Если подвести итог нашему анализу геософии африканского пространства, следует признать, что общая картина доминации того или иного Логоса в контексте всей Африки является в высшей степени дифференцированной, и при ее построении ни цвет кожи, ни принадлежность к той или иной лингвистической семье, ни уровень сложности и стратификации общества (или наоборот, уровень архаичности) не имеет решающего значения.
Логос Кибелы преобладает, как у некоторых чрезвычайно архаических народов (например, нигеро-конголезцы иджо, убангийцы или отдельные племена банту), так и у высоко развитых цивилизаций Северной Африки (ранний Египет, Куш, эфиосемиты Эфиопии, берберы). Вместе с тем мы видели, что Логос Кибелы основывается на еще более трудно вычленимой метафизике глубокого ноктюрна, с которой мы с толкнулись при анализе культуры народов банту и которую Темпельс очень точно назвал «онтологией силы». В определенном смысле и за вычетом нило-сахарских народов и капоидов, где влияние онтологии силы далеко не очевидно, этот «глубокий ноктюрн» с фундаментально присущим ему гештальтом «тотального колдуна» характерен в той или иной мере для всей Африки — как негритянской, так и хамитской (шире — всему афразийскому горизонту), что, впрочем, совершенно не означает, что Логос Кибелы является здесь единственным или даже преобладающим.
Логос Аполлона мы встречаем в патриархальных структурах вертикально организованных и централизованных Империй (династический Египет, Эфиопская Империя, Империи Западной Африки — Гана, Мали, политии манде в целом, в Империи Сонгай, Канем, Борно, а также в царствах йоруба, игбо, Боргу, отчасти Ашанти и Мампруси, в Сенегале и т.д., и в Центральной Африке — в Великом Зимбабве, в Империи Конго, в государствах Луба/Лунда), и у архаичных племен, не имеющих даже одежды (нилоты, кхойкхой и т.д.). Логос Диониса дает о себе знать в проекциях кочевых народов на общества земледельцев (Уганда, Мангбету, в политиях смешанного — патриархально-матриархального — типа Западной Африки и ойкумены банту), у охотников и собирателей лесов, саванн и пустынь (пигмеи и бушмены), в мифх из цикла Осириса или традиции пляшущих карликов в Египте, в исламе и шиизме берберов и арабов Магриба. Более того — там, где есть танец, музыка, опьяняющий напиток, маска и люди-леопарды, — а это мы встречаем на всем пространстве африканского континента, там есть Логос африканского Диониса (или его хтонического — титанического — двойника).
Кочевые народы несут с собой как патриархат (нилоты, тутси, имбангала), так и матриархат (берберы, отчасти фульбе). Оседлые земледельческие племена организуются как по горизонтальному принципу сельских федераций (банту, адамава-убангийские народы), так и объединяются под началом имперской власти (политии Западной Африки, централизованные Империи банту). При этом все эти культурные горизонты подчас накладываются друг на друга, делая общую картину еще более комплексной и нюансированной.
Карта Ноомахии Африки, которая и составляет структуру геософии, чрезвычайно многомерна и разнопланова.
Взятые с самого начала за основу культурные круги могут теперь быть описаны в терминах ноологии следующим образом.
Афразийский культурный круг. Ему посвящен первый том африканского раздела «Ноомахии»[1]. В этот круг мы включаем египетскую цивилизации, кушитскую и эфиопскую цивилизацию, берберов и народы чадской группы языков (прежде, всего хауса). Эти горизонты при всем их отличии друг от друга в своей основе строятся на Логосе Кибелы, который доминирует в глубине их экзистенциальных структур. При этом с древнейших времени — с IV тысячелетия до Р.Х. в случае Египта — на эту матриархальную основу накладываются приходящие извне (всякий раз из различных источников, часто не поддающихся однозначной идентификации и локализации) патриархальные структуры. В Египте это традиция фараонов и религия Гора и Сета. Для кушитов это — переход к патриархальным династиям, хронологию которого достоверно установить не возможно, но что отражено в кушитском историале, связанном с преданиями о царице Савской. У берберов и хауса патриархат устанавливается намного позднее, и подчас уже в период исламских завоеваний или накануне (хотя структура патриархата у самих семитов носит во многом титанический характер[2]). Логос Аполлона и Диониса в Северной Африке начинают активно распространяться с эпохи персидских завоеваний, становятся особенно интенсивными в период эллинизма и достигают своей кульминации вместе с христианством (Египет, Эфиопия, Нумидия) и позднее с суфизмом и шиизмом (Магриб). С этого периода христианство для Эфиопии и суфизм (вместе с шиизмом) для остальных обществ афразийского горизонта выступают главной формой патриархальной вертикали и метафизики, которая вбирает в себя и трансформированное в солярном ключе древнее — собственно африканское — наследие. В слое Диониса — в контексте дионисийской диалектики — это наследие имеет возможность для полноценного развертывания и проявления, что, однако, не всегда актуализуется.
