Григорий Иоффе
Поэт Михаил Дудин умер в последний день 1993 года, в самый разгар смутного времени, запущенного Горбачевым и подхваченного Ельциным, когда страна нищала и распродавалась криминалом оптом и в розницу. Его страна, за которую Дудин сражался в 1941-м на острове Ханко и в блокадном Ленинграде. Происходящее острой болью отзывалось в сердце автора слов к песням «Путь далек у нас с тобою…» и «Снегири».
Дочь поэта Елена Грищенко вспоминала: «Конец 1980-х был для него, как и для всех, прошедших Великую Отечественную, печален… На заре перестройки я шла к нему в Москве в гостиницу «Москва», где он всегда останавливался, приезжая на всякий столичный официоз... Так вот, издали увидев меня, он замахал рукой и запел на всю улицу: «Когда душе все страсти чужды и в сердце больше нет огня, не ускоряй меня без нужды, не перестраивай меня».
Вот такие стихи на склоне лет писал Дудин – Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии, общественный деятель и борец за мир и добро. И не только во всем мире. Его по сей день с теплом и благодарностью вспоминают многие писатели, которым он дал путевку в жизнь. Его предисловия нередко спасали книги, обреченные цензурой на вечный покой в письменных столах.
Биографию поэта я пересказывать не буду, ее каждый найдет в интернете. Вспомню сегодня лишь два факта из этой биографии, которые на фоне бурной творческой и общественной деятельности остаются где-то за кадром хроники его жизни. О письме защитников острова Ханко в октябре 1941 года Маннергейму и о последнем из прижизненных дудинских изданий – его «Грешных рифмах».
Эту книгу, вышедшую в середине 1992 года тиражом 50 000 экземпляров (?), я долго искал в библиотеках Петербурга, пока не обратился в Музей-библиотеку «Книги блокадного города» (пр. Гагарина, 17), где меня уже выручали не раз. Когда искал книги о прожекторных войсках, в которых служили мои родители, и о дивизии, в которой служил мой отец в первые месяцы блокады.
Странно, но путь мой к этой книге начался в те годы, когда сам автор о ней даже еще и не помышлял, где-то в середине 1970-х. В редакции газеты «Скороходовский рабочий» заместителем редактора служил у нас Адольф Феодосьевич Алексеев. Слово «служил» здесь вполне уместно, потому что одним из прежних мест его работы была окружная газета «На страже Родины» (в которую, кстати, в 60-е, будучи рядовым солдатом, присылал какие-то свои "заметки" и я) .
Лейтенант Дудин в годы блокады был фронтовым корреспондентом этой газеты.
И однажды Адольф, в миру просто Адик, рассказал нам такую не то быль, не то легенду: якобы, он сам видел стол в редакции, на котором Дудин вырезал ножом следующие строки:
Газете нужен Миша Дудин,
Как жопе Днепр, когда он чуден.
Ревнителей чистоты русского языка сразу попрошу не хвататься за кобуру: слово жопа в «Толковом словаре русского языка» С.И. Ожегова стоит на своем законном месте между словами жонглировать и жор.
Рассказываю об этой легенде по принципу «за что купил, за то продал». Но нет дыма без огня. Вот еще цитата от Елены, дочери Дудина: Он был человеком замкнутым и ироничным, самоироничным. Это же он написал: «Михаил Александрович Шолохов для советских читателей труден, и поэтому пишет для олухов Михаил Александрович Дудин».
Конструкция обоих «стишков», как вы понимаете, одна и та же, что только лишь подтверждает правдивость легенды. Более того, эта конструкция имеет свои литературные корни и свою историю.
И придумал эту конструкцию не кто иной, как Владимир Маяковский. Был в 1920-30-е годы такой деятель советской культуры по имени Феликс Кон, который заседал и руководил всегда и везде. Во Всесоюзном радиокомитете, в Главискусстве, в комитетах по охране памятников и даже в ЦК. Вот ему-то и посвятил Маяковский эпиграмму, ушедшую в народ:
Искусству нужен Феликс Кон,
Как жопе клей «Синдитикон».
Видимо, Дудин знал эту историю и однажды продолжил ее, попивая в свободную минуту бледный блокадный чаёк за своим рабочим столом во фронтовой газете. Я же, в свою очередь, очень надеялся, что найду стишок про Днепр в «Грешных рифмах» и поставлю, наконец, точку в истории Адика, зачеркнув слово легенда и заменив его словом быль. Но – не тут-то было. Легенда осталась легендой, зато в «Грешных рифмах» мне открылся совершенно новый Дудин, тот самый – когда он чуден.
Приглашаю и вас, друзья, окунуться в эту книгу.
А напоследок – еще одна история, связанная с «Грешными рифмами». И опять – 70-е годы, опять «Скороходовский рабочий», где некоторое время трудился художник Георгий Светозаров, и «следы» которого я обнаружил, как только открыл «Грешные рифмы»:
Жора в те времена возглавлял ЛКК – Ленинградский клуб карикатуристов, который дал впоследствии городу и стране немало классиков соответствующего жанра. Мы, помнится, пригласили ребят на наш редакционный вторник, а я побывал на «заседаниях» клуба, где-то в ДК на Обводном. Все художники приходили туда с новыми работами, и при этом устраивали анонимное и соответственно честное голосование, бросая при оценке той или иной работы в шапку записки с плюсами и минусами. Рядом на столах, как это было заведено в те годы, стояли фугасы с недорогим портвейном с лаконичными названиями: «33», «72», «777»…
Не скажу, что мы с Жорой дружили, но отношения поддерживали. И когда, это было уже в середине нулевых годов, ко мне в издательство пришел некий новый русский интеллигентного телосложения со своей юмористической рукописью, которая мне понравилась, я прежде всего позвонил Жоре. Мы получили аванс и с воодушевлением принялись за работу. Рисунки понравились автору, Жора сделал прекрасный макет книги, который, однако, наш заказчик так и не увидел. Его намеки на то, что у него в ближайшее время могут быть проблемы, оказались более чем… Жора потом время от времени позванивал и спрашивал, не случилось ли чуда. Но чуда не случилось.
Ныне уже нет в живых и Георгия Светозарова, который в свое время увидел Михаила Дудина вот так:
А самого Жору мы помним таким: