Зенитное орудие на защите Кремля, 1941 год
Часть 2.
Часть 1.
Накануне: Финляндия, Балканы, далее везде Как Гитлер выбрал войну Колосс. Но на каких ногах?
Что знал и чему не верил Сталин?
В Москве, в свою очередь, явно недооценивали значение того боевого опыта, который был приобретен вермахтом за время военных действий в Польше и Франции, при эффективной координации атак авиации и бронетехники. А вот применение в качестве ударных сил крупных мобильных танковых соединений было замечено. В 1938 году с учетом испанского опыта 4 имевшиеся механизированные корпуса были реорганизованы в более мелкие соединения. Теперь же, к началу 1941, года срочно было принято решение создать 29 мехкорпусов в укрупненном варианте (по 1000 танков), и войска были застигнуты войной в процессе перестройки структуры командования. Кроме того, Красная армия переходила от территориальной к кадровой экстерриториальной системе комплектования войск, с увеличением их численности за счет дополнительной мобилизации, что также на первом этапе реформы снижало их боеспособность.
В то же время были допущены и ошибки, связанные с геополитическими амбициями Сталина, желавшего соперничать с Британией на море. Так, в 1939 году в Николаеве и Молотовске (Северодвинске) были заложены и начали строиться 4 сверхмощных линкора типа "Советский Союз", которые так никогда и не были достроены и явно не стоили средств, затраченных на этот разорительный для страны и явно не первоочередной проект.
СССР готовился к войне больше 10 лет. Насильственная коллективизация села оправдывалась необходимостью срочно создать за счет зернового экспорта якобы высокопроизводительных колхозов создать тяжелую (то есть военную) промышленность. Операция по созданию индустрии за счет разорения крестьян прошла отчасти успешно. Появились новые заводы ВПК, верфи и металлургия. Но в результате Голодомора и ссылки на стройках пятилетки умерли миллионы людей, в значительной части призывного возраста. С точки зрения Сталина война с крепким крестьянином-"кулаком" закончилась в его пользу. Но это не вполне соответствовало реальности. Значительная часть уцелевших крестьян переселилась в города и затаила обиду на сталинский советский строй. Это не могло не сказываться на политической устойчивости Красной армии. Многие из ее бойцов сомневались в необходимости истово защищать систему, лишившую их собственной земли, а многих – родных и близких.
Особо следует подчеркнуть роль Большого террора в неустойчивости советского общества. Западные наблюдатели благодаря официальной прессе, разоблачавшей "врагов народа", видели то, что оказывалось на поверхности: "чистку" старой большевистской номенклатуры, уничтожение высших чинов РККА. Между тем расправа шла на всех уровнях по разнарядкам, включавшим как повод для ареста различные критерии: членство в дореволюционных партиях, участие в антикоммунистическом сопротивлении, предыдущие репрессии в период коллективизации, "подозрительную" с точки зрения НКВД национальность (прибалты, поляки, немцы, финны), политическую нелояльность. Репрессии 1936–1938 годов были массовыми: за этот период было расстреляно, по минимальным оценкам, 680 тысяч человек, в основном мужчин. В колониях и лагерях ГУЛага в 1940–41 годах содержали в среднем около 2,5 миллионов человек. Миллионы находились в ссылке в отдаленных районах СССР. Рост этого, как тогда выражались начальники, "контингента", аресты, исчезновение или осуждение репрессированных не могли не влиять на настроения их родных и окружающих, судя по воспоминаниям, не заражавшихся официальным советским патриотизмом. Эти люди воспринимали воинскую службу как повинность в пользу антигуманной системы.
Между тем информация о том, что Германия перебрасывает войска на границу с СССР, поступала в Кремль к Сталину из десятков источников. Еще 3 апреля 1941 года Черчилль через британского посла в СССР Криппса предупредил Сталина о том, что германские войска проводят передислокацию для нападения на СССР. Повторное предупреждение было сделано в телеграмме от 18 апреля, затем было еще несколько попыток привлечь внимание, которые Сталин проигнорировал. В их числе и сообщение от 18 июня о 147 немецких дивизиях, сконцентрированных на советской границе.
Германия вела кампанию дезинформации, подбрасывая дипломатам версию о подготовке вторжения в Британию, об отводе части войск на Восток для защиты от бомбежек… И, как следует из документов, трактовка получаемых материалов начальником Разведывательного управления Генштаба Филиппом Голиковым делалась вполне в духе германской дезы и пожеланий советского лидера: немецкие войска отведены на отдых из-за бомбежек на западе, а британские источники заинтересованы в том, чтобы поссорить СССР с Германией.
C 1 июня 1940 по 22 июня 1941 года РУ ГШ получило около 270 донесений от резидентур, Сталину доложили 129. Уже в 1940 году 25 сообщений было посвящено изменению отношения руководства Германии к СССР. Были сообщения о подготовке нападения от военно-морского атташе в Берлине Воронцова и помощника военного атташе Хлопова с датами нападения, близкими к реальности. В штате германского посольства в Москве имелся советский агент Кегель, который сообщил дату нападения на СССР. На его донесении Голиков написал: "Видимо, дезинформация". Предпочтение в Москве отдавалось источнику "Лицеисту" – журналисту Оресту Берлинксу, снабжавшему берлинского резидента НКВД Амаяка Кобулова отборной дезинформацией гестапо, скрывавшей подготовку нападения на СССР: "Гитлер лишь имитирует наступление на СССР. Он опасается войны на два фронта. Война с СССР, если и будет, то не раньше, чем через полтора-два года".
Война с СССР, если и будет, то не раньше, чем через полтора-два года
Важная информация, поступавшая от резидента Рихарда Зорге ("Рамзай") из германского посольства в Токио о подготовке немецкого наступления на СССР игнорировалась, так же, как и данные антинацистской группы в Берлине "Красная капелла", получавшей секретную информацию из штаба Люфтваффе и министерства экономики. Это также неудивительно, поскольку из примерно 450 сотрудников разведки ГУГБ НКВД только за время Большого террора были репрессированы 275 человек, причем были закрыты резидентуры в Берлине и Лондоне, и восстанавливать их стали лишь перед самой войной. Были расстреляны 4 начальника Главного разведывательного управления Генштаба и репрессированы руководители подразделений военной разведки. Это был страшный удар по работе разведки по выявлению реальных планов Третьего рейха.
Кто хотел ударить первым?
Особый вопрос, остающийся дискуссионным и поныне: готовил ли Сталин упреждающий удар по сосредоточенным на границе с СССР немецким войскам? Свое нападение на Советский Союз Германия оправдывала необходимостью расстроить коварные планы Москвы и нанести превентивный удар. Эта версия вновь возникла благодаря работе бывшего сотрудника ГРУ Виктора Суворова "Ледокол", в которой автор опирался на историю сталинской экспансии и свои наблюдения, например, за процессом создания бронетанковых сил и эволюции наступательной доктрины РККА. Многие сторонники этой гипотезы предполагают возможность планирования советской атаки на 15 июля 1941 года.
Во время так называемой архивной революции были выявлены документы Генштаба, показывавшие существование у Красной армии наступательных планов как вариантов реагирования на возможную агрессию, но план наступательной операции с конкретными датами не появился. Безусловно, Сталин был обеспокоен постоянными предложениями наркома обороны Тимошенко и начальника Генштаба Жукова привести войска на границе в боевую готовность, но отказывался это сделать, считая, что вывод войск в районы предполья спровоцирует нападение Германии.
С опасением "спровоцировать Гитлера" связан запрет Сталина силам зенитной артиллерии и авиации открывать огонь по немецким самолетам, которые регулярно, под предлогом потери ориентации, залетали глубоко на территорию СССР. Это позволило германским войскам фактически свободно провести аэрофотосъемку западной части Советского Союза и составить подробные карты военных объектов, подлежащих бомбардировке.
Кроме того, Сталин ошибочно был уверен в том, что началу военных действий будет предшествовать выдвижение Германией своих требований, появится своего рода ультиматум. Возможно, он рассчитывал, что повторится ситуация перед гитлеровским нападением на Польшу, когда действительно был предъявлен набор требований, а уже после паузы начались военные действия. Это дало Польше возможность развернуть свои вооруженные силы и провести мобилизацию, хотя и не смогло помочь эффективно противостоять агрессии. Удивительно, но советский диктатор не захотел увидеть другие примеры: нападение Германии без предупреждения на Данию, Норвегию, Нидерланды, Бельгию, Югославию и Грецию. Этот печальный опыт Сталин проигнорировал. В планах стратегического развертывания вооруженных сил СССР значился некий "начальный период" войны сроком в 15–20 дней, после которого в бои должны вступить основные силы Красной армии. Несомненно, это дезориентировало командиров РККА высшего ранга.
В то же время Гитлер говорил, что "пока Сталин жив, Германии ничего не угрожает": в реальности никакого превентивного удара Красной армии германский фюрер не опасался и спокойно готовил нападение. 31 января 1941 года он одобрил секретную директиву Главного командования (ОКХ) по стратегическому развертыванию войск вермахта. Задача ставилась на уничтожение "всей массы русских войск, находящихся в Западной России. При этом необходимо предотвратить возможность отступления боеспособных русских войск в обширные внутренние районы страны". Источник "Альта" (Ильза Штёбе) 28 февраля передала краткое содержание этой директивы, с указанием на создание трех групп армий и их планов ударов на Ленинград, Москву и Киев. Несмотря на появление все новой информации о подготовке агрессии, начальник РУ ГШ Голиков в своем докладе Сталину, Тимошенко и Жукову 20 марта 1941 года сделал противоречащие фактам выводы о том, что "наиболее возможным сроком начала действий против СССР являться будет момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира". "Слухи и документы о неизбежности весной этого года войны против СССР необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки". При этом "слухи и документы»" отражающие факты накопления германских войск на востоке и их подготовку к войне, были изложены точно и показывали рост военной угрозы со стороны Германии.
Первая фаза немецкого наступления на СССР в соответствии с планом "Барбаросса" (ситуация на Восточном фронте по состоянию на конец августа 1941 года)
Информация о росте численности немецких войск поступала от РУ ГШ и в апреле. Так, 26 апреля 1941 года советским вождям сообщалось о непрерывной переброске войск "к нашей западной границе и на Балканы". Были даны точные цифры: 103–107 дивизий сосредоточены против СССР. Так что в Москве знали о сосредоточении вермахта по всей линии границы, и объем конкретных сообщений возрастал. В сводке РУ ГШ от 5 мая констатируется, что идет усиление группировки против СССР "на протяжении всей западной и юго-западной границы". За два месяца число дивизий "увеличилось на 37 (с 70 до 107)... С румынской и венгерской армиями это составит около 130 дивизий. Обращает на себя внимание усиление танковых войск с 9 дивизий до 12". Указано, что ведется строительство железных дорог, "складов огнеприпасов, горючего и других видов военного обеспечения. Расширяется сеть аэродромов и посадочных площадок".
Немцы в значительной степени усилили свое правое крыло против СССР
В сводке от 1 июня численность войск, сосредоточенных против СССР, указана как "120–122 дивизии, против Англии на всех фронтах – 122–126 дивизий. Резерв – 44–48 дивизий". Сделан вывод, что "немцы приступили к созданию оперативной глубины, сосредоточив… западнее линии Лодзь – Краков 6-8 дивизий. Перебросив значительные силы из Югославии, Греции и Болгарии на территорию Румынии, немцы в значительной степени усилили свое правое крыло против СССР". Много информации поступало из Бухареста о фактической мобилизации в Румынии и из Хельсинки – о переброске немецких войск через Финляндию на север.
Уровень (не)готовности
Удивительно, но, получая подобные сообщения, Сталин так и продолжал рассчитывать на то, что война против СССР в 1941 году не начнется. Возможно, к этому его подталкивала информация о большом числе дивизий вермахта (как выяснилось, резервных и с устаревшей техникой) в Западной Европе, число которых было завышено, а на советской границе – занижено. И все же на некоторые действия Сталин решился. Так, в частности, с середины мая была начата переброска в западные округа дополнительно четырех общевойсковых армий и стрелкового корпуса (28 дивизий), с развертыванием их во втором эшелоне обороны на Днепре и Западной Двине. Кроме того, была проведена частичная мобилизация приписного состава военнослужащих, под предлогом проведения учений. Из запаса в мае-июне было призвано до 800 тысяч человек. 27 мая Генштаб приказал срочно построить полевые фронтовые командные пункты, с выводом на них 19 июня управлений Прибалтийского, Западного и Киевского округов. 19 июня был отдан уже запоздалый приказ о маскировке воинских частей и рассредоточении самолетов. Эти решения были буквально вымолены наркомом обороны Тимошенко и главой Генштаба Жуковым у советского диктатора, до последнего дня перед войной опасавшегося дать Гитлеру повод для нападения. Возможно, на советского вождя все же подействовали данные о том, что вооруженные силы Германии достигли численности 8,5 миллионов человек, а из 214 дивизий около 120 предназначено для войны против СССР. (Уже 22 июня Генштаб объявил, что на Восточном фронте сосредоточены 191 дивизия и бригада, из них 146 немецких. На самом же деле группировка войск Третьего рейха и его союзников уже насчитывала 226 дивизий и бригад).
Нарком обороны СССР Семен Тимошенко (слева) и генерал армии Георгий Жуков на учениях в 1940 году
Политика Сталина, якобы опасавшегося дать Гитлеру повод к войне, на самом деле была ущербной, агрессию поощрявшей, поскольку воспринималась Гитлером как ряд уступок, скрывающих военную слабость потенциального противника, и укрепляла у агрессора уверенность в правильно избранном сроке для нападения, для которого Германия отмобилизовала 4,5 миллиона человек. Ничего "спровоцировать" было просто невозможно: стратегическое решение о начале войны в Берлине к весне 1941 года уже было принято.
Сама конфигурация сил Красной армии перед началом войны в июне 1941 года не выглядит как наступательная, но не является и отчетливо оборонительной. Возможно, она соответствует надеждам руководства СССР и командования РККА отбить наступление Германии не с помощью жесткой позиционной обороны, а путем организации контрударов по наступающему противнику – с тем, чтобыв разбить его во встречных боях и затем перейти в наступление. В подобном духе, с расчетом на контратаки, уже после начала войны давались указания из Москвы штабам советских войск. Подобный план выглядит как грубая ошибка, поскольку вермахт создавал на направлениях своих главных ударов численное преимущество, превосходя противника в 3–5 раз по количеству живой силы, танков и артиллерии и имея абсолютное превосходство в воздухе, обеспеченное внезапным ударом по советским приграничным аэродромам.
Из мемуаров уцелевших участников первых сражений лета 1941 года видна явная неготовность советских частей к войне. Довольно много сообщений о том, что войска были выведены из военных городков в полевые лагеря для проведения учений без достаточного для реальных боевых действий количества боеприпасов. Самолеты были выстроены на многих полевых аэродромах без рассредоточения и маскировки. Но были части, где явочным порядком авиацию рассредотачивали, а бдительность повышали. Были и инициативы на высоком уровне. Так, нарком ВМФ Николай Кузнецов вечером 21 июня отдал приказ об объявлении боевой тревоги на Балтийском и Черноморском флотах, который ночью следующего дня позволил начать отражение налета германской авиации на Севастополь. Даже при наличии приказа у командования Черноморского флота были сомнения, открывать ли огонь при приближении бомбардировщиков противника к главной базе флота. При отсутствии прямых указаний о приведении войск в состояние повышенной боеготовности все зависело от конкретных командиров, большинство из которых рискованных мобилизационных инициатив без приказов свыше не проявляли.
Одним из самых уязвимых шагов сталинского руководства был вывод сил и частичное разоружение укрепленных районов на старой границе СССР. Даже недостроенная оборонительная линия, вооруженная артиллерией и пулеметами в ДОТах, могла бы сыграть важную роль для защиты второго эшелона развертывания и резервов. Но с 1940 года значительные ресурсы были брошены на строительство новых укреплений по линии соприкосновения с оккупированной Германией Польшей. Там, где укрепления не могли быть возведены и вооружены в планировавшиеся Сталиным сроки, артиллерия противника могла поражать новые линии обороны на всю их глубину. В строительных работах участвовали до 300 тысяч человек. Сталин и НКО приняли ошибочное решение снять со старых УРов артиллерию и пулеметы для вооружения новых линий обороны. В результате ни новых укрепленных районов не создали, ни прежними всерьез не смогли воспользоваться, так как там не было ни войск, ни оружия. Там, где удалось заново успеть приспособить старые укрепления к обороне, на какое-то время советские бойцы смогли задержать немецкое наступление, как это было под Псковом.
Накануне
Красная армия образца 1941 года в своей совокупности не была сильнее вермахта, особенно она отставала в области использования командованием современной тактики и применения средств связи, которых не хватало. Почти не было радиостанций в танках и на самолетах. Эту проблему удалось решить только с помощью поставок радиостанций, телефонных аппаратов и кабеля по ленд-лизу из США.
В то же время РККА к началу войны имела достаточно современного вооружения, самолетов, танков, а также военнослужащих, умеющих это оружие и технику применить. Масштаб поражения западных военных округов, число пленных в окружениях и потерянной техники оказались бы значительно меньшими, если бы в годы действия советско-германского пакта сохранялось адекватное отношение к нацистскому режиму, ставилась задача выявления его реальных планов, а страну открыто готовили к противостоянию нацизму. Однако антифашистская пропаганда в СССР была с осени 1939 года свернута, опять же дабы не тревожить партнеров по пакту. Некоторые попытки отказа от идейного разоружения наметились лишь в мае 1941 года. С другой стороны, заявление ТАСС от 14 июня убеждало всех в миролюбии Москвы: "СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными".
Но и Германия представлялась неопасной: "Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы". Переброска войск вермахта "в восточные и северо-восточные районы Германии" подавалась как не имеющая касательства к советско-германским отношениям. Летние же сборы запасных Красной армии и предстоящие маневры проводятся каждый год, "ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебные Германии, по меньшей мере, нелепо", – завершалось заявление ТАСС, автором которого был Сталин. Успокоительный текст явно разоружал армию и общество, снижая у граждан СССР ощущение опасности. Отсюда и эффект неожиданности 22 июня от вполне ожидавшейся годами войны, к которой до осени 1939 года готовила народ советская пропаганда.
Альфред Лисков, немецкий ефрейтор-перебежчик, антифашист
Из Киевского округа в Генштаб вечером 21 июня 1941 года сообщили, что к пограничникам перешел немецкий военнослужащий Альфред Лисков. Он сообщал, что "немецкие войска выходят в исходные районы для наступления и что война начнется утром 22 июня". Из пограничных округов поступала информация о перемещении немецких войск. Начальник генштаба Георгий Жуков, его зам Николай Ватутин и нарком Семен Тимошенко поехали к Сталину с целью убедить его в необходимости приведения войск в боевую готовность. Диктатор был озабочен, но в ходе полуторачасового совещания, начавшегося в 20:50 21 июня, он не позволил Тимошенко и Жукову ввести в действие план прикрытия, то есть высшую степень боеготовности. Было решено дать в войска лишь директиву №1 противоречивого содержания.
В директиве сообщалось, что 22–23 июня возможно внезапное нападение Германии на СССР, в связи с этим войскам быть в полной боевой готовности, не поддаваясь в то же время на возможные провокационные действия. "В течение 22–23 июня возможно внезапное нападение немцев. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия […] одновременно быть в полной боевой готовности встретить возможный удар […] других мероприятий без особого распоряжения не проводить". Предписывалось в течение ночи на 22 июня "скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе", рассредоточить всю авиацию по полевым аэродромам и тщательно ее замаскировать, а также рассредоточить и замаскировать войска. Директива была немедленно передана в войска к 00:30 22 июня, но, видимо, к началу боевых действий дошла только до штабов округов, поскольку отданные с разрешения Сталина указания шли по цепочке из Москвы и на уровень бригад и дивизий не поступили.
Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия
Даже после того, как Сталина разбудили и сообщили о начале войны, он продолжал подозревать провокацию немецких генералов и на первом после начала вторжения совещании в Кремле, открывшемся в 05:45 22 июня, сказал: "Гитлер наверняка не знает об этом". До 06:30 Сталин не давал разрешения открыть ответный огонь, пока Молотов не сообщил, что через своего посла Германия официально объявила войну СССР. Жуков пишет в воспоминаниях: "Мы тут же просили Сталина дать войскам приказ немедля организовать ответные действия и нанести контрудары по противнику. "Подождем возвращения Молотова», – ответил он". Жуков предложил "немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение. "Не задержать, а уничтожить", – уточнил Тимошенко". Сталин одобрил директиву №2, но предупредил, чтобы сухопутные войска до особого распоряжения не переходили границу.
Вечером 22 июня появилась неадекватная обстановке директива №3, требовавшая разгромить врага на его территории. Жуков утверждает, что уже из штаба Юго-Западного округа предлагал сначала разобраться, что происходит на фронте, но поскольку Сталин решение о наступательных действиях уже принял, начальник Генштаба подписал документ. Несколько попыток в хаосе первых дней вместо обороны наносить контрудары на всех фронтах силами механизированных корпусов, в тот момент к этому не подготовленных, привели к большим потерям. Более половины танков, например, Юго-Западного фронта были утрачены по техническим причинам. Из более чем 4 тысяч танков фронта в первую же неделю боев были потеряны 2600 машин.
22 июня 1941 в 3 часа утра группы саперов германской армии перебрались на советскую территорию, а в 4 часа, после мощной артиллерийской подготовки, началось вторжение передовых частей вермахта, за которыми последовали главные силы. Наступление противника застало РККА врасплох: в первый же день боев погибли десятки тысяч военнослужащих, была уничтожена значительная часть боеприпасов, горючего и техники, выведено из строя около 1200 самолетов. Эти потери в числе других факторов предопределили преимущество Германии на несколько месяцев вперед. Через 6 дней был взят Минск…
Потенциальные возможности Красной армии даже в ее неотмобилизованном состоянии при своевременном повышении боеготовности, приведении войск в полную боевую готовность не за часы до атаки, а за несколько дней, и оборонительной тактике позволили бы предотвратить эту катастрофу. Но вертикаль власти Сталина в 1941 году замкнулась на навязчивой идее диктатора, которого не смогли переубедить ни факты, ни мнения подчиненных, говоривших не всю правду, хорошо понимая, что за упрямство механизм террора в любой момент может сработать против них. Транслируемое сверху и принимаемое к исполнению руководящее мнение Сталина, что нападения Германии можно избежать, упрямая позиция диктатора, не считавшегося с реальностью, стоили миру миллионов жизней.