Осталось только открыть дверь, но пальцы не слушались. Изможденная Ольга стала отогревать их дыханием. Кое-как ухватилась за ручку и потянула ее на себя. Ольга вошла в радиостудию. Здесь тоже было холодно, но хотя бы без ветра. Она бессильно села у двери. Пожилая женщина понимающе посмотрела на нее.
- Сегодня еле дошла. Совсем тяжело, - даже не поздоровавшись, тихо сказала Ольга.
- А стихи? – спросила женщина.
- На стихи почему-то силы находятся. Хотя консервы сейчас нужнее, чем шедевры.
- Консервы мы городу дать не можем. Давайте дадим им хотя бы надежду.
- Кто бы нам ее дал?
Ольга с трудом поднялась и подсела к микрофону.
- Оля, а мне вот тоже ваши стихи придают силы. Что я могу дать в ответ? Я обещаю сварить вам целую кастрюлю смородинового киселя. Мы обязательно доживем до этого момента. И мы сами себя спасем.
- Спасибо. Я принимаю это предложение.
- Вот и славно. Готовы?
- Дайте еще минуту.
Ольга достала исписанные листы, распрямила их, пробежалась по собственному почерку, слегка шевеля губами. На несколько секунд закрыла глаза. Потом посмотрела перед собой взглядом уже другого человека. Как будто это не она только что не могла справиться с дверью, не у нее отмерзали ноги и руки. Ольга кивнула режиссеру – та включила запись. Твердым и громким голосом Ольга прочла:
Я буду сегодня с тобой говорить,
товарищ и друг мой ленинградец,
о свете, который над нами горит,
о нашей последней отраде.
А потом она возвращалась тем же маршрутом. Этот город в своей красоте был равнодушен к его гибнущему населению. Он, казалось, утратил краски, но сохранил размах, стройную геометрию улиц. Ольга с трудом брела мимо дома, стена которого сообщала об опасности этой стороны при обстреле. Вдруг все поплыло. Ольга не заметила, что перед ней лежало мертвое тело, она споткнулась о него и упала рядом.
Упала в какую-то темноту. Как будто мягкую и теплую. Откуда летит эта вереница буханок? Пахнет настоящим хлебом, довоенным. Ольга потянулась к булке, но та отстранилась. С другой стороны полетели тарелки с супом. Без официантов, сами по себе. Да какая разница? Ольга метнулась к тарелке, но та растаяла. Одна, совсем одна в этой пугающей темноте. Только голос откуда-то. Ей никогда не нравился этот женский голос. Он такой чужой, но знакомый. Размытые слова становились все четче, пока Ольга не разобрала:
Ты русская— дыханьем, кровью, думой.
В тебе соединились не вчера
мужицкое терпенье Аввакума
и царская неистовость Петра…
…Такая, отграненная упорством,
твоя душа нужна твоей земле…
Единоборство? — Пусть единоборство!
Мужайся, стой, крепись и — одолей.
При последних словах Ольга открыла глаза и увидела лицо мертвого старика. Она отодвинулась, пока тот же голос повторял последнюю строку: «Мужайся, стой, крепись – и одолей». Женщина подняла голову и увидела репродуктор.
- Мы сами себя спасем, - прошептала она со слабой улыбкой и медленно поднялась.
Во время блокады Ленинграда стихи Ольги Берггольц давали горожанам силу жить дальше. А однажды спасли ее саму.
Хотите больше знать о русской истории? Тогда читайте: