Я смотрю на Виктора, склонившегося над учебником физики. Он терпеливо объясняет нашему старшему сыну Диме какие-то формулы. Дима морщит лоб, пытаясь понять. Они так похожи в эти моменты — одинаковая сосредоточенность, одинаковый жест, когда поправляют очки. Только Дима высокий и стройный, с густыми темными волосами. А Виктор... низенький, с намечающейся лысиной и животом, который не уменьшается, сколько бы диет я ему ни навязывала.
Я отворачиваюсь и иду на кухню. Мне невыносимо смотреть на эту идиллию. Невыносимо осознавать, что мой муж учит не своего ребенка. Что ни один из троих наших сыновей не несет его генов.
***
Пятнадцать лет назад я не планировала выходить замуж за Виктора. Да что там — я вообще его не замечала. Он был тем самым парнем с физического факультета, который вечно сидел в библиотеке. Тихий, неприметный, в нелепых очках. Я изучала журналистику, любила шумные вечеринки и встречалась с Максимом — капитаном университетской баскетбольной команды.
А потом появились две полоски на тесте. Максим исчез из моей жизни так стремительно, будто его никогда и не было. Родители отреагировали ожидаемо: «Решай свои проблемы сама, мы тебя предупреждали».
Заканчивался первый месяц беременности, когда заметила, как Виктор смотрит на меня в столовой. В его взгляде читалось такое неприкрытое восхищение, что мне стало смешно. И страшно. Потому что я понимала — времени у меня мало. Скоро живот станет заметен, и тогда прощай учеба, прощай нормальная жизнь.
Соблазнить его оказалось до смешного просто. Достаточно было сесть рядом в библиотеке, попросить помочь с каким-то рефератом, а потом пригласить на кофе в благодарность. Он краснел, бледнел, запинался. Через неделю я уже была у него дома, а через месяц сообщила о беременности.
— Это... это мой ребенок? — спросил он тогда, и в его голосе было столько надежды, что мне стало не по себе.
Я кивнула, проглотив комок в горле. Первая большая ложь, которая определила всю мою дальнейшую жизнь.
Виктор преобразился. Он устроился на подработку, снял для нас квартиру получше, окружил заботой. Когда родился Дима, он плакал от счастья, держа его на руках. А я смотрела на своего сына — точную копию Максима — и молилась, чтобы Виктор не заметил этого сходства.
Он не заметил. Или не захотел замечать.
***
— Мам, я в магазин, — в кухню заглядывает средний, Кирилл. Двенадцать лет, светловолосый, с ямочками на щеках. Копия своего отца, Андрея. — Тебе что-нибудь нужно?
— Возьми хлеба и молока, — отвечаю я, стараясь не смотреть ему в глаза.
Андрей появился в моей жизни, когда Диме было пять. Виктор с головой ушел в свои научные исследования, получил грант, начал много зарабатывать. А я чувствовала себя домохозяйкой в золотой клетке. Молодой, красивой и совершенно несчастной.
Андрей был архитектором, работал над проектом дома по соседству. Мы познакомились случайно — я выгуливала Диму в парке, он делал какие-то замеры. Слово за слово, улыбка за улыбкой.
Наш роман длился полгода. Я собиралась уйти от Виктора, забрать Диму и начать новую жизнь. Андрей знал, что я замужем, но не знал про ребенка — я боялась его спугнуть. Планировала рассказать, когда всё будет решено.
Не успела. Андрей разбился на мотоцикле в дождливый октябрьский вечер. А через две недели я узнала, что снова беременна.
Виктор был счастлив. «Еще один сын!» — повторял он, гладя мой живот. Я плакала ночами, но не от горя по Андрею, а от страха. Что будет, если второй ребенок окажется совсем не похож на мужа?
Кирилл родился светловолосым, с голубыми глазами. Виктор с гордостью говорил всем, что мальчик пошел в его бабушку. Я молчала.
***
— Мама, смотри, что я нарисовал! — младший, шестилетний Костя, протягивает мне лист бумаги. На нем изображена наша семья: пять человечков держатся за руки. Самый маленький — это он, рядом два брата, потом я и Виктор. Над рисунком кривыми буквами выведено: «Моя семя».
— Очень красиво, милый, — я целую его в макушку, вдыхая запах детского шампуня.
Костя — результат моей последней измены. Короткой, бессмысленной, случившейся на корпоративе мужа. Молодой коллега Виктора, выпивка, темный кабинет. Я даже имени его не запомнила. Просто хотела почувствовать себя желанной, а не приложением к гениальному ученому.
Когда я поняла, что беременна в третий раз, то хотела сделать аборт. Но Виктор узнал о беременности раньше, чем я решилась. Он был так счастлив, что я не смогла.
***
Вечером, когда дети уже спят, мы с Виктором сидим в гостиной. Он что-то читает на планшете, периодически делая заметки в блокноте. Я смотрю в телевизор, не воспринимая происходящего на экране.
