Валентина Петровна сжала в руке связку ключей так крепко, что металл впился в ладонь. Стоя на пороге своего дома, она смотрела на разгоряченное лицо Людмилы Анатольевны и не могла поверить в происходящее. Всего неделя прошла с похорон Николая Петровича, а его сестра уже явилась делить имущество.
— Люся, опомнись! Какое поровну? Дача записана на меня, я там тридцать лет живу каждое лето. Коля сам мне ее подарил на пятидесятилетие.
— Ничего он тебе не дарил! — фыркнула золовка, поправляя сползшую с плеча сумку. — Дарственной нет, значит, все по закону делится. И вообще, ты что думаешь, одна наследница что ли? У Коли сестра есть, между прочим!
Валентина Петровна отступила в прихожую, пропуская непрошеную гостью. Людмила Анатольевна без приглашения прошла в кухню, плюхнулась на табурет и демонстративно достала из сумки какие-то бумаги.
— Вот, в нотариальную контору уже обращалась. Говорят, если дарственной нет, то все имущество делится между наследниками первой очереди. А это я и ты. Поровну, значит.
— Люся, ты совсем с ума сошла? — Валентина Петровна прислонилась к кухонному столу, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Мы с Колей сорок два года в браке прожили. Дачу вместе строили, своими руками каждую доску прибивали. А ты что, раз в год приезжала, да и то только когда помидоры поспевали.
— А я что виновата, что далеко живу? В Москве дела, работа. Не у всех, как у тебя, время есть на грядки копать.
Людмила Анатольевна небрежно перелистывала бумаги, делая вид, что изучает их содержание. На самом деле она прекрасно знала каждое слово наизусть. К нотариусу ходила уже три раза, выясняла все тонкости наследования.
— Слушай, а квартира-то тоже на тебя записана? — внезапно спросила она, поднимая глаза.
— Конечно на меня. Мы приватизировали ее еще в девяностые.
— Вдвоем приватизировали?
— Ну да... То есть нет, на меня одну оформили. Коля тогда сказал, что так лучше будет.
Людмила Анатольевна хищно улыбнулась.
— Значит, квартира твоя, а дача получается общая. Ну что ж, тогда по-честному поделим. Ты мне половину дачи, я тебе половину покоя.
— Какого еще покоя? — не поняла Валентина Петровна.
— Да не буду я тебе мешать тут горевать. Дачу продадим, деньги поделим, и все дела. Мне деньги нужны, внучке на свадьбу копим.
Валентина Петровна почувствовала, как внутри все закипает от возмущения. Эта наглая баба, которая за всю жизнь пальцем о палец не ударила для общего блага, теперь требует половину того, что создавалось десятилетиями совместного труда.
— Слушай, Люся, может, хватит? Коля в гробу еще не остыл, а ты уже делить пришла. Стыдно должно быть.
— А что стыдного? Закон есть закон. И потом, я тоже горюю. Брат все-таки был, родной. Но жизнь продолжается, и мне деньги нужны позарез.
— На свадьбу внучке, да? А где была эта внучка, когда дедушка болел? Где была ты сама? Я одна три года за ним ухаживала, в больницы таскалась, лекарства покупала. А теперь вы все объявились!
Людмила Анатольевна поморщилась. Действительно, в последние годы она почти не навещала брата. Все собиралась приехать, да все дела мешали. А потом узнала, что он совсем плох стал, но как-то неловко получалось звонить. Думала, может, еще поправится.
— Я же не знала, что он так быстро... — начала было она оправдываться, но тут же взяла себя в руки. — В общем, не в этом дело. Закон есть закон, и я имею право на наследство.
— Хорошо, — неожиданно спокойно сказала Валентина Петровна. — Допустим, ты права. Но тогда и долги его тоже пополам делить будем.
— Какие еще долги?
— А ты не знаешь? За лечение пятьсот тысяч задолжали. Кредит на операцию брали, не успел вернуть. И еще коммунальные долги есть, и за дачу налоги не платил три года. Болел ведь, не до того было.
Лицо Людмилы Анатольевны вытянулось.
— Ты что, серьезно? Полмиллиона долгу?
— Вполне серьезно. Вот справки от врачей, вот договор с банком. Хочешь наследство по закону получать — получай полностью. И долги тоже по закону делятся между наследниками.
Валентина Петровна достала из шкафа папку с документами и выложила их на стол. Людмила Анатольевна принялась лихорадочно перебирать бумаги, и с каждой новой справкой ее лицо становилось все мрачнее.
— Да вы что, с ума посходили? Зачем столько денег тратили на лечение? Все равно же не помогло!
— Как зачем? Человека спасали. Твоего брата, между прочим. А ты бы что, руки опустила сразу?
— Я бы в бесплатной больнице лечила. Зачем в платную клинику было тащить?
— В бесплатной сказали, что поздно уже. Только в частной клинике согласились операцию делать. Хоть какой-то шанс был.
Людмила Анатольевна отложила документы и задумчиво посмотрела в окно. Расчеты в голове шли быстро. Если дача стоит около миллиона, а долгов полмиллиона, то на ее долю придется двести пятьдесят тысяч чистыми. Но ведь еще и налоги с продажи платить придется, и нотариусу, и риелторам. В итоге может вообще ничего не остаться.