Нило-сахарский культурный круг. Он явился для нас удивительным открытием, поскольку негритянские народы, к нему относящиеся (особенно нилотские племена), подчас представляют собой глубоко архаичные общества, не имеющие ни государств, ни социальной стратификации, но при этом демонстрирующие ярчайший пример коренной солярной уранической андрократии и вертикального патриархата. Нило-сахарские народы оказались приоритетными носителями Логоса Аполлона в большей степени и с большей концентрацией, нежели какие-то иные народы Африки. Верхний Нил (Белый Нил) вплоть до его истоков в горах Луны населен племенами, которые в контексте африканского континента выполняют ноологическую функцию, подобную индоевропейским кочевникам Турана — скифам, сарматам, и их потомкам — пуштунам, осетинам и т.д.[3] Они — носители бескомпромиссно героического солярного мужского начала, неистощимый источник Логоса Аполлона. А там, где они сталкиваются с другими народами — прежде всего нигеро-конголезской семьи (как правило, банту, но не только) — они либо становятся правящей кастой, либо способствуют появлению дионисийского измерения в обрядах и культуре. Именно по этой логике и сложились индоевропейские цивилизации вдоль всей береговой зоны Евразии — от Западной Европы через Средиземноморье до Ирана и Индии.
Нигеро-конголезский культурный круг. Народы, относящиеся к нему, лингвистически представляют собой сложную культурную мозаику, и между отдельными их ветвями, семьями, группами и ветвями существуют качественные цивилизационные и ноологические различия. Мы разделили нигеро-конголезский горизонт на две половины — на культуры Западной Африки и ойкумену банту (Центральная и Южная Африка), но и это не дало однозначного ноологического результата. Тем не менее, с учетом всех особенностей и культурных отличий между народами манде, носителями атлантических (фульбе, волоф, серер и т.д.), верхне- и нижне-вольтских языков, относящихся к кросс-риверской семье (эфик, ибибио т.д.) и бантоидам, между народами, говорящими на языках западной ветви бенуэ-конголезской семьи (йоруба, игбо, нуппе, игала, эдо и т.д.), а также догонами, иджо и т.д., в целом глубинный горизонт Западной Африки предопределен ноологически Логосом Кибелы, который выступает общим знаменателем для этих культур, где-то в большей, где-то в меньшей степени. При этом сами эти культуры оформляют хтоническое измерение по-разному и глубоко самобытно. На слой Кибелы во многих случаях накладываются патриархальные структуры династических священных Империй — Гана, Мали, Сонгай (основанной народом нило-сахарской семьи), Ашанти, Мампруси, Такрур, Боргу и т.д., что усложняет всю картину, поскольку исток этого патриархата чаще всего не известен, а его интерпретация может теоретически строиться и на чисто матриархальной герменевтике (гештальт «царя дождей» или царя-трутня, где царь представляет собой не андрократического правителя, но откормленную священную жертву). Это дает чрезвычайно широкую возможность интерпретации каждой отдельной политии, религиозной философии и мифологии.
В довершение к этой ноологической мозаичности мы сталкиваемся на юге Нигерии с удивительным явлением религии йоруба, представляющей собой глубокий и корневой солярный патриархат, связанный с городами-крепостями и метафизической вертикалью, на которой основана религия, обряд и мифология. К этому же типу относится культура соседнего, но резко отличного в то же время народа игбо. Другие окружающие йоруба с севера, запада и востока народы постепенно начинают отступать от этой чистой парадигмы йоруба, полюсом которого является сакральный центр Иле-Ифе.
В целом же в Западной Африке на горизонт Кибелы накладываются влияния Логоса Аполлона, полюса которых можно локализовать в двух — видимо, совершенно автономных и параллельных друг другу — центрах — в области Мали (горизонт манде) и в Южной Нигерии (полюс йоруба). Из этих двух точек в разные стороны исходят лучи западно-африканского патриархата. При этом с религиозно-культурной точки зрения, этот патриархат фундаментальнее и глубже у йоруба, чем у манде. Однако однозначно утверждать, что все остальные политии Западной Африки, свидетельствующие о вертикальной организации, сводимы к этим двум полюсам, мы также не можем, равно как и выбрать один из этих полюсов за первичный. Исток патриархата в Западной Африке остается такой же загадкой, как и в Восточной, где он появился на несколько тысячелетий раньше.
Огромное пространство Центральной и Южной Африки, населенное народами банту, в сравнении с мозаикой Западной Африки, можно считать в целом довольно однородным. Это — аграрное общество, основанное на философии силы, которая представляет собой самый глубинный и корневой слой Логоса Кибелы. Здесь доминирует не столько фигура Великой Матери, сколько хтонический материализм имманентной силы, метафизика B, по Шеллингу, «глубокий ноктюрн». Но этот же пласт мы встречаем и у большинства западно-африканских культур, только в более причудливых и комплексных комбинациях и выражениях. Поэтому анализ горизонта банту привел нас к заключению, что ноологической основой нигеро-конголезских народов в целом является Логос Кибелы, а солярный негритюд йоруба и игбо, равно как и имперскую вертикаль манде, следует рассматривать как пока необъяснимые исключения, аналоги которых мы видим в некоторых бантуязычных племенах кочевников, также выступающих носителями интенсивного патриархата и контрастной андрократии — тутси Руанды и Бурунди, имбангала и яка Анголы и т.д..
Пигмейско-койсанский культурный круг. Пигмеи, бушмены и готтентоты стали еще одной неожиданностью в ходе работы над построением африканской геософии. Они считаются (и возможно, являются) наиболее архаичными из всех африканских культур. Пигмеи и бушмены ведут образ жизни охотников и собирателей, а готтентоты являются воинственными кочевниками-скотоводам, но говорят на языке, общем с бушменами, который, как мы видели, признается самым древним языком человечества (в частности, за счет щелкающих звуков). При этом культура пигмеев фундаментально отлична от хтонического Логоса Великой Матери и от философии силы банту. Логос пигмеев — это Логос Диониса, легкий, диалектический, сочетающий структуры смерти и жизни в тонкой игре mundus imaginalis. К этому же типу относится и культура бушменов, где Логос Диониса также доминирует.
У готтентотов (кхойкхой) сразу же в глаза бросается преобладание Логоса Аполлона. Это — патриархальное андрократическое общество, основанное на почитании Света. Подчеркнутый дуализм между богом Красного Неба и его антагонистом богом Черного Неба является весьма далеким от окружающих готтентотов африканских культур и напоминает аполлоническую эквиполентность иранского Логоса[4], образцового для традиций, находящихся под знаком Аполлона.
Таким образом, мы получили следующую схему.
Африканский Холокост, инициация и ее Субъект
На эту и так чрезвычайно сложную модель накладывается катастрофа колонизации. То, что с африканскими народами сделали европейцы, а до них — хотя в меньшей степени — арабы, должно быть названо африканским Холокостом: величайшие цивилизации и утонченные культуры вместе с многими миллионами их носителей были методично уничтожены, извращены и превращены в груду культурного мусора за несколько столетий колониальной истории. Африка была принесена на алтарь европейской агрессии, причем следует обратить внимание, что апогея этот процесс тотальной деструкции самобытных цивилизаций (приравненных к «дикости») и великих и утонченных народов (приравненных к «дикарям») достиг именно в Новое время, то есть в тот период, когда сама Европа полностью отказалась от своего изначального греко-романского Логоса, от наследия Аполлона и Диониса и встала на сторону Логоса Великой Матери и парадигмы Модерна. Африканский Холокост начинается после завершения на европейском континенте эпохи Средневековья — в Новое время, и достигает своего наиболее отвратительного периода, где мерзость работорговли сменяется мерзостью геноцида и апартеида, в расцвет эпохи Просвещения. Именно европейский Модерн принес в Африку гибель, истребление и бесконечно длящийся кошмар, от которого народы Африки так и не могут очнуться несмотря на все внешние успехи деколонизации. Величие Африки, ее культур и Империй, ее традиций и ценностей, ее духа и ее духов, ее Бога и ее богов было перечеркнуто европейским агрессивным бескультурием Нового времени, материализмом, эгоизмом и рационализмом бесчеловечного и безмозглого капитализма.
Поэтому Африка со всем ее грандиозным духовным богатством является сегодня затопленным континентом. Культуры всех народов и племен катастрофически дефигурированы, искажены и искалечены, как и само сознание африканцев. Колонизация, а до нее исламизация и арабизация, затронувшие прежде всего Северную Африку и отчасти юго-восточное побережье, заставили коренные народы и культуры Африки говорить о своем Логосе, о своей традиции и о своей идентичности не просто на чужом, но на глубоко чуждом им языке.
Логос Африки при всем его многообразии и внутренней диалектичности, включающей в себя и темные стороны экзистирования — войны, смерти, болезни, уничтожение, несправедливость, доминацию одних народов над другими и т.д., — находится сегодня во внутреннем изгнании. И такие примеры как Либерия показывают, что возвращение африканской души на родину не может быть осуществлено чисто механическими средствами. Африканский Логос находится в изгнании даже тогда, когда его потенциальные носители находятся в самой Африке, на ее священной древней земле.
То, что мы постарались реконструировать в двух томах, посвященных Логосу Северной Африки и Центральной и Южной Африки, касается прежде всего глубинных горизонтов. Прямое прикосновение к ним в настоящее время в высшей степени проблематично. Это —фундаментальные основания африканского Dasein’а, причем множественного и дифференцированного в зависимости от того или иного народа и той или иной территории. Такого понятия как африканский Dasein нет, поскольку Африка — это пространство нескольких кардинально отличных друг от друга африканских Dasein’ов. Африка — это мир миров, сосредоточение колоссального и неисчислимого богатства — культуры, философии, религии, искусства и метафизики. Но, чтобы корректно расшифровать это, необходимы ключи, получить которые и является самым сложным делом. Два тома, посвященные геософии Африки, есть не более, чем приглашение двигаться в этом направлении, которое было намечено предшествующими поколениями борцов за глубинную деколонизацию и истинное освобождение Африки, за африканскую идентичность, за африканский Логос или точнее, за целый спектр африканских Логосов.
Намеченная нами геософская схема Африки — это попытка реконструкции структуры африканского начала, экзистенциальных ядер континента. На эту принципиальную схему наложилась в некоторых случаях сетка корректирующих органичных историалов (это касается прежде всего северной и западной Африки) и системная катастрофа европейской колонизации, исказившая всю картину до неузнаваемости. Но одновременно эта геософская схема есть дорожная карта глубинной деколонизации, намеченный маршрут по возвращению к истокам африканской идентичности. Геософия Африки — это цель. Если народам Африки удастся по-настоящему сбросить колониальное ярмо, которое сегодня из области прямого силового доминирования сместилось в сторону контроля над сознанием, культурой, экономикой, обществом, эпистемами африканских народов, то геософская модель может стать очертанием грядущей Великой Африки, утверждающей свою цивилизационную миссию с опорой на собственные корни, собственную философию, собственное африканское Присутствие.
Когда мы говорим об африканском Холокосте, то имеем в виду метафору жертвы. Но жертва всегда приносится во имя чего-то, ради чего-то. И если африканские народы и африканские культуры стали жертвой всесожжения в период колонизации, то у этой трагедии были не только причины, но и цели, телеологические горизонты. Можно рассмотреть колонизацию как грандиозный по своим масштабам опыт инициации, rite de passage континентального размаха. Африка спустилась в ад, в гипохтонический слой принесенного европейцами инферно. Здесь она узнала, что такое страдание, унижение, гибель и смерть. Европейцы — это просто злобные духи болезни и гибели. Грязные могущества нижних областей бытия. Но и эти области имеют свое место в бытии, включающем в себя все. Поэтому африканцы за столетия колонизации существенно расширили свои представления о том, насколько болезненным и безжалостным бывает зло.
Но инициация европейским Модерном подходит к концу. Ночь колонизации неумолимо движется к рассвету. Однако, если африканские народы не проснутся к собственной идентичности, к своей африканской миссии, утра может и не наступить. По крайней мере, африканского утра. Африканские традиции знают: если не помогать восходу солнца обрядами и танцами, пением и масками, молитвами и заклинания, ритуалами и трансом — солнце может не взойти. Поэтому прежде всего на повестке дня современной Африки стоит формирование африканского Субъекта — того, кто прошел инициацию, rite de passage, и сделав из нее все выводы, возвращается из мира смерти и духов в мир дня. Этот солнечный африканский Субъект и есть ядро «солярного негритюда», какой бы Логос он не отстаивал. И даже если речь идет о возрождении культуры африканской Великой Матери — это другая Мать, нежели всеуничтожающий материалистический Черный Логос (Анти)Европы Нового Времени. Европейская Великая Мать Нового времени истинным африканцам никакая не мать, но монстр.
Вопреки расистским (прямо и косвенно) мифам европейцев, полагавшим «кушитскую цивилизацию» чем-то дикарским, варварским, материалистическим, примитивным и неразвитым, и даже вопреки некоторым защитникам африканской идентичности, поддавшимся гипнозу тех, кто представлял Африку в карикатурно матриархальном виде и повторяя их этноцентрические ошибки в форме «негритянского расизма», некритически скопированного с расизма и этноцентризма белых европейцев и американцев эпохи Модерна (а расизм — это идеология, органически связанная с эпохой Модерна), мы увидели совсем другую Африку, чрезвычайно богатую, утонченную, многомерную, метафизически разнообразную и парадоксальную, крайне дифференцированную ноологически и экзистенциально. При этом мы только подошли к проблеме африканского Dasein’а, африканской экзистенции и африканского Логоса, лишь самым общим образом наметили контуры геософии африканского континента. Но уже сейчас совершенно очевидно, что продолжение исследования этой сферы представляет собой труднейшую задачу, требующую не просто колоссального внимания и напряжения духовных и интеллектуальных сил, но и жесткого отбрасывания всех тех предрассудков, которые накопились в самых разнообразных исторических средах относительно Африки и народов, населяющих ее. Африку надо изучать только глазами настоящих африканцев, укоренных в своей традиции, вере, в своих обычаях и культах, но способных освоить ряд полезных методологических операций метафизического, философского, религиоведческого и социологического толка, которые помогут осмыслить фундаментальное богатство и роскошное разнообразие африканского духа, будут способствовать его восстановлению, возрождению и построению новой истинной Африки. Иными словами, мы вплотную стоим перед постановкой, а затем и решением серьезнейшей задачи — задачи Нового Начала африканской философии, которая, на самом деле, есть, была и будет, но которую так трудно обнаружить, понять и защитить после всех драматических испытаний, выпавших на долю африканских народов, чьим ядром является уникальная среда «солярного негритюда» метафизических эфиопов — людей с пламенеющим лицом.
Кризис африканской идеи к концу ХХ столетия
В ходе нашего исследования мы сталкивались с различными версиями панафриканских идеологий — от эфиопионизма (включая растафари) и нубианизма до конголезского мессианства пророчицы Кимпа Вита или Симона Кимбангу, включая полунаучную эволюционистскую версию об адамическом народе тва, первым среди постобезьян, или движение «Назад в Африку!», нашедшее свое карикатурное воплощение в уродливой археомодернистской Либерии. К этому можно добавить движение черных мусульман «Нации ислама», основанное в США в начале 30 годов энигматическим персонажем Фард Мухаммадом (1877 —?), который объявил себя одновременно Мессией христиан и Махди мусульман, обратился к чернокожим американцам с призывом создать свое политико-религиозное течение, основанное на черном расизме, утверждении превосходства негров над белыми и на тезисе о том, что основатель ислама Мохаммада и его ближайшие последователи были неграми[5]. Движение «Нация ислама» стало довольно популярным в США и является еще одним выражением африканской эсхатологии.
Африканские эсхатологические течения были особенно популярными и широко распространенными на раннем периоде деколонизации, когда африканцы остро осознавали поворотный момент в своей истории и ощущали близость свободы и независимости после столетий унижения, рабства и издевательств со стороны белых. Тогда же стали складываться философия панафриканизма и проекты Соединенных Штатов Африки, в которых целью было провозглашено объединение всех африканских народов в единую сверхнациональную политию — панафриканскую Федерацию, где цивилизационное единство сочеталось бы с геополитическим могуществом и политико-экономической интеграцией по ту сторону постокониальных государств, искусственных и совершенно не соответствующих ни историческим, ни этническим, ни культурным критериям с границами, отражающим лишь историю колониальной конкуренции между собой европейских держав.
В этот период и были созданы самые основательные и глубокие работы, посвященные африканской идентичности, философии негров, культурным истокам народов и цивилизаций Африки. Тогда же (в 1963 году) была основана Организация Африканского Единства, представляющая собой прообраз будущего панафриканского конфедеративного правительства, как считали ее основатели. В 2002 году она была переименована в Африканский Союз.
Однако образование национальных государств по постколониальному сценарию, сохранение европейского влияния на бывшие колонии и особенно проникновение самого духа европейского Модерна в получившие независимость африканские государства, создало на пути к глубинной деколонизации непреодолимые препятствия. Копирование национальных государств неминуемо вело к обострению межэтнических отношений, а следовательно к вражде, переворотам и гражданским войнам, которые и стали основным содержанием истории многих африканских стран второй половины ХХ века. Полученная независимость была помещена в строгие правовые, политические, экономические, культурные и социальные рамки, жестко навязанные Африке странами Запада. Уходя, колонизаторы сохранили главное: власть над африканским сознанием, управление африканским мировоззрением, заложив жесткие механизмы политики, экономики и науки, повторяющие западные каноны и настроенные таким образом, чтобы бывшие колониальные державы могли сохранить критический объем влияния на свои колонии и после предоставления им независимости.
Независимость стала новым вызовом для постколониальной Африки, который оказался не менее сложным, чем сама колонизация. В такой ситуации многие африканские страны замыкаются в себе, погрузившись в решение острых насущных задач, масштаб которых все больше мельчает. Этнические противоречия, битва за ресурсы, стремление жить по стандартам западных обществ, эмиграция и политические коллизии полностью захватили внимание африканцев, заставив забыть или переместить на периферию поиски африканского Логоса, столь основательно и масштабно начатые идеологами деколонизации. Дискурс африканских интеллектуалов становится все более фрагментарным и ангажированным, сама идея африканского единства и африканской цивилизации скрылась за горизонтом, представляясь отныне романтической абстракцией поколения идеалистов. Наступили суровые и бессмысленные будни африканского археомодерна. В той или иной степени «парадигма Либерии» стала преобладать практически во всех странах Африки.
К этому добавилась география «холодной войны». В период противостояния двух сверхдержав США и СССР территория Африки стала зоной противостояния капиталистической и социалистической идеологии с соответствующим набором стран, становящихся за спиной у той или иной политической сил. И хотя подчас для самих африканцев выбор между капитализмом и социализмом был не столько идеологическим, сколько прагматическим, как средство получения внешней помощи либо для укрепления независимости и суверенитета новых государств, либо для усиления позиции конкретного лидера или политической структуры, в целом территория Африки была поделена между прозападными (проамериканскими или проевропейскими) и просоветскими режимами, что еще больше разделяло народы Африки, для которых и капитализм и социализм представляли собой совершенно чужеродные исторически явления.
Сам панафриканизм разделился на левых и правых, что привносило в панафриканскую идею гетерогенные принципы социализма, в одном случае, и либерализма, в другом. Даже если какие-то африканские режимы пытались идти «третьим путем», это также приводило к копированию западных политических образцов, но только в контексте Третьей политической теории — национализма[6]. После краха советской системы в 1991 году многие африканские режимы ослабили социалистическую составляющую (Вторая политическая теория), что привело лишь к усилению либеральной составляющей (Первая политическая теория), но в целом археомодерн только усугубился. Мелкий национализм, независимо от того, объявлялось ли о нем открыто или нет, оставался важнейшим фактором, межэтнические противоречия только обострялись, ни демократизация, ни диктатура не решали наиболее острых задач, стоящих перед африканцами. В некоторых странах межэтнические столкновения, а также неурожаи, засухи и природные катастрофы приводили к массовой гибели людей. Нищета, коррупция, несправедливость и отсутствие идеологии сделали Африку одним из самых проблематичных континентов. К этому добавлялись отток африканцев в другие страны (прежде всего в Европу), вестернизация африканской элиты (повторяющей либерийский сценарий отношения к своим соотечественникам как к людям второго сорта на основании собственной причастности элит к более «высокому» — европейскому — уровню цивилизации) и постоянно меняющиеся коалиции африканских стран при поддержке тех или иных антагонистических сил — как во время геноцида тутси в Руанде или гражданской войны в Демократической Республике Конго. Упразднение режима апартеида в ЮАР не решило многих проблем, как на это рассчитывали борцы за равноправие, и правящие африканские элиты создали лишь новые системы коррупции и несправедливости, обнаружившие другие формы зла, нежели расовая сегрегация.
К этому добавилось распространение радикального исламизма, которое в некоторых странах западной Африки, не говоря уже о Северной Африке, создало критическую ситуацию, сея насилие, агрессию и акты террора, жертвами которого становятся прежде всего носители древних африканских традиций. Так исламизм становится еще одним инструментом модернизации Африки, а точнее еще одной стратегией археомодерна, направленной на слом и окончательное уничтожение африканского Логоса.
Четвертая Политическая Теория для Африки
Несмотря на то, что африканизм в настоящее время находится в некотором тупике, новый виток поиска и утверждения африканской идентичности неизбежен. Африканский Логос, даже подавленный, истерзанный и забытый, несмотря ни на что остается основой бытия африканских народов, и это бытие, находящееся под спудом постколониального археомодерна, завершится только с полным исчезновение Homo Africanus, человека африканского, носителя африканского Dasein’а. Даже если этот Dasein в настоящее время экзистирует преимущественно в неаутентичном режиме, всегда возможно обращение к его внутреннему ядру, к африканскому Selbst.
Теоретически можно наметить для Африки маршрут глубинной деколонизации, которая продолжила бы предыдущий импульс африканизма в его оптимистический период. Это можно назвать стратегией реального освобождения. Основываться она должна на возрождении африканской эсхатологии, то есть на возвращении к духовному центру культур африканских народов с параллельным анализом всех тупиков постколониальной эпохи, которые ответственны за то, что процесс освобождения был подменен, извращен и, в конечном счете, провален; за то, что он стал не реальным, а имитационным, поверхностным, и лишь укрепил отчуждающие структуры колониальной эпохи, переведя их с уровня прямого силового принуждения на уровень оккупации сознания. Для этого необходимо подвергнуть постколониальный период системной деконструкции, то есть проследить насколько ущербными, противоречивыми и, в конечном счете, закабаляющими оказались все модели построения общественных систем на основе политических парадигм Модерна — всех трех доминирующих идеологий: либерализма, коммунизма и национализма. Строя африканские государства на их основании, включая оставшиеся от оккупантов государственные языки, и, что важно, в границах, установленных историей противостояния колониальных держав, народы Африки с самого начала были обречены на то, чтобы создать механические системы, глубоко отчужденные от глубинной африканской идентичности. Ни у одной страны Африки не получилось использовать потенциал евроцентристского Модерна в свою пользу, и напротив, везде это привело лишь к своеобразным (национальным) формам археомодернистского уродства. Отцы-основателя африканского пробуждения прекрасно понимали, что для настоящего освобождения Африке нужно возродить свой дух, свою философию, а для этого необходима прежде всего деколонизация сознания. А затем освобожденное африканское сознание должно идти к выработке соответствующей ему политической формулы — будь то Африканский Союз или Африканская Империя. В любом случае механическое сложение бывших колоний, остающихся по прежнему в эпистемологическом управлении бывших метрополий, не может привести к искомой цели. Центробежные силы, локальные противоречия и амбиции правителей любого уровня при отсутствии правящей идеи, заново зажженного африканского огня, безусловно, не позволят никакой полноценной интеграции состояться, а значит, геополитически Африка не сможет накопить достаточного потенциала, чтобы защищать свой континентальный суверенитет от других сил и цивилизаций.
Таким образом, первым условием «истинного освобождения» Африки является глубокая деконструкция африканского археомодерна, на основе критического анализа всей постколониальной истории африканских стран. Пока африканская интеллектуальная элита не убедится в том, насколько подражание западным моделям в политике, экономике, науке, образовании и культуре несовместимо с африканским будущим, любые пути к возрождению и полноценной независимости будут блокированы. Однако если этот вывод будет сделан, следует предложить последовательность других концептуальных шагов.
