— Ты с ней счастлив?
Я смотрела ему в глаза. Он — в мои нет. Он просто стоял передо мной, как чужой. Руки в карманах, губы сжаты, будто я задала какой-то дурацкий вопрос. А я задала единственный, который вообще имел смысл.
Тишина. Не то чтобы он не знал, что сказать. Он просто не собирался ничего говорить. Не собирался — мне. Потому что ответ был. Я его уже видела.
Он молчал так, как молчат не от шока, а от стыда. Того самого, когда знаешь, что всё правда, но тебе проще сделать вид, что это не ты, чем признать.
— Ну?
Я шагнула ближе. Он даже не отпрянул. Просто опустил глаза.
— Скажи.
— Что ты хочешь услышать?
— Что угодно. Только не это молчание.
Он опустил голову. Провёл ладонью по щетине. Потом выпрямился и снова ничего не сказал.
— Значит, да, — тихо сказала я. — Потому что если бы нет — сказал бы сразу. Это ведь так просто: "Нет, Настя. Я несчастлив. Мне плохо. Я ошибся". Но ты молчишь. Потому что счастлив. Просто не со мной.
Он сделал шаг ко мне, будто хотел взять за руку. Я отступила. Он остановился. Поджал губы. Слова так и не сорвались.
— Сколько?
— Что — сколько?
— Времени. Сколько ты с ней?
Он опустил глаза.
— Год. Может, чуть больше.
— Чуть больше?! — я сорвалась. — Ты с ней год и даже не знаешь точно? Или ты начал считать не с первого раза, а с того, когда уже стал к ней ездить каждый выходной?
Он ничего не ответил. Я смотрела на него, как на тень. Как на бывшую любовь, которая ещё носит твою футболку, но больше не пахнет тобой. Не твоей. Не живой.
— Почему я узнала об этом не от тебя?
— Я хотел сказать.
— Да? Когда? Когда она забеременеет? Когда ты принесёшь документы на развод, красиво сложенные в кожаную папку?
Он не выдержал. Сел на стул. Опёрся локтями о колени.
— Я не хотел тебя терять. Ты… ты мой дом. Моя семья. Мы с тобой — это всё, что у меня было правильно.
— А с ней?
Он выдохнул.
— А с ней — то, что я не понимаю.
Я сжала губы, чтобы не закричать.
— Значит, я — правильное, а она — настоящее?
Он не ответил. Снова.
Я смотрела на этого мужчину. Моего мужчину. Отца моего сына. Человека, с которым мы прошли долги, переезды, бессонные ночи. Человека, которому я варила борщи, когда болел. Покрывала ипотеку, когда он оступился. Прощала вспышки, молчания, отстранённость.
И вот теперь — этот же человек сидит передо мной и не может ответить на простой вопрос: "Ты с ней счастлив?" Он всегда молчал, когда нужно было говорить. Даже тогда, когда всё только начиналось.
Предыстория
Первые полгода — мы были как с иголочки. Идеальные. Он — вежливый, спокойный, «надёжный» — как говорят мамы подруг. Я — осторожная, влюблённая, без драмы. Мы встречались по вечерам, ездили за город, смеялись в машине над глупыми плейлистами. Он никогда не перебивал. Никогда не злился. Никогда не задавал вопросов.
И тогда это казалось плюсом. Отдохнуть от предыдущего, где всё было на истерике и скандале.
А потом я стала замечать — его будто нет. Он был рядом — физически. Но внутренне — глухой. Холодный, когда не нужно. Улыбчивый — когда удобно. Он мог обнять, но не слышать. Выслушать — но не понять. Пропустить твои слёзы, как воду сквозь пальцы, и потом спросить:
— Всё нормально?
Я называла это замкнутостью. А подруга — тревожным звоночком.
— Он тебе вообще открывается? — спросила как-то.
— Ну… не особо. Но, может, ему просто тяжело.
— Или ему плевать.
Я тогда обиделась. А сейчас — вспоминаю эти слова, как предупреждение, на которое сама же и закрыла глаза.
Мы жили вместе три года, прежде чем он сделал предложение. Не пафосно. Без цветов. Просто утром, за кофе.
— Ну чё, пора, наверное?
— Пора.
— Значит, пора.
Так и поженились. Без истерик. Без эйфории.
— У нас не кино, — говорили мы. — Главное — надёжность.
А потом пошли задержки на работе. Бесконечные совещания. Новый проект. Новый начальник. Новый график.
— Ты же понимаешь, это временно.
— Я понимаю.
Я понимала. Всё время понимала. Я гладила ему рубашки, пока он сидел в телефоне. Я варила ужин, пока он молчал на кухне. Я спрашивала, как день, а он отвечал:
— Нормально.
И вот так было годами.
А потом появилась Она. Не сразу — нет. Сначала — упоминание. Потом — смех, которого я не слышала давно.
— Да просто сотрудница. Новенькая.
— Красивая?
— Вполне.
Я не закатила скандал. Не полезла в телефон. Просто улыбнулась. Как дура. Потому что доверяла. Потому что верила, что у нас — хоть и без страсти, но честно. Что мы, может, не горим, но держимся.
А он — не держал. Он отпускал. Каждый вечер, когда отворачивался в постели. Каждое утро, когда выходил без поцелуя. Каждый раз, когда говорил:
— Устал. Потом.
Он уходил — не в один день. А долгими месяцами. Пока я пыталась спасти что-то, что он уже давно делил на двоих. И в итоге осталась я. С одной фразой: "Ты с ней счастлив?" И молчанием, которое стало ответом.
Тот самый вечер
Он приехал поздно. Как обычно. Сказал: «Задержался». Как обычно...
Поцеловал в щёку — без взгляда. Поставил сумку у порога. Сел есть. Молча.
Я поставила перед ним тарелку с макаронами. Не потому что ждала. Просто — привычка. Он ел, не замечая. Я сидела напротив и смотрела. Смотрела, как человек, которого ты знала годами, становится тебе незнакомым. Страшно чужим. До тошноты.
— Кто она?
Он поднял глаза. Медленно. Спокойно. Как будто не услышал. Или хотел переспросить. Или надеялся, что ослышался.
— Ты о чём?
— Я не идиотка, Костя. Я всё вижу. Ты улыбаешься в телефоне чаще, чем мне за последние полгода. Ты не реагируешь, когда я плачу. Ты не замечаешь, что я не сплю. И да — я слышала, как ты разговаривал с ней ночью. На балконе. Слово в слово: «Я устал от всего этого. С ней просто быт. С тобой — я живу».
Он опустил вилку. Осторожно. Как будто не хотел её уронить. Посмотрел в сторону.
— Это не то, что ты думаешь.
— Правда?
Я встала. Подошла к полке. Достала его старый телефон. Он забыл его дома две недели назад. Запароленный. Старый. Но... не стертый. Там были переписки. Переводы на карту. Фото.
— Это не «то, что я думаю». Это всё, что ты скрывал. И всё, что ты успел удалить на новом. Только вот ты забыл, что женщина, которая умеет штопать носки, умеет и копать.
Он закрыл глаза. Надолго. Вдохнул.
— Я не хотел, чтобы ты узнала так.
— А как? Случайно встретив вас за руку в ТЦ? Или когда она появится на твоём дне рождения? Или когда родит? Она ведь беременна, да?
Он резко поднял глаза. Значит — да.
Я подошла ближе.
— Вот теперь скажи: ты с ней счастлив?
Он промолчал. И в этом молчании было всё. Признание. Подтверждение. И трусость. Та, за которую уже не бьют. Просто — уходят.
Я развернулась. Сняла кольцо. Положила на стол рядом с его тарелкой.
— Ешь. Ты же любишь макароны с мясом. Только не удивляйся, если однажды проснёшься — и всё, что ты называешь «жизнью», исчезнет так же тихо, как исчезла я.
Он не сказал ни слова. Только кивнул. А я ушла. Без истерики. Без хлопков.
Я не рыдала. Не рвала фотографии. Не швыряла его рубашки с балкона. Я просто встала утром, пошла на кухню и поняла, что впервые за долгое время не думаю, где он и с кем он спал этой ночью.
Пусто. Чисто. Без страха. И это было страшнее, чем его измена.
Потому что я поняла: он больше не важен. Совсем. Ни его звонки. Ни его оправдания. Ни даже его глаза, которыми я раньше могла жить сутками. Он был — и теперь его нет. И мне всё равно.
Я разогрела вчерашний суп. Выпила чёрный кофе. Проверила почту. Всё — как обычно. Только внутри не было той, прежней Насти, которая жила этим браком. Больше нет той, что боялась потерять. Осталась только та, которая наконец отпустила.
Следующим вечером он позвонил. Один раз. Второй. Написал:
«Можем поговорить?»
Я не ответила. Ни тогда, ни потом. Потому что что бы он ни сказал — я уже услышала всё. В его взгляде. В его молчании. В том, как он ел мои макароны, пока в голове держал другую женщину.
Через неделю он приехал. Стоял у двери, пока я смотрела в глазок. Он держал коробку с вещами. Цветов не было. Подарков — тоже.
Просто вещи. Просто виноватый взгляд.
Я открыла.
— Вот, — сказал он. — Твои документы. И ещё кое-что. Я не знаю, как это всё получилось. Я правда...
— Уходи.
Он хотел что-то сказать. Может, даже «прости». Но я закрыла дверь.
На следующий день я сменила замки.
Ночами стало тише. Простынь — холоднее.
Но дышать — легче.
Потому что хуже, чем жить с человеком, которому нечего тебе сказать, быть не может.
А тишина...
Тишина — она честнее, чем тысячи чужих слов.
Если вы дочитали до конца — значит, вам точно будет интересно и дальше - подпишитесь, чтобы не пропустить новые истории!