— А может, мы как-то по-другому договоримся? — осторожно предложила она.
— Как это по-другому?
— Ну, ты же говоришь, что дача фактически твоя. Может, ты долги возьмешь на себя, а я претензии свои сниму?
Валентина Петровна едва сдержала улыбку. Вот оно как. Только узнала про долги, сразу петь по-другому запела.
— Знаешь что, Люся, давай я тебе честно скажу. Дачу Коля действительно на меня переписал. Два года назад, когда диагноз поставили. Просто документы еще не забрала из нотариальной конторы, все руки не доходили. А после похорон вообще не до того было.
— Врешь! — вскочила Людмила Анатольевна. — Если бы переписал, ты бы сразу сказала!
— Зачем мне врать? Вот, позвони в контору сама, спроси.
Валентина Петровна достала телефон и нашла номер нотариуса Соколовой, у которой они с мужем все документы оформляли. Людмила Анатольевна с подозрением взяла трубку и набрала номер.
— Алло, это контора нотариуса Соколовой? Да, меня интересует... Людмила Анатольевна Петрова, сестра покойного Николая Петровича Петрова... Да, хочу уточнить по поводу наследства... Как, дарственная есть? На дачу? На жену оформлена?
Валентина Петровна наблюдала, как лицо золовки постепенно меняется. Сначала недоверие, потом растерянность, потом злость и, наконец, обреченность.
— Понятно... Спасибо... Да, я поняла...
Людмила Анатольевна положила трубку и несколько минут молчала, глядя в стол.
— Значит, все-таки переписал, — наконец произнесла она тихо.
— Переписал. Говорил, что не хочет, чтобы после его смерти кто-то тебя из дома выгонял. Знал твой характер, видимо.
— Мой характер? — вспыхнула Людмила Анатольевна. — Да я никого никогда из дома не выгоняла!
— Нет? А помнишь, как маму в дом престарелых сдать хотела? Говорила, что молодым жить мешает?
— То совсем другое дело было! Мама уже совсем плохая стала, за ней нужен был постоянный уход. А я работала, дети маленькие...
— Ага, работала. А Коля что, не работал? Он тоже детей поднимал. Но маму к себе забрал, ухаживал до самой ее смерти. И ни разу не пожаловался.
Людмила Анатольевна поднялась и начала собирать свои бумаги обратно в сумку. Движения были резкими, злыми.
— Ладно, значит, так вышло. Но ты не думай, что я так просто отступлюсь. Документы проверю через своего юриста. Может, где-то нарушения были при оформлении.
— Проверяй, — спокойно ответила Валентина Петровна. — Только зря время потратишь. Коля все правильно сделал, с умом подошел к делу.
— Да что он понимал в юриспруденции? Простой слесарь всю жизнь был.
— Простой слесарь, который три института за свой счет детям оплатил. И дачу построил. И жену никогда не унижал. А ты что построила за свою жизнь, кроме козней?
— Я тебе не позволю так со мной разговаривать! — взвилась Людмила Анатольевна.
— А я тебе не позволю приходить в мой дом и требовать то, что тебе не принадлежит. Дверь вон там, никто не держит.
Золовка направилась к выходу, но у самой двери обернулась.
— Знаешь что, я все равно найду способ получить свое. У меня тоже права есть. И вообще, зря ты так. Могли бы по-родственному договориться.
— По-родственному? — горько усмехнулась Валентина Петровна. — А где ты была, когда мне по-родственному помощь нужна была? Когда я одна с больным мужем сидела, когда в больницы мотались, когда деньги на лекарства занимали? Тогда про родственные отношения забыла?
— Я же говорю, далеко живу...
— От Москвы до нас четыре часа на поезде. Некоторые каждый день на работу в столицу ездят. А ты за три года ни разу не приехала проведать больного брата.
Людмила Анатольевна хотела что-то возразить, но слова не находились. Действительно, она могла приехать. И звонить могла чаще. Но всегда находились дела поважнее, заботы поближе к дому.
— Ладно, не будем вспоминать... — устало произнесла она.
— Не будем. Только в следующий раз, когда захочешь что-то потребовать, вспомни сначала, что ты сама дала. А пока до свидания.
Валентина Петровна закрыла за золовкой дверь и прислонилась к ней спиной. Сердце колотилось так, будто она пробежала километр. Противостояние далось нелегко, но она знала, что поступила правильно. Коля не просто так дачу на нее переписал. Он понимал, что произойдет после его смерти.
На кухне на столе все еще лежали документы о долгах. Валентина Петровна собрала их в аккуратную стопку. Да, долги действительно были. И выплачивать их придется ей одной. Но это была цена за то, чтобы сохранить последние годы жизни мужа, дать ему надежду. И она ни о чем не жалела.
Через окно было видно, как Людмила Анатольевна садится в такси. Наверное, так и уедет, ни разу не обернувшись. Как и жила всю жизнь — спиной к родным, лицом к собственной выгоде.
Валентина Петровна заварила себе чай и села у окна. Завтра нужно будет съездить к нотариусу, забрать наконец дарственную на дачу. А потом поехать туда и привести в порядок. Скоро весна, пора готовить рассаду. Коля всегда говорил, что без хозяйской руки земля сиротеет.
И пусть Людмила Анатольевна проверяет документы через своих юристов. Правда есть правда, и никому ее не изменить.