Я сидела на диване, допивая свой зеленый чай, а за окном дождь хлестал по стеклу, будто хотел ворваться в нашу гостиную и разнести всё к чертям.
Муж орал так, что стены, кажется, дрожали, а я… я просто смотрела на него, на его красное лицо, на вены, проступившие на шее, и думала: «Почему? Почему я снова должна платить за её долги?» Его сестра, эта хитрая, как лисица, женщина с уложенными локонами и улыбкой, от которой у меня зубы сводило, опять влезла в очередную аферу. И, как всегда, мой Игорь – мой добрый, но такой слепой Игорь – кинулся её спасать. А я? Я должна была молча подписывать чеки.
«Ты вообще слышишь меня, Нина?!» – Игорь хлопнул ладонью по столу, и ваза с засохшими ромашками, которую я так любила, жалобно звякнула. – «Она в беде! Ты что, хочешь, чтоб её на улицу выгнали? Или хуже – в тюрьму?»
Я молчала. Молчала, потому что в горле застрял ком, а в голове крутилась одна и та же мысль: «Это не моя беда. Не моя». Но сказать это вслух? Ох, это было бы как бросить спичку в лужу бензина. Игорь бы взорвался. Он всегда взрывался, когда дело касалось его сестры – Марины, этой женщины, которая умела манипулировать людьми, как кукловод марионетками.
Я видела её насквозь: её приторные «спасибо, Нина, ты такая добрая», её театральные слёзы, когда она в очередной раз «случайно» забывала вернуть долг. Но Игорь? Он смотрел на неё, как на ангела, сошедшего с небес. Его младшая сестра, его «маленькая Марина», которая в свои сорок с лишним всё ещё умела строить из себя жертву.
«Игорь, – я наконец подняла глаза, стараясь, чтобы голос не дрожал, – сколько можно? Это уже третий раз за год! Третий! У нас свои счета, своя жизнь! Почему я должна отдавать наши деньги за её… её глупости?»
Он замер, будто я ударила его. Лицо побагровело ещё больше, а глаза – о, эти его глаза, которые я когда-то любила за их тёплую зелень, – сузились в две злые щёлки. «Глупости? – прошипел он. – Это ты так называешь её попытки выжить? Ты знаешь, как ей тяжело?»
«Тяжело? – я не выдержала, чашка в моих руках звякнула о блюдце. – Тяжело ей, потому что она снова взяла кредит на свой дурацкий салон красоты, который никто не посещает! А я должна за это платить? Я, которая пашет на двух работах, чтобы мы могли позволить себе этот дом?
Я, которая не покупала себе новую одежду два года, потому что все деньги уходят на её долги?!»
Мой голос сорвался, и я почувствовала, как слёзы жгут глаза. Но плакать? Нет, я не дам ему этого. Не дам Марине этого. Она бы только посмеялась, увидев меня такой – слабой, раздавленной.
Я представила её ухмылку, её накрашенные губы красной помадой, которые всегда изгибались в лёгкой насмешке, когда она приходила к нам «просто поболтать». Она знала, как я её ненавижу. И, чёрт возьми, она наслаждалась этим.
Игорь провёл рукой по волосам, его пальцы дрожали. Он всегда так делал, когда был на грани.
«Нина, – сказал он тише, но в его голосе всё ещё звенела сталь, – она моя семья. Ты понимаешь? Семья! А ты… ты ведёшь себя, как будто тебе плевать на нас всех».
Это было слишком. Я вскочила, чуть не опрокинув чашку. «Плевать? – закричала я, и голос мой эхом отразился от стен. – Это мне плевать? Это я таскаю на себе все твои «семейные» проблемы? Это я, Игорь, каждый месяц сижу и считаю, как нам свести концы с концами, потому что твоя сестра живёт так, будто деньги растут на деревьях! А ты… ты даже не видишь, как она тобой манипулирует!»
Он открыл рот, но не успел ничего сказать. Дверной звонок резанул тишину, как нож. Мы оба замерли. Я знала, кто это. Знала, потому что Марина всегда появлялась в самый неподходящий момент – как хищник, чующий добычу. Игорь бросил на меня взгляд, полный ярости и чего-то ещё… вины? Нет, вряд ли. Он уже шагал к двери, а я осталась стоять, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.
«Марина, – его голос смягчился, как только он открыл дверь. – Заходи, что случилось?»
Она вошла, как всегда, с высоко поднятой головой, будто королева, спустившаяся к простолюдинам. Её шёлковый шарф развевался, как флаг, а каблуки цокали по паркету, словно отсчитывали секунды до моего поражения. «Ой, Нина, ты здесь, – пропела она, и её глаза, холодные, как лёд, скользнули по мне. – Надеюсь, я не помешала?»
«Помешала, – отрезала я, скрестив руки. – Но, похоже, тебе это никогда не мешало».
Её улыбка дрогнула, но она тут же взяла себя в руки. «Игорь, милый, – она повернулась к брату, положив руку ему на плечо, – мне так неловко просить, но… я снова в беде. Банк… они угрожают забрать всё! Ты же не дашь мне пропасть, правда?»
Я смотрела на неё и чувствовала, как внутри всё кипит. Её слова, её жесты, её фальшивая беспомощность – всё это было отрепетировано, как сцена из дешёвой мелодрамы. Но Игорь? Он уже таял. Я видела это по тому, как его плечи расслабились, как он взял её за руку, будто она и правда была хрупким цветком, а не акулой в шёлковом платье.
«Нина, – он повернулся ко мне, и в его голосе была мольба, – мы должны помочь. Это же Марина. Она бы сделала то же самое для нас».
«Для нас? – я рассмеялась, и смех мой был горьким, как старый кофе. – Она? Сделала бы? Игорь, очнись! Она даже не спросила, как мы живём! Ей плевать, что мы едва тянем ипотеку, что я отказалась от отпуска, чтобы закрыть её прошлый долг! Она приходит, берёт и уходит, а ты… ты позволяешь ей это делать!»
Марина театрально вздохнула, прижав руку к груди. «Нина, я понимаю, ты злишься. Но я правда стараюсь! Я не хотела, чтобы всё так вышло…»
«Не хотела? – я шагнула к ней, чувствуя, как кровь стучит в висках. – А что ты хотела, Марина? Чтобы мы всю жизнь платили за твои ошибки? За твои кредиты, за твои мечты о красивой жизни? Я устала! Устала быть твоей банкоматной картой!»
Игорь схватил меня за руку, его пальцы были холодными и сильными. «Хватит, Нина! – рявкнул он. – Ты переходишь все границы!»
Я вырвалась, отступив назад. Дождь за окном лил всё сильнее, и в его шуме я слышала свой собственный пульс. «Границы? – прошептала я, глядя ему в глаза. – А где твои границы, Игорь? Где твоя гордость? Ты готов разорить нас, лишь бы она продолжала жить как принцесса. Но я… я больше не могу».
Я повернулась и пошла к двери, не обращая внимания на его крики, на её фальшивые всхлипы. Я знала, что если останусь, то потеряю себя.
Потеряю ту Нину, которая когда-то верила в семью, в любовь, в справедливость. Может, это был мой бунт. Может, мой крах. Но я больше не хотела платить за чужие долги. Ни деньгами, ни душой.
Я стояла у двери, пальцы сжимали ручку. Дождь за окном превратился в сплошную стену, заглушая всё, кроме моего собственного дыхания – тяжёлого, рваного, как будто я пробежала километр.
Игорь кричал что-то мне вслед, но слова его тонули в шуме, а я… я уже не хотела их слышать. Но Марина – о, эта женщина никогда не умела вовремя остановиться. Её голос, сладкий, как патока, и острый, как лезвие, пробился сквозь бурю.
«Нина, ну зачем ты так? – она шагнула ко мне, её каблуки снова цокнули, будто насмехались. – Мы же семья! Разве ты не хочешь помочь? Или ты теперь выше нас всех?»
Я резко обернулась, и что-то во мне лопнуло, как натянутая струна. «Выше вас? – мой голос дрожал, но я уже не могла остановиться. – Это ты, Марина, всегда ставила себя выше всех! Ты приходишь сюда, размахивая своими проблемами, как флагом, и ждёшь, что мы все кинемся тебя спасать! А я? Я кто для тебя? Банковский счёт? Кошелёк на ножках?»
Её лицо исказилось – о, как она умела играть! Губы задрожали, глаза заблестели, но я знала: это не слёзы, это её оружие. «Как ты можешь так говорить? – прошептала она, прижимая руку к груди, словно я вонзила в неё нож. – Я же не для себя прошу, Нина! Это ради моего сына, ради Ванечки! Ты хочешь, чтобы он остался без дома?»
«Не смей! – я шагнула к ней, чувствуя, как жар заливает лицо. – Не смей прикрываться ребёнком! Ты всегда так делаешь! Всегда! Ванечка, бедный Ванечка – а где ты была, когда брала кредиты на свои шубы и салоны? Где ты была, когда обещала вернуть деньги в прошлый раз? Я их до сих пор не видела, Марина!»
Игорь влетел между нами, его лицо было смесью ярости и отчаяния. «Нина, хватит! – заорал он, хватая меня за плечи. – Ты не можешь так говорить о моей сестре! Она старается, она борется, а ты… ты просто… эгоистка!»
Это слово ударило, как пощёчина. Эгоистка? Я, которая отказалась от всего – от новых туфель, от отпуска, от мечты о ремонте в нашей спальне – ради его семьи?
Я вырвалась из его рук, отступив к стене. Мои пальцы дрожали, а в голове крутился вихрь: «Эгоистка? Он правда так думает? После всего, что я для него сделала?»
«Эгоистка? – переспросила я, и голос мой был тихим, но в нём звенела сталь. – Это я эгоистка, Игорь? А ты кто? Муж, который не видит, как его сестра разрушает нашу жизнь? Или просто её верный пёс, который бежит по первому свисту?»
Марина ахнула, театрально прикрыв рот рукой. «Игорь, ты слышишь, как она со мной разговаривает? – её голос задрожал, и теперь она уже почти рыдала. – Я пришла за помощью, а она… она меня унижает! Я не заслужила этого!»
«О, ты заслужила куда больше! – я почти кричала, и слёзы, которые я так старалась сдержать, всё-таки хлынули. – Ты думаешь, я не знаю, как ты ходишь по подружкам и хвастаешься, что Игорь всегда тебя выручит? Что я всегда заплачу? Я всё знаю, Марина! Всё!»
Игорь смотрел на меня, как на чужую. Его глаза, те самые, что когда-то смотрели на меня с любовью, теперь были полны боли и чего-то ещё – предательства? Он повернулся к сестре, мягко коснулся её плеча. «Марина, не плачь. Мы разберёмся. Я обещаю».
«Разберёмся? – я рассмеялась, и смех мой был больше похож на всхлип. – Разберёмся, Игорь? А как? Опять из нашего бюджета? Из наших сбережений? Из нашей жизни?»
Он молчал, и это молчание было хуже любого крика. Я видела, как он разрывается – между мной, женой, которая тянет на себе весь этот дом, и ею, его «маленькой Марина», которая всегда знала, как нажать на нужные струны. И в этот момент я поняла: он выберет её. Как всегда выбирал.
Марина, словно почуяв победу, шагнула ближе. «Нина, я не хочу ссориться, – её голос стал мягче, но в нём всё ещё звенела фальшь. – Давай просто поговорим спокойно. Я правда не хотела вас обременять…»
«Не хотела? – я перебила её, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. – Тогда почему ты здесь, Марина? Почему не у своих богатых подружек? Почему не у того банкира, с которым ты хвасталась на прошлой неделе? Или он тоже не хочет платить за твои ошибки?»
Её глаза вспыхнули, и на секунду маска спала. Я увидела настоящую Марину – холодную, расчётливую, ту, что всегда получала, что хотела. «Ты ничего не знаешь о моей жизни, Нина, – прошипела она, и её голос был как лёд. –
Ты сидишь тут, в своём уютном домике, и судишь меня. А я борюсь! Я одна, понимаешь? Одна!»
«Одна? – я почти задохнулась от ярости. – А кто тогда твой брат, который готов разорить свою семью ради тебя? Кто я, которая каждый раз закрывает твои долги? Ты не одна, Марина. Ты просто паразит!»
Слово вырвалось, как пуля, и повисло в воздухе. Игорь побледнел, Марина замерла, а я… я почувствовала, как что-то внутри меня рушится. Но отступать было некуда. Я повернулась к двери, схватила пальто с вешалки и рванула на улицу, в холод и дождь. Пусть кричат, пусть разыгрывают свои драмы – я больше не хотела быть частью этого спектакля.
Дождь хлестал мне в лицо, холодные капли впивались в кожу, как сотни крошечных игл. Я стояла на крыльце, пальто промокло насквозь, но я не могла заставить себя вернуться.
За спиной всё ещё доносились голоса – Игорь что-то кричал, Марина отвечала, её слова тонули в театральных всхлипах. Я закрыла глаза, пытаясь заглушить их, но внутри меня бушевал свой собственный шторм. «Сколько ещё? – думала я. – Сколько ещё я должна терпеть, прежде чем это меня сломает?»
Я сделала шаг вперёд, потом ещё один.
Улица была пустой, только фонарь мигал вдалеке, как уставший маяк. Мои шаги гулко отдавались в лужах, и каждый звук был как удар молотка по моему решению. Уйти. Оставить всё. Но куда? К маме, в её крошечную квартирку, где пахнет старыми книгами и лавандой?
Или к подруге Светке, которая всегда говорила: «Нина, бросай ты этого Игоря, он тебя не ценит»? Нет, я не могла бежать к ним. Это было бы признанием поражения. А я… я ещё не была готова сдаться.
Я остановилась посреди улицы, чувствуя, как вода стекает по моим волосам, по шее, за воротник. И вдруг услышала его – быстрые шаги, тяжёлое дыхание. Игорь.
Он догнал меня, его куртка была накинута на плечи, волосы прилипли ко лбу. «Нина! – крикнул он, и в его голосе было что-то новое, что-то, чего я не слышала раньше. – Нина, подожди, чёрт возьми!»
Я обернулась, но не двинулась с места. «Зачем? – мой голос был хриплым, почти чужим. – Чтобы ты снова сказал, что я эгоистка? Что я должна всё бросить ради твоей сестры?»
Он остановился в двух шагах от меня, тяжело дыша. Дождь стекал по его лицу, и в свете фонаря я увидела, как его глаза блестят – от воды или от чего-то ещё? «Я… я не хотел, – сказал он, и его голос дрогнул. – Нина, я просто… я не знаю, как иначе. Она моя сестра. Она всегда была… слабой. Я обещал маме, что буду за ней присматривать».
Я смотрела на него, и внутри меня боролись ярость и жалость. Жалость к этому большому, сильному мужчине, который всё ещё был мальчишкой, пытающимся выполнить обещание, данное матери двадцать лет назад.
Но ярость побеждала. «А я, Игорь? – спросила я, и мой голос сорвался. – Я кто для тебя? Твоя жена или просто… запасной кошелёк? Ты хоть раз подумал, что чувствую я, когда ты заставляешь меня платить за её ошибки? Ты хоть раз спросил, чего хочу я?»
Он молчал, и это молчание было громче любых слов. Я видела, как его плечи опустились, как он провёл рукой по лицу, будто пытаясь стереть с себя этот дождь, эту ночь, этот разговор. «Я… я не знаю, – наконец выдавил он. – Я думал, мы справимся. Вместе. Как всегда».
«Как всегда? – я горько усмехнулась, и слёзы смешались с дождём на моём лице. – А что, если я больше не хочу «как всегда»? Что, если я устала быть той, кто всегда платит, всегда терпит, всегда молчит?»
Он шагнул ко мне, протянул руку, но я отступила. «Нина, – его голос был почти умоляющим, – не уходи. Давай поговорим. Мы найдём выход. Я… я поговорю с Мариной. Я заставлю её взять себя в руки».
Я покачала головой, чувствуя, как что-то внутри меня оседает, как песок в разбитом часах. «Ты не заставишь, Игорь. Ты никогда не заставлял. Она знает, что ты всегда выберешь её. И я… я больше не могу быть второй».
Я повернулась и пошла прочь, не оглядываясь. Его голос звал меня, но с каждым шагом он становился тише, растворяясь в шуме дождя. Я не знала, куда иду – может, просто в никуда. Но я знала одно: я больше не буду платить за чужие долги. Не деньгами, не сердцем, не своей жизнью.
Когда я свернула за угол, дождь вдруг начал стихать, и в разрыве туч мелькнул кусочек неба – тёмный, но с крошечной искрой звезды. Я остановилась, глядя на неё, и впервые за долгое время почувствовала, как внутри меня загорается что-то новое. Не ярость, не боль, а… надежда? Может, это был мой шанс. Шанс начать заново. Шанс выбрать себя.
Марина, Игорь, их бесконечные драмы – всё это осталось позади, как мокрые следы на асфальте. А я шла вперёд, и каждый шаг был чуть легче предыдущего. Я не знала, что будет завтра, но впервые за годы я была готова встретить его. Одна. Свободная.