— Ну, Наташенька, ты не обижайся, конечно... Но как бывший следователь тебе скажу, нос у малышки не наш.
Я так и замерла с детской бутылочкой в руке. Не то чтобы это было неожиданно, однако неприятно.
Дело в том, что моя свекровь Галина Львовна почему-то считала, что Соня ей неродная. Как только она появилась на свет, свекровь взяла увеличительное стекло и принялась искать подвох. То ей мочки ушей казались подозрительными, то цвет глаз «не как у всех Коршуновых», то теперь вот нос.
— Ну… вы же понимаете, нос у новорожденных еще формируется, — я пыталась говорить спокойно и вежливо, хотя так и тянуло сказать свекрови все, что лежало на сердце.
— Наташ, я тридцать лет в следственном отделе проработала! — Галина Львовна вытащила откуда-то линейку. — Вот смотри сама. Классический метод криминалистики — измерение ширины переносицы.
И она приложила линейку к лицу моего месячного ребенка!
— Галина Львовна, вы же… — опешила я. — Вы же не серьезно?
— Я более чем серьезна, — последовал ответ. — Я вчера альбом со старыми фотографиями пересматривала. И вот что хочу сказать…У всех Коршуновых носы с горбинкой. А у Сонечки...
Она многозначительно замолчала.
— А что не так с Сонечкой?
— Курносый носику нее! Вот в кого бы это?
В дверях показался Андрей. Мой муж, отец Сони и Миши, а по совместительству — профессиональный «стоять-в-сторонке-пока-мама-и-жена-выясняют-отношения» специалист.
— Мам, ну что ты опять начинаешь? — спросил он.
— Я ничего не начинаю, — свекровь поджала губы. — А как раз продолжаю свои ценные наблюдения. И как мать твоя я имею право высказать беспокойство!
Я вздохнула. Вот он, идеальный момент для мужа встать на мою сторону! Но Андрей... Он просто стоял и, точно ребенок, переминался с ноги на ногу.
— Ну... Может, у нее просто мой нос? — выдавил он.
— У тебя нос с горбинкой! — отрезала свекровь. — Коршуновский!
— Послушайте, — я сделала глубокий вдох, — если вы так настаиваете, давайте сделаем тест ДНК. И закроем уже этот вопрос.
***
После разговора о носе я была выжата как лимон.
— Ну, слушай...— начал Андрей. — Не принимай ты ее слова близко к сердцу! Ты же знаешь мою маму...
— Знаю. Потому и предложила тест.
— Эм... Вот, кстати, насчет теста, — Андрей почесал затылок. — Мама говорит, что сама все организует. У нее какие-то связи в медицинских кругах.
Я с недоверием посмотрела на мужа:
— То есть... Она что, не верит, что я сама сдам анализы? Думает, я подменю образцы?
Андрей замялся, и по его лицу я все поняла.
— Ну а ты? — я посмотрела прямо на него. — Тоже считаешь, что мне нужен особый контроль?
— Я... Ну, я... — Андрей смотрел куда угодно, только не на меня. — Вот, правда... Я нейтрален в этом вопросе.
— Нейтрален?! — я даже не знала, плакать мне или смеяться. — То есть, ты допускаешь, что Соня тебе неродная, а я могла... Могла что, Андрюш?
— Наташ, ну не начинай, а? — он устало вздохнул. — Я просто хочу, чтобы все успокоились, и эта... Э-э-э... Ситуация разрешилась.
— Ага, — кивнула я. — Значит, твоя мама считает меня непонятно кем, а ты… Ты у нас «нейтрален». Так, что ли?
— Да не считает она тебя непонятно кем! — поморщился Андрей. — Просто хочет убедиться.
— Ну и славно, пусть убеждается, — обиженно сказала я. — Только потом не удивляйтесь результатам.
Муж посмотрел на меня с подозрением:
— Наташ, ты это... О чем, а?
— О том, что мы с Соней завтра же сдадим кровь, — я скрестила руки на груди. — И ты тоже, раз ты у нас «нейтрален».
— Ладно-ладно, — поспешно согласился он, явно радуясь, что я не закатила скандал.
***
На следующий день мы действительно сдали все анализы. Галина Львовна контролировала процесс лично, словно я была международной преступницей, а не матерью новорожденного ребенка. В кабинет она зашла вместе со мной и принялась бдительно наблюдать за каждым движением медсестры.
— А вы уверены, что пробирка должна быть такой? — допрашивала она медсестру. — А как вы будете обеспечивать сохранность биоматериала?
Медсестра, девочка лет двадцати пяти, смотрела на нее огромными глазами, словно увидела инопланетянина. Я бы рассмеялась, если бы мне не было так стыдно.
— Мам, ну хватит уже, — пробормотал Андрей, когда был его черед.
— Сынок, при твоей доверчивости только моя бдительность спасает нашу семью от ошибок, — значительно сказала Галина Львовна, и меня вдруг передернуло.
По дороге домой я почти не разговаривала с родственниками. Мне было очень неприятно, но я решила: пусть! Пусть Галина Львовна получит свои доказательства, а потом…
Потом я решу, как быть дальше.
***
Ожидание результатов теста ДНК – то еще удовольствие, скажу я вам. Особенно когда за тобой следят, как за заключенной на пожизненном. Галина Львовна теперь заходила к нам каждый день. Якобы «помочь с малышкой», а на деле — чтобы продолжить свои криминалистические изыскания.
— Ой, Наташенька, а ты разве не заметила, что у Сонечки мочка уха совсем не такая, как у Мишеньки была? — свекровь наклонилась над кроваткой и прищурилась.
— Нет, не заметила, — ответила я, продолжая пеленать малышку. — А вы, кстати, не заметили, как удивительно похожи Сонины брови на Андрюшины?
Свекровь только фыркнула:
— Ой, ну что брови... Брови у всех темные.
Миша, который все это время старательно раскрашивал картинку в своей книжке, вдруг поднял голову:
— Бабушка, а почему ты думаешь, что Соня не наша? Мама говорит, она моя сестренка...
У меня аж сердце екнуло. Шестилетний ребенок, а уже все понимает.
— Ой, ну что ты, родненький! — засуетилась свекровь. — Я ничего такого не говорю, просто... Ну... Проверяю, все ли с малышкой в порядке. Я же за вас всех переживаю!
— Да-да, — буркнула я, поднимая Соню на руки. — Разумеется, вы все это делаете исключительно из любви к нам.
Вечером, когда дети уснули, я попыталась снова поговорить с Андреем. Он сидел за компьютером и делал вид, что отчаянно занят какими-то расчетами.
— Андрюш, нам надо поговорить.
— М-м-м? — он не отрывал взгляда от экрана.
— Твоя мама настраивает Мишу против Сони. И против меня.
Он наконец повернулся:
— Да что ты преувеличиваешь, а? Мама просто... Ну, она всегда была мнительной и...
— Мнительной?! — я почти задохнулась от возмущения. — Так это так теперь называется?! Андрей, она просто изводит меня подозрениями в неверности!
— Да не говорила она ничего такого напрямую, не выдумывай!
— А как еще понимать ее расследование? — я сложила руки на груди.
Андрей потер лоб.
— Слушай, давай просто дождемся результатов теста. Осталось всего несколько дней. И все разрешится.
— А потом? Что будет потом, когда тест подтвердит то, что я и так знаю? Она извинится?
Муж выглядел растерянным:
— Ну... наверное.
— А ты? — я смотрела прямо на него. — Ты извинишься за свое «нейтральное» поведение?
— Наташ, ну ты опять за свое? Ну сколько можно-то, а? — Андрей поморщился. — Я же ничего такого...
— Вот именно! — я стукнула кулаком по столу. — Ты ничего не делаешь! Твоя мать практически обвиняет меня в измене, а ты сидишь и говоришь о нейтралитете!
— Ты несправедлива, — покачал головой муж. — Я сдал этот тест, разве нет? Что еще тебе нужно от меня?!
— Мне нужно, чтобы мой муж верил мне без всяких тестов!
— Я верю! Но мама...
— При чем тут твоя мама? Речь о нас, Андрей! О нашей с тобой семье!
Он вздохнул.
— Натуль, у меня завтра важный день на работе… Давай отложим этот разговор?
Я смотрела на него, не веря своим ушам. Восемь лет брака, двое детей, а все, что его волнует, — это завтрашний день на работе и как бы не огорчить мамочку.
— Окей, — я развернулась и пошла к двери, — откладывай сколько хочешь.
Я решила тогда, что пусть все идет своим чередом. Пусть будет тест, пусть будет результат. А потом... Потом я покажу этой семейке, что значит сомневаться во мне.
***
Результаты теста пришли через две недели. Три дня назад Галине Львовне позвонили и сказали, что конверт можно забрать в лаборатории. Она, конечно, сама ринулась за ним. Я даже не спорила, пусть кушает эту свою «правду» сколько влезет.
В тот же вечер свекры (в качестве группы поддержки Галина Львовна взяла с собой супруга) приехали к нам. Анатолий Петрович безуспешно пытался выглядеть так, будто ничего не происходит. Как и мой муж, между прочим.
— Ну что, я получила документы, — торжественно объявила Галина Львовна и тут же сделала театральную паузу.
— И? — усмехнулась я. — Вы вскрывали конверт?
— Конечно, нет! За кого ты меня принимаешь?! — возмутилась свекровь, хотя по ее бегающему взгляду я поняла, что ей очень и очень этого хотелось. — Зато я уже записала нас к нотариусу, чтобы официально...
— Мам, может, хватит? — встрял наконец Андрей. — Давай просто посмотрим эти результаты.
— Хорошо-хорошо, — она села за стол и выудила из сумки конверт.
— Я хочу, чтобы сейчас при всех...
Тут я решила вмешаться:
— А знаете что? У меня возникла идея.
Все посмотрели на меня.
— Боишься? — сощурилась Галина Львовна.
— Нисколько, — я улыбнулась. — Просто у вас через три дня день рождения. Шестьдесят три года, не юбилей, конечно, но вполне красивая дата. И мы давно ничего не отмечали всей семьей.
Свекровь заерзала на месте:
— Ну и что?
— А то, что я предлагаю вскрыть конверт на вашей днюхе. Красиво, торжественно. При всех, как вы и хотели. Чтобы все оценили, как вы держите семью под контролем.
Галина Львовна замешкалась. С одной стороны, ей не терпелось узнать, кто «виноват». С другой, перспектива выставить себя правой перед всей родней явно льстила ее самолюбию.
— Ну... можно и так, — наконец согласилась она.
Андрей смотрел на меня странно:
— Ты серьезно? Нам что, еще три дня ждать?
— Абсолютно серьезно, Андрюш, — улыбнулась я еще шире. — И ничего страшного, подождем. Зато какой эффектный будет финал у этой истории!
Если бы мой муж хоть немного знал меня, он бы заподозрил что-то неладное. Но он, как всегда, только пожал плечами и отвернулся:
— Ладно. Как скажешь.
В тот момент я точно решила, что устрою великолепный спектакль. И у него будет совсем не тот финал, который они ожидают.
***
Наконец наступил день рождения Галины Львовны. Я молча собирала детей, а муж… Ну, он пытался помогать, как он может. Хотя, как по мне, он только наводил суету и мешал.
— Наташ, а ты точно взяла конверт? — спросил он уже в третий раз.
— Да, Андрюш, я все взяла.
Конверт лежал в моей сумке вместе с другим пакетом — специальным подарком для любимой свекрови.
В ресторане уже собрались все: родственники, бывшие коллеги Галины Львовны, даже кое-кто из ее соседей. Стол ломился от угощений, но атмосфера... Она напоминала заседание суда. Все перешептывались и с огромным интересом поглядывали на нас. Видимо, свекровь уже всем растрезвонила про свои подозрения.
— А вот и они! — воскликнула Галина Львовна, когда мы зашли. — Проходите, проходите!
— С днем рождения! — сказала я и поцеловала свекровь в щечку.
После очередного тоста Галина Львовна встала и объявила:
— А теперь у нас особенный момент... Семейное дело, так сказать.
Гости разом замолчали, и все стихло.
— Наташенька, — свекровь повернулась ко мне, — доставай свой конверт.
Я медленно поднялась и подошла к имениннице, доставая из сумки два пакета.
— Конечно, Галина Львовна. Вот, — я протянула ей конверт с результатами. — Но сначала мой подарок вам. Он... символический.
Свекровь нетерпеливо разорвала упаковку... И вытащила кухонный таймер в форме человеческого мозга.
— Это что? — она растерянно вертела его в руках.
— Таймер, — улыбнулась я. — Чтобы включать здравый смысл в критических ситуациях. Там и инструкция есть.
Кто-то из гостей хихикнул. Галина Львовна покраснела:
— Очень... остроумно. Спасибо. А теперь давай-ка к делу!
Она разорвала конверт, развернула листок... и замерла.
— Ну что там? — не выдержал кто-то из гостей.
— Вероятность отцовства — почти сто процентов, — прочитала вслух свекровь.
Кто-то было зааплодировал, но на него шикнули, и в зале снова стало тихо.
Мы с Галиной Львовной молча смотрели друг на друга, ее взгляд был испуганным и растерянным. А я… Мне вдруг захотелось оказаться где-нибудь не здесь… Забрать детей и никогда больше не видеть эти лица. И Андрея... Особенно вечно нейтрального Андрея!
Он так ничего и не сказал. Впрочем, мне это уже не было нужно. Я скомкано попрощалась с гостями и заторопилась домой. Андрей рванулся было следом, но я сказала:
— Не стоит, Андрюш, не порти маме праздник.
Дома я наспех собрала свои и детские вещи и вызвала такси. Через полчаса я уже ехала к маме.
— Правильно ли я поступила? — размышляла я, пока машина катилась по вечернему городу. — Пожалуй, да. В некоторых делах оправдательный приговор уже ничего не меняет.