Меня зовут Алексей Волков. По документам – старший научный сотрудник Института темпоральных исследований.
Вы можете верить или не верить мне, но я должен рассказать, что я видел.
Мы не путешествуем во времени в привычном смысле. Мы проникали в «ветви» реальности, в альтернативные исходы ключевых исторических событий при помощи симуляции мощного ИИ. Каждая «ветвь» – это мир, родившийся из одного-единственного «если».
Моя специализация – Вторая Мировая. Я видел падение Берлина под натиском союзников бесчисленное количество раз, с разных ракурсов, в разных микро-вариациях. Но сегодня задача была иной. Самой страшной из всех.
Предстояло провести самое сложное вычисление.
В брифинговой комнате пахло стерильностью и нервами. Генерал Марков, суровый, как скала, ткнул указкой в тускло светящуюся схему ветвления реальностей.
«Ветвь 7-Дельта, кодовое имя «Аше» – «Пепел», – его голос был ровным, но я уловил в нем скрытое напряжение. – Точка расхождения – лето 1940-го.
Операция «Морской Лев» успешна. Британия сломлена к зиме. США не вступают в войну до 43-го, слишком поздно и неэффективно. Восточный фронт… – Марков помолчал.
– Завязли, перемололи друг друга, но к 46-му Рейх установил контроль до Урала. Ядерная программа Германии, хоть и с опозданием, но принесла плоды к началу 50-х. Паритета не возникло. Мир… другой».
«Аше». Пепел. Подходящее название. Внутри все сжалось. Я знал историю своей ветви. Знал цену нашей победы. Теперь мне предстояло увидеть цену их победы.
«Ваша задача, Волков, – стандартная. Наблюдение. Сбор данных о социально-политической структуре, технологическом уровне, общем состоянии мира. Точка входа – Берлин, столица Великогерманского Рейха. Время – май 2025 года. Период пребывания – 72 часа. Никаких контактов, никакого вмешательства. Вы – невидимка, тень».
Инструктаж был коротким. Мы знали риски. Нестабильность «прыжка», возможность невозврата, парадоксы. Но самым страшным был сам мир, куда меня отправляли.
Дезориентация после «прыжка» всегда была мерзкой. Мир схлопывается в точку, потом взрывается калейдоскопом ощущений. Секунды растягиваются в вечность. Когда зрение сфокусировалось, я стоял в тени гигантского, монолитного здания из темного гранита. Воздух был тяжелым, с привкусом угля и озона. Небо – мутно-серое, словно подернутое вечной дымкой.
2025 год. 92-годовщина господства третьего рейха
Берлин. Столица победившего Рейха. Первое, что бросилось в глаза – архитектура. Это был оживший кошмар Альберта Шпеера. Громады зданий, подавляющие своей массой, циклопические арки, бесконечные колоннады. Все было рассчитано на то, чтобы человек чувствовал себя ничтожеством перед мощью государства.
Знакомые очертания Рейхстага угадывались в основе исполинского «Зала Народа», увенчанного гигантским орлом со свастикой в когтях, только орел этот был из черного металла и смотрел на восток с хищным спокойствием.
Улицы были широкими, идеально чистыми, но почти безлюдными для такого мегаполиса. Редкие прохожие двигались размеренно, почти синхронно. Мужчины – в строгих, функциональных костюмах серого или черного цвета. Была в этом какая-то холодная эстетика. Но я не поклонник таких тонов, поэтому мне сразу стало не по себе.
Женщины – в платьях простого кроя, сдержанных расцветок. Никаких ярких пятен, никакой индивидуальности. Лица – непроницаемые маски. Усталые, настороженные глаза. Они не смотрели друг на друга, только перед собой.
Транспорт был в основном электрическим – бесшумные, обтекаемые автомобили государственной марки «Adler» скользили по выделенным полосам. Над головой время от времени проплывали огромные дирижабли-цеппелины с развевающимися знаменами Рейха – не столько транспорт, сколько инструмент пропаганды и наблюдения. Повсюду были камеры. Неприметные, встроенные в стены, фонарные столбы, даже в декоративные элементы зданий. И маленькие, юркие дроны, похожие на металлических насекомых, бесшумно барражировали над проспектами. Тотальный контроль.
Я двинулся вдоль одного из проспектов, стараясь не выделяться. Моя одежда – стандартный комплект для «прыжков», неприметный серый комбинезон, который мимикрировал под рабочую униформу низшего звена. Язык… с этим было сложнее. Немецкий я знал хорошо, но акцент мог выдать. Поэтому – молчать.
В воздухе висела тишина. Не та спокойная тишина парка, а напряженная, давящая. Не было слышно смеха, громких разговоров, музыки из окон. Только мерный гул транспорта, редкие объявления из репродукторов на столбах (приказы, лозунги, расписание) и шарканье ног.
На гигантских экранах, встроенных прямо в фасады зданий, транслировалась хроника. Величественные парады, улыбающийся, но уже дряхлый фюрер (или его преемник? Лицо было незнакомым, но типаж тот же – стальной взгляд, жесткая линия подбородка), кадры промышленных гигантов, работающих где-то на восточных территориях, счастливые арийские семьи на фоне идеализированной природы. «Ein Volk, ein Reich, ein Führer!» – гремел голос диктора. Народ, Рейх, Вождь. За восемьдесят лет лозунг не изменился.
Насколько мне удалось понять, победа наступила в 1951 году. Все союзники были побеждены, а страны стали колониями. Лучшие умы человечества работали на Германию, а те, кто отказывался, исчезали бесследно.
Я зашел в небольшой магазин, обозначенный строгой вывеской «Konsum». Внутри – скудный ассортимент. Хлеб, консервы, упакованные овощи, синтетические аналоги мяса и молока. Все стандартизированное, безликое. Никакого импорта, никаких деликатесов. Очередь двигалась молча. Люди расплачивались электронными картами, прикладывая их к сканеру. Наличных денег, похоже, не существовало. Полный цифровой контроль над каждой транзакцией.
Но это, видимо, был рейх для рабочего класса. Чуть позже я узнал, что есть элита, которой можно всё, и живёт она роскошней и размашистей, чем в нашей реальности. Германии принадлежала вся планета. Любое сопротивление подавлялось с колоссальной жестокостью. К 2000 году уже не осталось тех, кто продолжал бороться. Люди смирились и приняли действительность. Многие видели в этом положительные стороны. В этом мире не существовало бездомных и бедных. Все были заняты какой-то работой. Были радости в виде парадов и праздничных выходных.
Выйдя из магазина, я свернул в боковую улицу, надеясь увидеть что-то менее парадное. Здесь дома были ниже, проще, но атмосфера оставалась такой же гнетущей. На стене одного из домов я заметил плакат: изображение стереотипного «врага народа» – изможденного человека с семитскими чертами лица, перечеркнутое красной линией. Подпись гласила:
«Бдительность – твой долг! Сообщай о подозрительном!»
Страх. Он был растворен в самом воздухе этого мира. Страх перед соседом, перед патрулем, перед дроном над головой, перед неосторожным словом. Рейх 2025 года превосходил технологиями наш мир, но это выглядело настолько ужасающе, что никакие "удобства" не решали проблему постоянного беспокойства и страха.
И тут я их увидел.
Колонна людей в одинаковых серых робах, бредущих под конвоем автоматчиков в черной форме СС. Мужчины и женщины, молодые и старые. Их лица были лишены всякого выражения, глаза – пусты. Славянские черты. «Untermenschen». Низшая раса. Их гнали, очевидно, на какие-то работы. Строительство очередного монумента? Работа на подземных заводах? Их жизнь не стоила ничего. Расходный материал для «Великого Рейха».
В моей реальности деды рассказывали об этом. Я читал об этом в книгах, видел в фильмах. Но видеть это воочию… живых людей, низведенных до состояния скота, в 2025 году… Это было другое. Это было физически больно.
Я быстро отвернулся, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Стало понятно, почему центр города казался таким «чистым» и упорядоченным. Все «неарийские» элементы были либо уничтожены, либо согнаны в гетто и рабочие лагеря, скрытые от глаз обывателей. «Жизненное пространство» было завоевано и «очищено». Ценой миллионов жизней.
Насколько я понял. Германия готовилась к какому-то празднику или параду. На огромных экранах мелькали кадры кинохроники.
«Боже! Я смотрел кадры, как Гитлер принимал парад победы в Берлине»...
