Насилие – обширная тема, пронизывающая всю человеческую историю и находящая яркое отражение в творческом процессе. Это и поиск причин, и оправдание, и простая констатация факта. Часто насилие может занимать весомую долю конфликта, даже не показывая себя очевидным образом, что только расширяет проблематику и актуальность темы, а так же плодит новые и новые истории. Очередной интересный образчик – «Дети в гараже моего папы» Анастасии Максимовой.
Сюжет в детальном пояснении не нуждается – всё ёмко передано в названии. Упущено только тесное взаимодействие с российскими реалиями последних (и не только) лет, что необходимо для хорошего отечественного романа, а также любопытно в контексте конкретной истории. Закапываясь в поиски первоисточника определённого зла, произведение так или иначе затрагивает контекст времени (да, это наши дни), а вместе с тем осторожно напоминает об ужасах более давних, оставшихся уже в другом государстве. Такой ход отнюдь не нов и в отечественных картинах встречается довольно часто – многие произведения, плутая в ужасах текущих обстоятельств, так или иначе обращаются к прошлому, ища ответы хотя бы там. Может быть, это дед нквдшник виноват в том, что отец главного героя убивал детей? А может быть, такое с ними всеми сотворила сама система? А может, наше время со всеми сложностями и изменениями, способно эту череду прервать? Какой бы таинственной деталью не казалась такая преемственность, она также может опираться на генетику, воспитание и даже политику – понятия довольно приземлённые, но не менее таинственные, чем интуитивное ощущение опасности, которое преследует сына серийного убийцы. И пусть это всё довольно эфемерно и спорно, сомнения пресекаются наиболее выраженным итогом – травмой, которую получили не только родственники несчастных жертв.
Заполонивший все возможные пространства тру-крайм часто «славится» довольно однобоким освещением проблем. Мы много знаем о страшных маньяках, но часто ли вспоминаются личности погибших? Хотя бы имена? Так или иначе, подобные претензии возникают, но вот о чём не говорят даже противники жанра – о семьях самих преступников. Праведное, как нам кажется, порицание зачастую затрагивает и родственников убийцы или же просто вызывает их полное игнорирование. Они зачастую – такие же жертвы, страдающие сначала от тяжести осознания, а после от несправедливого общественного гнева. Об этом и не подумаешь за очередным подкастом или книгой о зверском убийстве. Это ощущается разве что в художественном изложении, когда вспоминать очевидные намёки приходится мальчику, совсем это «видео» не включавшему. Ужас и непринятие родного человека в личине зверского убийцы (или скорее наоборот), сопротивление старым и привычным чувствам, беспросветная запутанность и кардинальный переворот жизни. Человек, переживший известие о преступлениях собственного отца, прежним уже не станет. Он не впишется в привычный порядок вещей, в заготовленную жизненную канву и «нормальное» в большинстве своём общество. Такие травмы слабо отрефлексированы даже в культуре, что только добавляет ценности конкретному произведению. Егор живёт в вечном страхе, едва ли может позволить себе самые простые вещи, выдумывает бесконечные ответы и оправдания, бежит из места, которое по его мнению только и делает, что из раза в раз плодит зло. У него есть все основания так поступать, как есть и основания ошибаться. Едва ли у него был шанс выкарабкаться, тогда как произошло нечто, слабо поддающееся пониманию. Только представьте себе… «День, который начался в ту минуту, когда Егор поднялся на свой этаж и увидел полицию в подъезде, все длился и длился, перетекал в ночь, потом в утро и никак не заканчивался».