычная схожесть и есть нечто общее? Это можно было точно узнать, только прочитав хотя бы две из 9 жизней.
Но кажется Хранитель понял, что эти два кота, возможно, могу влиять на судьбы людей. И кажется не обязательно хозяйские.
Ванька умер в рассвете сил да бобылем – чего же хорошего в таком влиянии? Как посмотреть. С чем сравнить.
Такая жизнь в эпоху двух войн – не так уж коротка и не несчастна вовсе.
И кто сказал, что не могло бы быть хуже?
В городке том, где судьба свела всех – и Федора с пацаном и котов с ними и друг другом, в Гражданскую страшные беспорядки случились.
Менялась власть, озлобливались, даже можно сказать дичали, люди.
Бунты, погромы, пожары, эпидемии. Тот самый дом, где студия была спалили дотла. И кресло сгорело.
Еще когда собирались, Федор вдруг пожалел, что уцелело оно, а не сундук. Его бы точно увезли, сдюжили бы. Но не кресло. Его в новый путь теперь дальний уже не взять.
Правда фотокарточки из витрины все забрал, в том числе и семейной мебелью. Пожег ночью случился, мог и не уцелеть сам парень.
А у кабака вообще перестрелка была с пулеметом! А как Ванька бы там оказался. Пару пацанов так ни за что ни про что и уложили. Приятель тот Федора, что в газете трудился так голову и сложил по сути ни за что, ни за кого, а случайно.
Хранителя, признаться, очень увлекло это чтиво. Он очень много разных летописей читал. Не всегда целиком, но много, много разных историй. Но эта чем-то зацепила. Может потому, что его собственная третья жизнь в то же время была? Все помнилось, как вчера было. Даже запахи и звуки. Сам встречал таких вот как Ванька….а лапы будто помнят мощеные мостовые, звук колес экипажей по ним, цоканье конских копыт, крики торговок на рынке и запах духов от изнеженных дам и галантных кавалеров. Жил он тогда скорее как Черт нежели как Бланк. Но в городишке с морем. Видел он, что такое море. И понимал Федора в его желание посмотреть. Море давало хозяевам, простым рыбакам дело в жизни, а ему вдоволь рыбьей требухи. В остальном – свобода и улица.
У Хранителей, тем более у Главного есть привилегия – они могут читать летопись своих же 9 жизней. И помнить их тоже. Потому что им помнить время, помнить эпохи -в работе помогает. И зрелость души уже такова – что можно доверить такие знания.