Весна в этом году как будто извинялась за долгую зиму. Солнце вдруг стало щедрым — не робким, как в марте, а по-настоящему тёплым, таким, что окна начинали запотевать изнутри, если не приоткрыть. Земля дышала паром, черешня набухла белыми кудрями бутонов, и воздух впервые за долгое время пах не гарью и сыростью, а чем-то живым — травой, пылью, далёкими кострами.
Хочется шашлыков — это не про еду, это про настроение. Про то, как ты стоишь в спортивных штанах у мангала, в одной руке — шампур, в другой — вилка, а в ушах сквозняком проносится смех. Мы с мужем оба такие — любим простые, понятные радости.
Вот и решили устроить праздник. Небольшой. Мы пригласили Андрея и Татьяну в наш загородный домик — друзей ещё с института. С ними легко. Без пафоса. Можно в старой куртке ходить, можно не гладить скатерть. Главное — что разговор не иссякает, а мясо не пригорает.
С утра в пятницу муж поехал на рынок. Я протирала пыль на кухне. Мы по телефону с ним переговаривались:
— Помидоры брать черри или обычные?
— Черри. Но не те, что пластмассовые! А чтобы пахли!
К двум дня всё было готово: уголь нагорел до белого, мясо мариновалось с луком и специями, я нарезала зелень, и даже дети сами собрали игрушки с веранды. День обещал быть хорошим.
Звук машины разрезал воздух. На повороте зашуршали шины, и к нам на участок въехал старый внедорожник. Мы с мужем переглянулись — вроде бы Андрей, но в салоне... пятеро?
Из машины вылезли Андрей с Татьяной. За ними — трое незнакомых людей. Я машинально вытерла руки о передник и вышла на крыльцо.
— Привет, — улыбнулся Андрей. — Мы по плану. А это с нами — наши друзья: Коля, Лена и Света. Они к нам в гости приехали, а мы решили — чего их одних оставлять? Вот и вместе!
У меня на секунду заклинило улыбку. Не ожидала. Не предупреждали. Но спорить на пороге — только настроение себе портить. Я сдержанно кивнула:
— Ну, заходите, раз уж приехали...
Муж поднял бровь, но ничего не сказал. Начал добавлять уголь, поправил решётку, сбегал за ещё одной порцией мяса. Я достала из серванта лишние тарелки, покрутила их в руках — на одной еле заметная трещина. Подумала: «Ладно. Это ж не короли приехали».
Новички тем временем уже пошли «осматривать территорию». Я слышала, как Лена, не понизив голос, говорит Татьяне:
— А что, странно у них тут всё. Грядки как попало. А виноград — ну кто так сажает? Тень же.
Коля почесал бороду, глянул на беседку:
— Да уж, тесновато. Мы в Анапе сделали беседку — там простор! И мангал у нас кирпичный, не то что этот — переносной.
Я взяла миску с овощами и ушла в дом. На душе стало вязко. Никто не обязан восхищаться нашим домом. Но и ехать к людям, чтобы тут же раздавать замечания — ну такое. Я старалась переключиться, но за спиной чувствовала их — как будто кто-то ходит и пишет в блокнот, где что у тебя «не так».
Дети выскочили во двор — младшая с криком, старший с мячом. Засмеялись, начали бегать, возиться в траве.
— У вас дети, конечно, дикие, — бросила Лена, не моргнув. — Надо строже. У меня бы такого не было.
Мне пришлось стиснуть зубы. Я не люблю делать вид, что всё в порядке, когда внутри кипит. Но я — хозяйка, и значит, надо держать лицо. Муж всё видел. Он подошёл, обнял меня за плечи:
— Всё хорошо, да?
Я только кивнула. Вечер тянулся, как плохо прожаренный шампур. Я даже не помню, о чём был разговор. Знаю только одно: хотелось, чтобы они уже уехали.
Позже, когда солнце закатилось, муж встал и прямо, без прелюдий, сказал:
— Дом у нас маленький. Ночёвки не предусмотрены. У кого гостиница, тому — туда. У кого дорога — тому — счастливого пути. Мы за гостей рады, но у нас не база отдыха.
Я внутренне выдохнула. Никто не спорил. К десяти вечера чужие люди покидали наш двор. Света ещё что-то ныла про «ещё бы посидеть», но Андрей уже заталкивал всех в машину. Перед уходом он тихо шепнул мне:
— Прости. Не подумали. Больше так не будет. Обещаю.
Я ничего не ответила. Улыбнулась вежливо. Потому что на такое просто нечего сказать.
Прошла неделя. Потом вторая. Всё утихло. Муж уехал на вахту, я осталась одна. В огороде вылезла редиска, у дома расцвели нарциссы. Я вставала рано, пила чай на крыльце, слушала, как пчёлы жужжат в сирени. Подумала нужно заняться кустами малины. И вдруг — звонок.
Номер незнакомый. Я ответила.
— Привет! Это Коля и Лена. Помнишь нас? Мы тут подумали — будем мимо проезжать, заедем?
Я замолчала.
— Простите, что? В данный момент мужа нет дома, думаю ваш визит неуместен.
— Ну мы же были у вас! Ха-ха, не чужие ж! Тем более, раз мужа нет. Составим компанию.
На секунду повисла тишина. Я почувствовала, как по спине прошёл холодок.
— А, раз мужа нет? — переспросила Лена. — Ну и отлично. А то он у вас какой-то... негостеприимный.
В голосе — насмешка. В словах — хлам. В моей голове — пустота. Я стояла на веранде, слышала, как где-то капает с крыши, и не знала, что ответить. Нет, я знала. Но не могла вымолвить. Слова будто застряли в горле.
Как им отказать? Как сказать, что больше не хочу их видеть? Как отстоять себя — не грубо, но чётко? Чтоб не испортить отношения с друзьями.
Я моргнула, посмотрела на свои руки. Ладони вспотели. В левой я всё ещё держала секатор — хотела подрезать малину. Мимо пробежал кот, косо глянул: будто и ему стало неловко. Я положила секатор на перила.
— Алло? — повторили из трубки. — Ну, как, встречаемся?
— Вы знаете… — Я почувствовала, как с усилием сжимаются губы. — Я не готова к гостям.
Молчание.
— В смысле? Мы ж не на месяц! Просто заедем, перекусим, передохнём, по-соседски. Ну неужели жалко?
Голос Лены стал визгливым. И вдруг на меня нахлынуло. Всё сразу: как они тогда влезли без предупреждения, как сидели с недовольными лицами у нашего стола, как давали советы, будто мы нанялись к ним на консультацию. Как муж сдерживался, а я теряла сон. Всё это — капля за каплей — накопилось.
— Жалко, — тихо сказала я. — Жалко тратить своё время и силы на людей, которые мне неприятны.
— Что?! — Лена захлебнулась. — Да как ты...
— До свидания. Больше не звоните.
Я нажала «завершить» и медленно опустила телефон на подоконник. Колени дрожали. У меня заколотилось сердце — не от страха, нет. От того, что я сделала это. Наконец-то. Без извинений. Без оправданий.
Прошло минут пять. Потом десять. Ни сообщений. Ни перезвонов. Я пошла на кухню, включила чайник, дрожащими пальцами насыпала в кружку чай. Смородиновый. Люблю его с детства — пахнет летом.
Я села за стол и впервые за долгое время почувствовала странную лёгкость. Как будто в комнате стало больше воздуха.
Вечером я всё рассказала мужу. Он звонил с работы, усталый, хрипловатый. Я пересказала разговор слово в слово, даже паузу вспомнила — ту самую, когда в голове щёлкнуло. Он молчал, а потом хмыкнул:
— Горжусь тобой.
— Не грубо?
— Нет. Прямо. Ты же не им что-то испортила, а свое защитила. Ты молодец.
Я положила трубку и долго сидела в темноте. За окном стрекотал какой-то жук, соседи что-то бурчали в беседке. Мир не изменился. Только я, кажется, изменилась.
Через пару дней позвонила Татьяна. Осторожным, тихим голосом.
— Ты прости нас. Мы правда тогда с этими друзьями не подумали. Думали, ну подумаешь, посидим. А вышло некрасиво.
— Уже прошло. Просто... я теперь всё иначе вижу.
— Они звонили тебе?
— Да. Сами.
— И что?
— Послала. Без украшений.
Татьяна на том конце замолчала. А потом вдруг расхохоталась:
— Ну, слушай, ты герой. Я б, наверное, так не смогла. Сказала бы «ой, не могу, болею, уехала», а потом весь вечер ходила с чувством вины. А ты — молодец.
Я тоже засмеялась. Это был такой тёплый, чистый смех — как будто я вытерла запотевшее стекло и увидела наконец ясный день.
На следующий день я решила сделать себе и детям праздник. Без повода. Купила новые цветы на клумбу, арбуз, фрукты и торт. Включила музыку, зажгла свечу на веранде и накрыла на стол. Дети были довольные. Я сидела с книжкой и смотрела на них. И на душе было тепло. Вот оно счастье. Важны только близкие. А что думают чужие не важно.
Потом пришла соседка. Постояли у забора, поговорили.
— У тебя как-то спокойно тут, — сказала она, оглядывая двор. — Прямо дышится легко. И клумбы такие красивые.
Я кивнула. Хотела бы ответить, что я тоже впервые дышу легко. Что за всю весну это первый день, когда я чувствую себя в своём доме хозяйкой, а не арендатором с обязанностями по обслуживанию других. Но не стала. Оставила это при себе.
А потом случилось вот что. Я стояла в очереди в магазине, впереди женщина долго искала мелочь в кошельке, а за мной встал мужчина. И вдруг он говорит:
— Простите, вы не Галина?
Я повернулась. Это был Коля. Без Лены. С тремя бутылками пива в руках.
— Узнал сразу. Вы помните меня?
Я почувствовала, как всё внутри сжалось. Но лицо моё не дрогнуло.
— Конечно.
— Слушайте, мы тогда, может, и влезли не вовремя, — он опустил глаза, — но вы как-то резко. Мы ж не со зла.
— А я — не по злобе. Просто вы были мне неприятны. А я больше не хочу терпеть неприятных людей.
Коля ничего не ответил. Лицо стало растерянным. Он что-то буркнул и отошёл к кассе.
А я стояла и чувствовала: вот оно. Не просто ответила по телефону. Теперь и в глаза могу сказать.
Очередь продвигалась, впереди женщина наконец отыскала монеты. Я положила на ленту хлеб, сыр и банку маслин — захотелось салата с душистым маслом. Всё обычное, но теперь даже простая покупка казалась каким-то подтверждением — что я имею право. На дом. На покой. На свои границы.
Когда вышла из магазина, Коля уже исчез. Да и слава Богу. Я села в машину, откинулась на сиденье, закрыла глаза. Небо было светлым, но с лёгкой дымкой. Сквозь стекло солнце рисовало мягкие тени на панели. Впереди были выходные, тихие, как я люблю.
Дома я разложила продукты, включила старый плеер на кухне — там до сих пор стояла подборка песен, которую муж когда-то записал для поездок на дачу. Гремел какой-то шансон, дальше шли ретро-хиты, а потом — гитара без слов. Я не переключала. Музыка фоном заполняла пространство, и даже гудящий холодильник казался частью этого ритма.
Взялась за салат, тихо напевая себе под нос. В какой-то момент заметила, что улыбаюсь.
Вечером позвонила Татьяна. Не по делу — просто поболтать.
— Ты не представляешь, — сказала она, — Лена мне писала! Говорит: «Что за люди — то принимают, то выгоняют». Я ей ответила: «Это не люди странные, это ты себя ведёшь как будто у тебя везде пропуск». И добавила, что, если честно, я сама рада, что всё так разрешилось. Ты, говорит, как лакмусовая бумажка — показала, кто есть кто.
— Вот уж не думала, что стану лакмусом, — хмыкнула я.
— А знаешь, — продолжила Татьяна, — ты правда поменялась. Словно границы поставила. Раньше ты всегда как будто примерялась — как бы никого не обидеть, не задеть, чтобы всем было удобно.
Я слушала, не перебивая. Иногда, чтобы осознать, как ты изменилась, нужно, чтобы тебе это кто-то вслух сказал.
— А теперь у тебя в голосе другое. Уверенность.
Я поблагодарила её и положила трубку. А потом подошла к зеркалу. Долго смотрела на своё отражение. Ничего особенного: лицо чуть уставшее, волосы собраны в пучок, на щеках — веснушки. Но в глазах действительно что-то поменялось. Как будто до этого я всегда извинялась за своё присутствие. А теперь — просто смотрела.
В понедельник пришло сообщение от мужа. Фото его сапог в грязи и коротко: «Объект заливает, весело тут». Я засмеялась. Написала в ответ: «А у нас редиска пошла!» и приложила фото грядки.
Он поставил сердечко, потом написал:
— Когда приеду — сделаем шашлык, только для нас. Только свои. И без гостей с улицы.
Это сообщение грело лучше пледа. Я всё вспоминала ту первую встречу с «гостями», как терпела, улыбалась сквозь зубы, как потом чувствовала себя выжатой. А теперь, когда всё улеглось, я словно смотрела на тот день со стороны. И задавала себе вопрос: если бы всё повторилось — поступила бы иначе? Нет. Теперь уже нет.
В середине мая к нам наконец заглянули другие гости. Совсем другие. Мои родители. С брусникой в банке, с шутками, с неторопливым «ой, а у вас уютно!». Мама принесла пирог, папа долго разглядывал персик, который я пыталась вырастить из косточки.
— Тут у тебя почва не та, — сказал он с видом эксперта. — Но попробовать можно.
— Спасибо, я уже привыкла к невозможным задачам, — улыбнулась я.
Мы сидели на веранде, ели печёную картошку, дети бегали по участку, и никто никого не воспитывал. Просто были. Рядом. Без планов, без назиданий, без вторжений.
Однажды вечером я пересматривала фото с прошлого года. Там я — у мангала, с зажмуренными глазами, словно свет мешает. Я помню тот день — мы принимали каких-то дальних родственников мужа, и я была на нервах. А потом — снимок со встречи с Леной и Колей. Он остался в телефоне случайно. На нём я стою сбоку, сжатые губы, руки скрещены. И даже не надо было помнить, что тогда чувствовала — всё было на лице.
Я удалила это фото. И долго не могла объяснить себе — почему. А потом поняла: потому что не хочу помнить себя такой. Не хочу возвращаться к той, кто всегда боялась отказать, считала, что вежливость важнее покоя. Я стала другой. И мне с собой теперь спокойно.
А дома я достала новый блокнот и на первой странице написала:
«Больше не пускать без приглашения. Ни в дом. Ни в голову. Ни в сердце».
И с той минуты — правда не пускаю.