Звони своей деревенской мамаше! Пусть приезжает — будет моей уборщицей, раз ты сама такая неумёха
Эти слова, сказанные холодным, саркастическим тоном, раскололи внутри как стекло. Вера стояла, словно ошеломлённая ударом, который не был физическим — он был хуже. Он бил по душе, по самооценке, по последнему, что в ней ещё жило.
Она смотрела в пол, сдерживая слёзы. Перед ней стояла свекровь — высокая, ухоженная, с идеальной укладкой и ледяным взглядом. Та, кто с первого дня дала понять: она здесь хозяйка. А Вера — просто довесок к её сыну.
Вера вышла замуж за Артёма два года назад. Молодые, полные надежд, они съехались в просторную квартиру свекрови. Сама Вера выросла в деревне — в доме с земляным полом, с печкой, где мать пекла хлеб, а отец выходил в поле с первыми петухами. Она не умела стол сервировать по правилам этикета, не знала, в каком порядке подаются блюда, и не говорила громко в гостях. Но она любила Артёма. Чисто, искренне. А он обещал — всё будет хорошо.
И поначалу было. Пока не вмешалась она.
Мать Артёма, Галина Сергеевна, вдова и владелица небольшого бизнеса, привыкшая к идеальному порядку, к тому, чтобы все подчинялись её слову, сразу же заняла главенствующую позицию. Сначала — как будто бы забота. Потом — требования. А дальше — приказы. И упрёки.
— Ты даже постель нормально не заправляешь. — говорила она. — Я в твои годы уже вела дом, мужу гладила, детей воспитывала и на работе не опаздывала!
Вера молчала. Иногда — пыталась возразить. Но тогда страдал Артём.
— Ты же понимаешь, — говорил он, виновато, — мама старая, ей тяжело. Уступи. Ты же не хочешь, чтобы у нас с ней конфликт был?
А конфликт уже был. Каждый день.
Вера больше не чувствовала себя женой. Она чувствовала себя служанкой в чужом доме. Даже тарелки, которые она купила на первую зарплату, были выкинуты со словами:
— Местечковый вкус. Звони своей мамаше, пусть тебя хоть чему-то научит.
А в тот вечер, после того как Вера забыла подмести коридор, прозвучало то самое:
— Звони своей деревенской мамаше! Пусть приезжает — будет моей уборщицей, раз ты сама такая неумёха...
Вера в ту ночь не спала. Она сидела на кухне, обхватив колени, и смотрела в окно. За окном был снег — холодный, хрустящий, как её душа сейчас. Она впервые всерьёз подумала: «А может, уехать?»
Но куда? К маме в деревню? После таких слов? После такого унижения?
Она достала телефон. На экране высветилось: Мама. Руки дрожали. Не потому, что боялась — потому, что стыдилась. Её мама, Татьяна Петровна, добрая и простая женщина, всю жизнь жила в труде. Сама растила дочь после смерти мужа. Она не поймёт, она скажет: «Терпи, Вера. Жизнь такая. Муж — это главное».
Но всё было не так.
Вера набрала. Услышала голос — тёплый, родной:
— Доченька? Всё хорошо?
И тут — слёзы. Наверное, никогда ещё в жизни она не плакала так, как в ту ночь. Она рассказала. Всё. Без утайки. Без стыда.
На том конце провода — молчание. А потом:
— Я приеду завтра.
— Мама, не надо! Она же...
— Я сказала, приеду. Я — твоя мать. И я не дам, чтобы мою девочку унижали.
---
Татьяна Петровна приехала на следующий день. В пуховике, с двумя сумками и взглядом, от которого у соседей волосы встали дыбом.
— Здравствуйте, — сказала она, заходя в квартиру. — Я мама Веры.
Галина Сергеевна окинула её презрительным взглядом:
— Ну наконец-то. Надеюсь, вы хоть полы нормально мыть умеете?
Но Татьяна Петровна не растерялась. Она посмотрела в глаза этой холодной женщине и сказала:
— Я пришла не полы мыть. Я пришла за своей дочерью.
И тогда началось настоящее...
Татьяна Петровна вошла в комнату дочери и увидела, как Вера сидит на кровати, сжалась, как раненый зверёк. Мать подошла, обняла её, погладила по голове.
— Всё, деточка. Больше никто не будет говорить с тобой так. Мы уезжаем.
— Но Артём...
— Артём? Он ни разу не заступился за тебя. Это не муж, а маменькин сынок. Настоящий мужчина никогда не позволит, чтобы его жену унижали. Тем более — в его же доме.
Вера молчала. Ей больно было слышать эти слова, потому что каждая из них — правда. Она любила Артёма. Но любовь — не повод жить в унижении.
Они собрали вещи за час. Галина Сергеевна сидела на кухне с чашкой кофе и молча наблюдала. Только на прощание сказала:
— Ну и катитесь к своей деревне. Там вам самое место.
Татьяна Петровна развернулась:
— А вы когда-нибудь слышали, как в деревне женщины по ночам от слёз подушку грызут, чтобы не разбудить детей? Как зимой топят печь руками, потрескавшимися от работы? А потом идут и доят коров, стирают, готовят, растят детей, не жалуясь? Эти женщины — сильнее любой вашей стальной воли. Они — настоящие. Вера — из таких. И если бы вы это поняли, у вас была бы не раба, а любящая дочь.
Они ушли. Под хруст снега. Без оглядки.
---
Деревня встретила Веру тишиной и запахом свежевыпеченного хлеба. Мать всё приготовила — тёплую комнату, пироги, чай на травах.
Вера лежала первую ночь в своей старой комнате, под вышитым одеялом, и впервые за долгое время почувствовала себя в безопасности.
Наутро она вышла во двор. Там — снег, белые дорожки, кошка у печки, соседка Мария, которая радостно воскликнула:
— Верка! Да ты как сама не своя! Иди, обниму! Жива, здорово, и слава Богу!
И потекла жизнь. Не простая, но настоящая.
Вера нашла работу в районной библиотеке. Её приняли с теплом — тихая, грамотная, добрая девушка с умными глазами. Читатели полюбили её. Особенно дети — она устраивала для них чтения, мастер-классы, рассказывала сказки, которых училась у матери.
А однажды в библиотеку пришёл молодой мужчина. Высокий, с пронзительным взглядом, с девочкой лет шести. Девочка держалась за его руку, а он смущённо спросил:
— Здравствуйте. Я — Николай. Это моя дочь Оля. Нам посоветовали ваш кружок. Мы недавно переехали...
Вера улыбнулась:
— Заходите. Я как раз собиралась читать про маленького принца.