Во-первых, если три политические теории европейского Нового времени представляют собой ложные альтернативы, а это следует из критического анализа постколониальной истории Африки, то необходимо обратиться к Четвертой Политической Теории. Дальнейшее движение по трем путям (либерализм, коммунизм, национализм) ни к чему не приведет, следовательно, необходимо встать на новый Четвертый Путь[7]. Это значит, надо ориентироваться на собственную африканскую систему ценностей, на африканский Dasein, отбросив любые нормативы, диктуемые западной цивилизацией и, в первую очередь ,догматы либеральной глобализации, представляющей собой сегодня самую главную угрозу для Африки. Процесс глобализации придает универсальной статус Первой политической теории, либерализму, который становится единственной приемлемой и легальной системой координат, таким образом результат западной (ýже — англосаксонской) истории выдается за универсальную истину для всех цивилизаций и культур, что и в случае Африки, как, впрочем, и всех других континентов и цивилизаций, представляет собой новую форму колонизации и культурного расизма.
Четвертый Путь представляет собой радикальную критику и тотальное отвержение либерализма (а значит и либеральной глобализации), но вместе с тем и двух ее исторически дискредитированных «альтернатив» — коммунизма и национализма, вырастающих из той же парадигмы западно-европейского Модерна. При этом Четвертый Путь не выдвигает никаких догматических положений, оставляя свободу Логосу каждой цивилизации выстраивать свою собственную модель будущего — безо всякой оглядки на Европу или Новое время в целом. Поэтому Четвертая Политическая Теория для Африки представляет собой не систему предписаний, но лишь вектор, указывающий в том направлении, в котором само африканское сознание должно предпринять качественный рывок. Свобода Африки — это дело самих африканцев. Поэтому и Начало африканской философии как философии африканского Присутствия, должно быть положено африканцами на основе аутентичного экзистирования африканского Dasein'а.
Другим ориентиром может служить Теория многополярного мира[8], которая исходит из императива создавать на основании цивилизаций новые сверхнациональные структуры, как необходимый ответ на вызов XXI века. Цивилизации существуют, но политически они разъединены и тем самым ослаблены, что делает их не субъектами, но объектами мировой политики. Теория многополярного мира предполагает придание цивилизациям политического измерения через интеграцию государств и территорий, объединенных принадлежностью к одному и тому же цивилизационному типу.
В этом контексте Африка должна рассматриваться как пространство потенциального Африканского Союза, который, сложив потенциал отдельных африканских стран, способен превратиться в суверенную геополитическую силу, способную отстоять свои интересы и ценности перед лицом любого внешнего вызова.
Если мы снова вернемся теперь к двум томам «Ноомахии», посвященным геософии Африки и анализу Логоса африканских цивилизаций, то мы можем рассматривать их и как основу для построения африканской версии Четвертой Политической Теории, и как вклад в подготовку философии африканской интеграции, необходимой для превращения Африки в полюс многополярного мира. Многообразие культур и ориентаций африканской мысли в таком случае становится не только констатацией величия африканского духа, но конкретной концептуальной основой для многоуровневой африканской эсхатологии. Это не противоречит существующим формам африканизма, но корректирует некоторые их установки, а главное готовит почву для интегральной теории африканизма, свободной от тех локальных ограничений и соответствующих им аберраций при обобщениях, которыми страдают большинство подобных теорий. Каждая из них ценна в том, что призывает африканцев обратиться к их глубинной идентичности, вернуться на духовную прародину и тем самым сделать жертвенный опыт последних веков путем к новому африканскому рассвету. Страдание, каким бы глубоким и ужасающим оно не было, становится истинной жертвой только тогда, когда обретает смысл и превращается, тем самым, в путь к величию и воскресению. Великое страдание Африки не подлежит сомнению, но битва за смысл этого страдания, и в конце концов, за воскресение Африки еще не окончена. Она впереди.
Источники
[1] Дугин А.Г. Ноомахия. Хамитский Логос. Цивилизации африканского Норда.
[2] Дугин А.Г. Ноомахия. Семиты. Монотеизм Луны и гештальт Ва’ала.
[3] Дугин А.Г. Ноомахия. Логос Турана. Индоевропейская идеология вертикали.
[4] Дугин А.Г. Ноомахия. Иранский Логос. Световая война и культура ожидания.
[5] Essien-Udom E. U. Black Nationalism: the Search for an Identity. Chicago: University of Chicago Press, 1995.
[6] Дугин А.Г. Четвертый Путь. Введение в Четвертую Политическую Теорию.
[7] Дугин А.Г. Четвертый Путь. Введение в Четвертую Политическую Теорию.
[8] Дугин А.Г. Теория многополярного мира. М.: Академический проект, 2015.