Текст написан в рамках проекта «Архивы памяти 1941–1945»
Продолжаю публикацию воспоминаний моей мамы о войне. Начало тут:
В тексте минимальное количество стилистических правок, в основном записано дословно со слов мамы. Фотографии и документы из семейного архива.
ЧАСТЬ 2
Нас посадили в машину, где было ещё три семьи, места почти не было. С заднего борта было более-менее свободно. Там лежали мешки, их подвинули и осталась полоска как раз. И мы там примостились на этом пустом пространстве. Поехали в Каховку, ехали всю ночь, ночевали в пути. Эти семьи – жёны начальников и дети – не дали нам места в машине, и мы остались на земле. Водитель выругался на них и вытащил из машины что-то похожее на коврик.
Приехали в Каховку и доехали до того места, где должны переплывать через Днепр. Вся правая сторона Днепра (крутая) была заполнена тьмой людей. Земли не было видно. Сопровождающий офицер стал искать выход из положения. Нашёл лётчиков, которые стояли первыми, и им нужна была машина. Этот офицер дал им машину на один час, а за это пристроил своих пассажиров (нас) в очередь к ним. А буксир с баржей плохо ходил. Наконец вернулась машина, и всех посадили на баржу. Всё забито людьми и машинами. А механик, который управлял буксиром, никак не отправлял баржу. А она уже битком. И в конце концов из одной из военных машин вышел офицер и подошёл к этому механику и что-то ему говорил. И тогда наконец поплыли «под дулом пистолета». Через 20 минут появились два бомбардировщика. Кто-то сказал: «Если б мы были на берегу, то могли бы спрятаться». Баржа быстро причалила, все люди и машины быстро стали сгружаться на просёлочную дорогу к лесу. В это время на том берегу началась бомбёжка, а в лесу стояли воинские части. Вдоль дороги были кусты и болотистый кювет. Все стали туда прятаться. Тут я увидела столб дыма чёрно-багрового цвета «до неба». Это было то место с людьми на том берегу.
После этого сели на машину и поехали через поля неубранной пшеницы. А вдоль дорог гнали стада коров и свиней. Свиньи плохо шли, некоторые падали. А коровы мычали, у них были полные вымя молока.
Приехали в Мелитополь
Вокзальный рынок: богатый урожай, овощей и фруктов – вся палитра. Но ничего не купили.
Дальше доехали до станции Святогорская. До Банного ходила конка (узкоколейка). В Банном пошли к знакомым учителям. Остановились у Александры Гавриловны (дочь у неё Сталина, почти моя ровесница). Прожили у них два месяца. Отец туда передал аттестат (денежный аттестат семьям военнослужащих РККА), две сусликовые шубы и детское одеяло. Передал с помощью одного капитана, который ехал в сторону Святогорска с заданием.
В течение этих двух месяцев мама работала в школе, читала географию. А меня в школу не взяли, так как мне было 7 лет (в школу тогда шли с 8 лет), и устроили меня в детский сад. Дети играли в войну, а я учила их делать окопы.
Все мужья учителей были в армии. Учительница Ольга Ефимовна Журба была из Краснодара Она всех увлекла ехать в Краснодар, так как немцы уже подошли к Донбассу.
Поехали в Краснодар. Там были друзья родителей, с которыми ещё на границе вместе работали и дружили. Семья Морозовых, он был комиссаром и Миловацкие. Мы там пробыли приблизительно две недели, когда прибежала Морозова и сказала: «Ростов немцы взяли! Горцы спустятся с гор и нас зарежут!»
Решили ехать дальше. Через пару дней должен быть поезд. В поезд не пускали, стояли часовые. Морозова нашла какую-то возможность попасть на этот поезд, но так и не пришла в этот день. А мы никак не могли остаться. Мама изобразила беременную (повесила на шею свою сумку с документами и спрятала её под шубу) и подошла к часовому и уговаривала его. А дело в том, что в этом поезде ехали партийные работники, которых эвакуировали из западных областей, поэтому в поезд никого не пускали. Что она ему говорила, этому солдатику, я не знаю. Но солдат долго мялся, и в конце концов сказал была-не-была и пропустил. И сперва велел нам стоять в тамбуре. Потом уже чуть позже, когда поехали, нас пропустили в вагон. И рядом ехали четверо мужчин, которые (как мне мама потом сказала) были из одесского горкома партии. Так доехали мы до Сталинграда.
Эти мужчины, с которыми мы ехали, не бросили нас в Сталинграде. Нам надо было попасть на пароход до Куйбышева. А там толпы народа, и билетов нет. У этих мужчин были деньги, они дали их маме, чтобы она как-то попробовала купить билеты на пароход. Мама долго пыталась найти способы, в конце концов от кого-то она узнала, что можно через комнату матери и ребёнка купить билеты на пароход. Там была медсестра. А маме надо было купить 5 билетов. Что мама там ей рассказывала, то ли про кучу детей, то ли что ещё, но кроме того она дала этой медсестре деньги. И эта медсестра пошла и купила билеты.