— Знаешь, Дима сегодня получил пятерку по физике, — говорит Виктор, не отрываясь от планшета. — Я горжусь им. У него настоящий талант.
— Да, он умный мальчик, — отвечаю я механически.
— В кого бы это? — Виктор улыбается, поднимая на меня взгляд. — Явно не в тебя, ты же гуманитарий до мозга костей.
Я чувствую, как внутри всё сжимается. Он шутит, но каждая такая шутка — как удар ножом.
— Виктор, — слова вырываются прежде, чем я успеваю их обдумать, — ты никогда не замечал, что наши дети совсем не похожи на тебя?
Он откладывает планшет и смотрит на меня долгим взглядом. В комнате становится так тихо, что я слышу тиканье часов на стене.
— К чему этот вопрос? — его голос звучит ровно, но я вижу, как напряглись его плечи.
— Просто... они все такие разные. И ни один не похож на тебя.
Виктор снимает очки и протирает их краем футболки — жест, который он делает, когда нервничает.
— Дима унаследовал мой аналитический склад ума. Кирилл — мою любовь к точности и деталям. А Костя... он еще маленький, но уже проявляет интерес к науке. Генетика — сложная штука, Лена. Не всё передается через внешность.
Я киваю, чувствуя облегчение и разочарование одновременно. Часть меня хочет, чтобы он догадался. Чтобы задал прямой вопрос. Чтобы я могла наконец сбросить с себя этот груз.
Но другая часть в ужасе от одной мысли о том, что будет, если правда выплывет наружу.
***
На следующий день я встречаю Диму из школы. Ему пятнадцать, он уже стесняется, когда я прихожу за ним, но сегодня у него болит горло, и я настояла.
— Мам, я не маленький, — бурчит он, когда мы идем по улице.
— Знаю, — я улыбаюсь. — Просто соскучилась.
Дима закатывает глаза, но я вижу, что ему приятно. Он так похож на Максима — те же черты лица, та же походка. Иногда я ловлю себя на мысли, что ищу его отца в толпе. Что было бы, если бы он не сбежал тогда? Была бы я счастливее?
— Пап сказал, что поможет мне с проектом по физике, — говорит Дима, пиная камешек на дороге. — Мы хотим сделать что-то крутое для научной выставки.
— Это замечательно, — я стараюсь, чтобы голос звучал искренне.
— Он лучший, правда? — Дима смотрит на меня с таким восхищением. — Мне все в школе завидуют, что у меня такой умный отец.
Я молча киваю, не доверяя своему голосу.
***
Вечером, когда Виктор возвращается с работы, я замечаю, что он какой-то задумчивый. Молча ужинает, отвечает односложно. Дети не замечают — Дима увлеченно рассказывает о школьных новостях, Кирилл спорит с Костей из-за какой-то игрушки.
Обычная семейная сцена. Только в глазах Виктора что-то новое, чего я раньше не видела. Или не хотела видеть.
Когда дети расходятся по своим комнатам, он помогает мне убрать со стола.
— Лена, — говорит он, ставя тарелки в посудомойку, — я думал о твоем вчерашнем вопросе.
Я замираю, чувствуя, как холодеет спина.
— О каком?
— О том, почему дети не похожи на меня.
Я пытаюсь рассмеяться, но выходит нервно и фальшиво.
— Это была глупость, забудь.
— Нет, — он качает головой. — Это не глупость. Я тоже об этом думал. Много раз.
Я опускаюсь на стул, ноги не держат меня. Вот он, момент истины, которого я боялась и ждала все эти годы.
— И... что ты думаешь? — мой голос звучит чужим.
Виктор садится напротив меня. Его лицо спокойно, но глаза... в них столько боли, что мне становится трудно дышать.
— Я думаю, что это не имеет значения.
— Что? — я не верю своим ушам.
— Я сказал, что это не имеет значения, — повторяет он тихо. — Я их отец. Я был рядом, когда они делали первые шаги. Я учил их кататься на велосипеде. Я сидел с ними ночами, когда они болели. Я люблю их. И они любят меня.
— Виктор... — я не знаю, что сказать. Слезы текут по моим щекам.
— Я не дурак, Лена, — он смотрит мне прямо в глаза. — Я ученый. Я понимаю генетику. Я видел, как Дима растет точной копией того баскетболиста, с которым ты встречалась до меня. Я замечал, как ты вздрагиваешь каждый раз, когда кто-то говорит о сходстве Кирилла с моей несуществующей бабушкой. Я видел твое лицо, когда ты смотрела на коллегу, который приходил к нам на ужин перед рождением Кости.
Я закрываю лицо руками. Мне хочется провалиться сквозь землю.
— Почему... почему ты ничего не сказал?
— А что бы это изменило? — он пожимает плечами. — Я люблю тебя, Лена. Всегда любил. Даже когда понимал, что ты со мной не из-за любви. Даже когда догадывался, что ты мне изменяешь. Я надеялся, что со временем ты тоже полюбишь меня. Что наша семья, наши дети сделают тебя счастливой.
— Прости меня, — шепчу я сквозь слезы. — Прости за всё.
— Я не хочу твоих извинений, — его голос становится жестче. — Я хочу знать только одно: ты собираешься рассказать детям?
Я поднимаю голову, ошеломленная этим вопросом.
— Нет! Конечно, нет! Они... они не должны знать.
— Хорошо, — Виктор кивает. — Потому что я не позволю тебе разрушить их жизнь из-за твоего чувства вины. Они мои сыновья. Во всем, кроме биологии.
***
Следующие дни проходят в странном оцепенении. Мы с Виктором продолжаем жить как обычно — завтракаем вместе, обсуждаем школьные дела детей, смотрим вечером телевизор. Но между нами теперь стена из невысказанных слов и чувств.
Я наблюдаю за ним с детьми. За тем, как терпеливо он объясняет Диме сложные формулы. Как мастерит с Кириллом модель самолета. Как читает Косте перед сном, делая смешные голоса для разных персонажей.
И впервые за все эти годы я вижу его — по-настоящему вижу. Не нелепого ботаника, за которого я вышла от безысходности. Не удобного мужа, который обеспечивает комфортную жизнь. А человека, который любит наших детей сильнее, чем я когда-либо могла представить.
Человека, который оказался в тысячу раз лучше, чем все мужчины, с которыми я изменяла ему.
В субботу, когда дети уходят гулять, мы остаемся вдвоем. Виктор сидит за компьютером, работает над какой-то статьей. Я подхожу к нему сзади, кладу руки на его плечи.
— Что будет дальше? — спрашиваю я тихо.
Он откидывается на спинку кресла, но не поворачивается ко мне.
— А что ты хочешь, чтобы было?
— Я не знаю, — честно отвечаю я. — Я не знаю, можем ли мы продолжать так жить. После того, как всё выяснилось.
— Ничего не выяснилось, Лена, — он наконец поворачивается. — Я всегда знал. Просто теперь знаешь и ты, что я знаю.
— И ты... ты не ненавидишь меня?
— Было бы проще, если бы ненавидел, — он грустно улыбается. — Но я не могу. Ты мать моих детей.
— Они не твои, — слова вырываются прежде, чем я успеваю подумать.
Его лицо каменеет.
— Повтори это еще раз, и я подам на развод. И поверь, суд будет на моей стороне. Особенно когда я расскажу, что ты обманом заставила меня воспитывать чужих детей.
Я отшатываюсь, пораженная этой внезапной жесткостью.
— Ты не сделаешь этого. Ты любишь их.
— Именно поэтому я и сделаю всё, чтобы они остались со мной, а не с женщиной, которая пятнадцать лет лгала им и мне.
Мы смотрим друг на друга, и я понимаю, что он не блефует. Этот тихий, неприметный человек, которого я считала слабым, готов бороться за наших детей до конца.
— Я не хочу развода, — говорю я тихо. — Я хочу, чтобы мы попытались... начать заново.
— Зачем? — он смотрит на меня с недоверием. — Ты никогда не любила меня. Я вызываю у тебя только жалость и отвращение.
Я вздрагиваю, услышав свои собственные мысли из его уст.
— Это неправда, — лгу я, и мы оба это знаем.
***
Вечером мы сидим с детьми в гостиной, смотрим какой-то семейный фильм. Дима и Кирилл спорят о сюжете, Костя уже задремал, положив голову мне на колени. Виктор сидит в кресле, немного в стороне от нас.
Я смотрю на наших сыновей — таких разных, таких непохожих друг на друга. И на мужа, который любит их, несмотря ни на что.
Я думаю о том, что никогда не смогу искренне полюбить Виктора так, как он того заслуживает. Что всегда буду видеть в нем человека, которого использовала. Что наш брак построен на лжи и никогда не станет по-настоящему счастливым.
Но я также понимаю, что не могу разрушить эту семью. Не могу отнять у детей отца, который любит их больше, чем их биологические отцы когда-либо могли бы. Не могу признаться им в своем предательстве.
Поэтому я буду молчать. Буду играть роль любящей жены и матери. Буду жить с этой тяжестью до конца своих дней.
Потому что иногда молчание — единственный способ не причинить еще больше боли тем, кого ты любишь. Даже если эта любовь искалечена ложью и предательством.
Виктор ловит мой взгляд и слегка кивает, словно читая мои мысли. Мы заключили безмолвный договор. Ради детей. Ради семьи, которая никогда не была настоящей, но стала единственной реальностью, которую мы знаем.
И, может быть, со временем я научусь видеть в нем не того, кого я обманула, а человека, который оказался сильнее и благороднее, чем все мужчины в моей жизни вместе взятые.
Может быть. Когда-нибудь. Но не сейчас.