Если меня вдруг спросят, какое самое яркое воспоминание оставило после себя детство, я совру. Придумаю что-нибудь веселое, что-нибудь, связанное с мороженым, детской шалостью, качелями и подружками. Я буду врать так уверенно, что ни у кого не останется сомнений — у меня было самое счастливое детство на свете.
И даже маме, которая сейчас разговаривает с плитой, уговаривая корж для праздничного торта подняться еще хотя бы на два сантиметра, я тоже не скажу правды. Но и врать не стану. Мама не поверит в мороженое, детскую шалость, качели и подружек. В тот вечер, когда я видела ее глаза, она видела мои. Нет ничего страшнее для ребенка, чем полные отчаяния глаза взрослого, который не знает, что делать.
В тот год, когда мама, наконец, ушла от отца, мне только-только исполнилось пять лет. Окончательно они поругались на мой день рождения. Папа про него просто забыл: вернулся домой поздно, без подарка. И пока он стаскивал мыском ботинка в коридоре кеды, мама стояла в дверном проеме на фоне накрытого стола и ждала. И только когда стало понятно, что папа не собирается ничего говорить, мама поняла, что, это все. Можно простить заблуждение, ошибку. Но нельзя простить полное равнодушие. Папе было на нас плевать. Не уверена, что через неделю он заметил наше исчезновение. Может, позже, когда опустел холодильник.
Мама нашла квартиру, собрала самое необходимо и, не оставив записки ушла, держа меня за руку. Хотя мне уже исполнилось пять лет, и я вполне могла идти сама.
Новая квартира мне не понравилась. Я скучала по своей старой комнате, где оставила кучу ценных безделушек. По отцу я не скучала.
Я очень хотела вернуться, но мама сказала, что это квартира папина, и мы там никто, и даже не прописаны. А прописаны у бабушки, но там живет дядя Сережа, его жена и двое детей, поэтому «мы там не упали». Я поняла только, что к бабушке нам тоже нельзя. У мамы с дядей Сережей отношения не простые. Я пойму, когда вырасту, говорит мама.
Через месяц, когда я немного обжилась в новом доме, к нам нагрянули гости.
Было утро. Мама поставила передо мной тарелку с бутербродами, очень сладким какао, а сама встала сзади, чтобы заплести косички в детский сад. Мама делала ровные косички, но некрасиво завязывала банты — концы вечно торчали в разные стороны, и мальчишки за них тянули, распуская прическу.
Когда в дверь позвонили, мама оставила меня с одной заплетенной косичкой и пошла открывать. Я была слишком увлечена, проделывая дырку в колбасе, сквозь которую можно смотреть на солнце, поэтому обратила внимание на незнакомцев, когда они вместе с мамой зашли на кухню. Я закрыла ладошками истерзанную колбасу.
— Я все-таки надеюсь, что это какое-то недоразумение. Сами видите, у меня ребенок.
Я насторожилась: мама говорила чужим людям, что у нее ребенок, когда дела ниши шли неважно. Полная женщина в шляпе, которую она сняла в помещении, хотя мама учит всегда снимать внутри дома головной убор, покачала головой, поджала сильно накрашенные губы и выразительно посмотрела на своего спутника. У этого роста было почти в две мамы. И на меня он вообще не глянул.
— Женщина, я все понимаю, я сама мать. Но это наша квартира. Мы с семьей уезжали в отпуск на месяц, вернулись, а тут такое, — и она показала почему-то на меня, как будто именно я шокировала ее больше всего.
— И что же нам делать? — голос у мамы дрожал, но тогда она еще не плакала.
Женщина в головном уборе присела на кончик табуретки, как будто она не чистая и покачала головой.
— Даже не знаю. Мы же не звери какие-нибудь. Вас обманули, понимаю, но я дам вам день, чтобы спокойно съехать,
— Но я на днях заплатила на месяц вперед, — даже я понимала, что мамины возражения бессмысленны.
— Вот и забирайте ваши деньги у того, кому заплатили, — буркнул, все так же не глядя на меня, муж женщины в шляпе.
А потом мама кое-как заплела вторую косичку, отвела меня в садик и даже не поцеловала на прощанье. Забрала она меня самой последней — нянечка на нее ругалась, но мама смотрела сквозь нянечку.
Когда мы вышли на улицу, мама начала говорить, но уже скоро я поняла, что она разговаривает не со мной, а с женщиной в головном уборе.
— Как найти квартиру за один день? Да и деньги все отдала за месяц вперед. А еще залог. Неужели нельзя войти в наше положение? Мы же все люди. Люди должны быть добрее.
Так она и проговорила до самого дома. Она говорила, а я молчала.
А потом мамин ключ не подошел к замочной скважине. Я увидела, как у мамы задрожали руки и очень испугалась.
— Они что — замок поменяли? Не может быть!
И мама стала снова пробовать, пока изнутри не раздался голос женщины в головном уборе.
— Нечего нам замок тут ломать. Убирайтесь, иначе я милицию вызову.
Мама заколотила кулаком в запетую дверь.
— Вы не имеете права. Там наши вещи! Откройте дверь — вы же сами дали нам сутки.
— Тут ничего вашего нет, — отрезала женщина. — С чего бы в чужой квартире были ваши вещи?
Мама еще какое-то время уговаривала дверь одуматься, но ей скоро перестали отвечать, тогда она взяла меня за руку и пошла вниз.
— Ничего, ничего, я что-нибудь придумаю. Мы с тобой что-нибудь придумаем, — повторяла мама, а по щекам у нее текли слезы.
Я видела, что у мамы плохо получается придумывать, поэтому стала думать за нее.
— Может, вернемся к папе.
— А, что? Правильно, надо вернуться к папе.
Но папы дома не было, а замок он тоже сменил. Нам в этот день не везло с замками. Мы сели на ступеньки и стали ждать. После полуночи стало понятно, что папа не придет. Я клевала носом и, кажется, так и уснула, у мамы на руках, на ступеньках подъезда. Проснулись мы рано. Нас узнала и разбудила соседка, позвала к себе, накормила меня, заставила маму позвонить бабушке. Уже через час приехал злой дядя Сережа, назвал маму дурой и забрал нас домой.
Потом еще долго было очень трудно, но уже не так страшно, как тогда, когда мама не знала, что делать дальше.