Посадка на пароход была в жуткой давке. Я даже закричала от страха. И мужчины стали пробиваться, держа меня на руках над толпой, а я всё время боялась, что ногами кого-то задену по голове. На теплоходе нам дали не просто каюту, а типа люкс, с диванами – на одном диване расположились мужчины, на другом мы с мамой.
Из Сталинграда доехали по Волге до Куйбышева. В Куйбышеве все разошлись. Припортовая площадь небольшая. Я тогда впервые увидела маленького гружёного ишака. На тоненьких-тоненьких ножках, и сзади у него гигантская такая телега, нагруженная какими-то мешками доверху. И я помню, прямо в ужасе на него смотрю и говорю: «Мама, он, наверное, сейчас упадёт, разве может такой маленький тащить такой большой груз!». И мне тогда объяснили, что это ишак, что это такое животное, которое может, и я тогда успокоилась. Уже был мороз. Но у нас были те самые шубки, которые передал папа. Когда ехали на поезде проезжали столб «Европа-Азия», и все в вагоне говорили, что надо смотреть в окна, сейчас будет столб. Почему ехали именно в Челябинск? У мамы была подруга детства, у которой была сестра Галя, она была замужем за военным и жила в Челябинске. И когда стало понятно, что Донбасс будет оккупирован, а в оккупации нам оставаться нельзя, подруга дала маме адрес своей сестры.
Приехали в Челябинск. Уже был ноябрь месяц.
В Челябинске стали искать эту Галю, сестру маминой подруги. Нашли в военном городке под Челябинском. У них была маленькая однокомнатная квартира. Был сын, мальчик лет пяти. Этот мальчик как-то ночью начал капризничать и просить у мамы хлеб с вареньем. Она пыталась его уговаривать, чтобы спал, чтобы не шумел, но он не слушался. И тогда она дала ему хлеб с вареньем. А я не спала и слышала всё. И этот запах хлеба и варенья… Это было испытание…Мы у них жили около недели, спали на полу. Оставлять нас дольше не имели права, через военкомат муж Гали нашёл жильё на окраине Челябинска. Дом был неплохой – русская изба с сенями и двумя входами, пятистенок. Большая комната, разделённая на две части, посередине печь. Жила там женщина пожилая с внуком и со снохой, а сын был в армии. Женщина была высокая, статная. И вот они спали с одной стороны печки, а с другой стороны было места поменьше, и там в углу стояла кровать, и вот нас туда поселили. Снега было много, а туалет далеко. К хозяевам приходил часто кум, однажды этот кум пришёл в дом с цыганкой с обмороженным лицом. Её обогрели, а она погадала маме. И сказала: «А твой прибьётся скоро, ты жди». Мама ещё удивилась, мол откуда он может прибиться? А хозяйка говорит: «А мне?». А цыганка ответила: «А тебе нечего гадать, твоего уже давно нету». Через две недели рано утром опять приходит кум. Открывает дверь, а из-за его плеча видна шапка и часть лица. Приехал папа. В Барнауле формировали дивизию, в которой служил папа, и перед отправкой на фронт у него было два дня, вот он и заскочил к нам. Москву к тому времени уже отбили, и он написал нам вызовы в разные города, в том числе в Сталинград.
Это был конец февраля 1942 года.
В Челябинске мы питались в столовой, к которой были прикреплены. Я впервые там увидела омлет из яичного порошка, но не пробовала его. Нам там давали суп – похлёбку с макаронами, такими серыми, страшными, это мы ели с трудом. До мая мама не работала. А в мае 1942 года мама решила, что надо возвращаться. Раз Москву отбили, значит война скоро кончится. На Донбасс пока нельзя, поэтому в Сталинград, так как там была тётя Мура Свечиревская. Муж её (инженер) погиб в первые дни войны. Она нас пристроила на июнь и июль. Уже было тревожно. Немцы приближались к городу. Но бомбёжек не было, и не было голода. Поездов тоже не было. И не было приказа Сталина эвакуировать население через Волгу. Это был август 1942 года. А маме то ли кто-то подсказал, то ли она сама додумалась пойти в ГОРОНО (возможно тогда это учреждение называлось по-другому, мама не помнит, а мне не удалось найти информацию), потому что скоро учебный год, а она учитель. Там ей сказали, что это хорошо, будем иметь Вас в виду, но сейчас очень важно другое - на том берегу не хватает людей, чтобы собирать урожай. Согласны ли Вы туда поехать. Она конечно согласилась. И вот благодаря этому мы успели перебраться на ту сторону Волги. Через Волгу перебрались благополучно на небольшом пароходе. На первые две ночи нас устроила тётя Мура (тётя Мура была очень предприимчивая). Там хозяйка была молодая красивая женщина, очень хорошая. Накормила нас распаренной пшеничной кашей очень вкусной. Жалко было с ней расставаться. Потом мы переместились в какое-то поселение. Бомбёжки уже были слышны. Было уже видно багровое от огня небо Сталинграда, там всё горело.