«После известия о том, что Серафима якобы вышла замуж и ждет ребенка, Володя пытается жить дальше — ради детей, но сердце не обманешь. Лена снова, теперь уж осторожно входит в его дом, надеясь на взаимность, на новую жизнь, но ее попытки разбиваются о стену памяти и любви, которую не стереть ложью. В этой главе — тонкие чувства, горечь предательства, борьба за внутреннюю правду и выбор, который нельзя отложить».
Глава 41
Теперь Володя будто жил не своей жизнью. Работал, ел, спал — все вроде как всегда, но внутри словно что-то осыпалось, обнажилось и саднило больно. Он часто ловил себя на том, что иногда слушает, а не слышит, о чем говорят люди; не замечает, как проходит день; не чувствует даже погоды — жарко ли на дворе, или наоборот, идет дождь. Все было как в тумане — мягком, ватном, но безрадостном и беспросветном.
Вечерами, приходя с работы, он просто смотрел на огород, на Аленку, та копалась на грядках, на Степу, все время занятого каким-нибудь делом по хозяйству.
Видя детей, Володя чуть отходил, светлел и говорил себе: «Все, хватит. С завтрашнего дня новая жизнь! Дети у меня. Хорош страдать, принимайся жить!»
Он хотел вытравить Серафиму из своей души, выкинуть, устранить навсегда, но ничего не получалось.
Иногда Володя просто сидел во дворе, глядя в пустоту. Куры копошились в пыли, кошка грелась на солнце, а он будто отсутствовал. Проходили мимо соседи, здоровались, а он, опомнившись, поднимал голову, будто возвращаясь с далекого берега. Ему казалось, что вот-вот, из-за угла, появится Серафима со связкой книг… улыбнется и спросит: «А вы почему на собрание не пришли?» Но никто не появлялся…
Он пробовал отвлечься — чинил забор, помогал ребятне с огородом, задерживался в гараже. Но каждый раз, оставаясь один, мысленно возвращался к ней. В голове звучал ее голос, вспоминался взгляд, манера поправлять волосы и одергивать блузку…
Когда-то он думал, что надежда — это свет. А оказалось — она тоже умеет звенеть пустотой, когда гаснет.
Лена с новым рвением проявилась в их жизни, но теперь потихоньку, как сказал Игнат, — без напора, без прежней горячности. То принесет сушеных трав Аленке да скажет ласково:
— Вот попей, Аленушка, а то какая-то бледненькая ты. Это тетка Валя дала. Она знатная травница, — и шепотом добавляла: — Полдеревни к ней, а не ко мне ходят.
Мимоходом заглянет в огород да похвалит:
— Смотрю, редиску вы проредили. Молодцы. А у нас вся в стрелку пошла, некогда, — скажет и стоит, прищурившись от солнца, вроде как и не собирается уходить.
Аленка всегда здоровалась охотно, даже за руку бралась, когда Лена наклонялась к ней. И обнять хотелось, но она не смела. Степан смотрел исподлобья, ему все время хотелось сказать фельдшеру:
— Не ходи к нам, не любит наш папа тебя. Он другую ищет, ее любит.
Но мальчишка не смел вмешиваться в дела взрослых.
— Может, ты сегодня с нами ужинать останешься? — однажды спросила Аленка у фельдшера.
— А можно? — удивилась Лена, взглянула на Володю, словно ждала разрешения.
— Папа, можно Лена с нами? — спросила Алена с мольбой в глазах.
Володя растерялся, не зная, что ответить. А Лена уже по-хозяйски проходила в хату, вслед за Аленушкой, не дождавшись позволения хозяина.
И тут Володя явно почувствовал: все, что она делает, она делает нарочно. Не по доброте, не ради детей, а с расчетом. Он не мог позволить себе снова стать заложником чужой воли, чужих желаний. Он уже проходил через это с Зиной, с деревенскими. И поклялся себе — никогда больше.
…— Папа, ты же обещал! — прошептал Степан, выбив отца из раздумий.
— Степа, и снова говорю тебе — Лена не будет моей женой, — сказал Володя, тут же поняв, о чем говорит сын.
— А что это тогда? — Степка кивнул на заходящую с Аленкой в хату Лену.
— Степа, Алена пригласила ее. Я даже ничего не успел сказать. Ну что бы я ответил: нет, нельзя? — досадно вымолвил Володя, понимая, что он оправдывается перед сыном. — Я поговорю с Аленой, чтобы больше такого не было.
После ужина, когда Лена вызвалась помыть посуду, Володя аккуратно отнял у нее тарелку и твердо сказал:
— Оставь, не нужно. Степан утром сам помоет, лечь хочу, устал очень.
— Хорошо, тогда, может, проводишь меня? — Лена нежно посмотрела на Володю.
— Ни к чему это, Лена, о нас уже и так бог весть что болтают в деревне. Прошу тебя: иди домой и не приходи больше к нам. Ни к чему это не приведет. Никогда. Не теряй драгоценного времени.
— Так и пусть болтают, —
словно не услышав последней просьбы, прозвучавшей из уст Володи, сказала Лена. — Ты одинокий, я тоже: никому не изменяем. Путь болтают, — повторила она.
— Лена, я только внешне одинокий. Мое сердце давно и прочно занято.
Он хотел было добавить: «И пока оно бьется — будет помнить только ее». Но не стал. Потому что понимал — Лена разозлится, обидится, начнет уговаривать. А ему не хотелось ни ее слез, ни своих попыток оправдаться. Слишком устал, слишком болела душа.
— Володя, твоя жена умерла и никогда не вернется и…
— Хватит, Лена, — перебил Володя, на этот раз жестко. — Иди домой.
— Хорошо, я уйду, — глотая все-таки подкатившиеся, как ни сдерживала, слезы, пообещала Лена. — Но у меня к тебе есть одна просьба. Ты же видишь: на деревне есть либо женатые мужики — для них я лишь утеха, а я не хочу этого, и никогда не стану такой. Либо молодые парни. Перестарок я для них. Прошу тебя, помоги мне!
Лена схватила Володю за руку:
— Дай хоть ребеночка родить от тебя, — прошептала она и с надеждой посмотрена на Бурняева.
— Нет! — резко и сразу, ни секунды не раздумывая, ответил Володя, отняв у нее руку. — Ребенок — это связь крепче чем кольцо на пальце.
Володя очень хорошо помнил, сколько раз он хотел уйти от Зины, но его останавливали только дети.
— Поняла тебя, — опустила голову Лена. — Прости…
Фельдшер, тяжело ступая, пошла до своей хаты.
— Пап, — глядя вслед удаляющейся Лене, обратилась к отцу Аленка. — А я бы хотела, чтобы тетя Лена с нами жила.
— А я бы нет! — заорал Степа.
— Степан! — остановил отец сына.
— Я хочу, чтобы с нами жила Серафима Андревна, а не эта, — кивнул в сторону удаляющейся Лены Степа.
— Сынок, я давно собирался тебе сказать. Да все как-то… Серафима Андреевна вышла замуж и ждет ребенка.
— Откуда ты знаешь? — ошарашенно спросил Степа.
— Николай Евсеев сказал.
— Где они живут?
— Не знаю. Я спрошу у дяди Коли.
— Я поеду к ним, — выкрикнул Степка.
Он выпрямился, как солдат, готовый к бою, и в глазах его Володя вдруг увидел ту самую решимость, которая была в нем самом, когда он впервые решил искать Серафиму.
— И я поеду. Можно? — попросила Алена. — Я соскучилась по Верочке. Хоть она мне и не пишет, — грустно добавила девочка.
— Степан, я спрошу у дяди Коли сам, где они живут. Если недалеко, то попрошу кого-нибудь из шоферов отвезти вас повидаться. Сам я не могу сейчас.
…Но Евсеев, устав смотреть на муки друга, не зная, что Володя собирается спросить у него, где нынче живет Серафима Андреевна, сам не выдержал постоянных терзаний и сознался в содеянном. Будь, что будет!
В то утро он подошел к Бурняеву с опущенной головой:
— Соврал я, Вовка, — сообщил он без предисловия, пряча глаза.
— Ты о чем? — не понял Володя.
— Про Серафиму…
— Что именно соврал? Зачем? — Володе хотелось схватить Николая за грудки и вытряхнуть из него его хлипкую душу. — Она не замужем? Не беременная?
— Все соврал. Ничего о ней не знаю. Нет ее в Шухово. Не видел я ее. Вор я, понимаешь, Вовка? Мешок зерна украл в прошлом году. Повезло мне в тот день. Неучтенный мешок. Не знаю, как так вышло. Лишний. Три дня его прятал: не знал, как утащить. Мы ж тогда с Варькой десять поросят взяли, а тут мешок зерна на голову свалился. Да я уж потом и сам не рад был. Обошлись бы мы без него. Пожадничал я, Вовка, на колхозное добро позарился, а ты пострадал за мою жадность. Понимаешь, не я пострадал, а ты. Увидал Игнат тогда да прищучил меня, а таперича вот стребовал долг-то. Шелку его сестре захотелось.
— Какого шелку? — не понял Володя. — Так это он тебя?
Тут все встало на свои места. Подлая игра, в которую его втянули. Игнат, зная точно, что Володя не поедет туда, где по его словам Серафима уже не одинока, пошел напролом. Ради сестры…
А Коля?.. Он просто испугался, как когда-то испугался сам Володя — только не за себя, а за своих.
«Больно это, — подумал Владимир. — Когда за тебя решают, не оставляя выбора!»
Ему вдруг стало по-человечески жаль Евсеева.
— Да, это он меня заставил, Игнат, — ответил Коля, — прости, Вовка! Если сможешь…
Володя без слов решительно поднялся и пошел к Игнату.
Николай опустил голову и зарыдал.
«Как жа мои без меня-то? Как жа таперича? Посадят!»
… — Игнат, оставь Евсеева в покое. Давно было! Обошелся колхоз без того зерна! Не люблю я твою сестру, понимаешь? И никогда не буду с ней. Даже если Серафима Андреевна действительно замужем и родила ребенка. Никто мне не нужен. Пойми! Не заменить ее. Нет у Ленки шансов. Игнат, опомнись. Не поможешь ты Ленке. Вы меня забыли спросить, а я вам не кукла безмолвная. Пусть Ленка уезжает отсюда, в город, там мужиков побольше. Она хорошая баба, да только не моя.
Сказал, развернулся и ушел.
Игнат готов был кинуться на Вовку с кулаками, но понимал, что это не Николай Евсеев, которого можно было припугнуть. Вовку пугать нечем и уговаривать бессмысленно. Все!
#деревенскаяжизнь #деревенскаяпроза #деревня #любовныйроман #женскаядоля
Татьяна Алимова
Все части здесь⬇️⬇️⬇️
Рекомендую к прочтению мою новую повесть ⬇️⬇️⬇️