В течение следующих двух дней я исследовал город, стараясь держаться тени. Я видел Технологический институт имени Геббельса, где разрабатывались новые системы слежения и контроля сознания. Видел стерильные больницы, где практиковалась евгеника. Видел огромные спортивные комплексы, где муштровали идеальных арийских атлетов. Видел молодежь из «Гитлерюгенда» нового поколения – с пустыми, фанатичными глазами, марширующих под барабанный бой.
Американцы, русские, англичане и представители других наций были изображены как люди, разрушающие общество. Их интересовали только алкоголь, еда и ссоры с близкими.
Технологии здесь развивались иначе. Упор был сделан на военную мощь, контроль, пропаганду и тяжелую промышленность. Персональных компьютеров в нашем понимании не было – только терминалы доступа к государственной сети. Космос? Да, были орбитальные платформы, но не для исследований, а для наблюдения и, возможно, размещения оружия. Генетика была поставлена на службу расовой теории. Экология была принесена в жертву индустриализации – смог над городом был тому подтверждением.
Культура была выжжена. Никаких следов модернизма, абстракционизма, джаза, рок-н-ролла. Только монументальное искусство, прославляющее Рейх, героические оперы в вагнеровском духе, патриотические марши. Книги – только одобренные партией. Интернет – жестко цензурируемая государственная сеть «ReichsNet».
Хорошо ухоженные, вылизанные до блеска в кожаных куртках мальчики яростно пели песни о родине, о патриотизме, о том как они любят свою страну и гордятся, что они немцы всему миру назло. Как они победили всех врагов и стали великой нацией. Бесконечные восхваления немецких солдат как воинов света, защищающих свою родину, а потом и целый мир от загнивающего западного влияния.
Мир «Аше» был стабилен. Но это была стабильность кладбища. Мир, построенный на костях, страхе и тотальном подавлении личности. Мир, где победил не просто Гитлер, а сама идея превосходства одной нации над другой, доведенная до абсолюта.
На третий день, когда мое время подходило к концу, я стоял у Бранденбургских ворот. Вернее, у того, что от них осталось – они были встроены в гигантскую триумфальную арку, затмевающую оригинал раз в десять. На вершине все тот же черный орел расправлял крылья.
Я активировал маячок возврата. Голова закружилась. Мир «Аше» начал расплываться, сменяясь знакомой стерильностью лаборатории «Хроноса».
Я сидел в комнате для дебрифинга, глядя на свои дрожащие руки. Марков ждал.
«Ну что, Волков? Каков он, 2025-й по их версии?»
Я поднял на него глаза. У меня встал ком в горле. На глаза навернулись слёзы, когда я заметил за окном плакат "1945-2025", посвящённый Дню Победы над фашизмом в Великой Отечественной войне.
«Он… стабилен, товарищ генерал. Технологически развит в определенных областях. Под полным контролем. Но… – я сглотнул. – Он построен на пепле. На пепле миллионов сожженных жизней, растоптанных культур, убитых надежд. Там нет воздуха, чтобы дышать. Там нет места человеку. Только функции, винтику в машине Рейха».
Я рассказал все, что видел. Монолитную архитектуру, пустые глаза людей, колонны рабов, всепроникающий страх, выжженную культуру.
«Они победили, – закончил я тихо. – Но ценой души. Они построили свой тысячелетний Рейх. И он оказался адом на Земле».
Марков долго молчал, глядя в одну точку. Потом кивнул.
«Спасибо, Волков. Ваши данные бесценны. Они еще раз доказывают, почему наша ветвь истории, со всеми ее трагедиями и ошибками, была единственно верной. Свободны».
Я вышел из лаборатории. Мир вокруг – мой мир, со всеми его проблемами, суетой, несовершенством – показался оглушительно ярким, живым, полным воздуха. Я жадно вдохнул. Никогда прежде я так остро не ценил право просто быть собой, говорить что думаешь, смеяться, спорить, любить, ошибаться. Право быть человеком, а не функцией.
Ветка «Аше» была лишь одной из бесконечного множества. Но знание о том, что она могла существовать, навсегда осталось со мной. Как шрам. Как напоминание о том, как хрупка наша реальность и как важно бороться за тот мир, который мы имеем. Даже если он далек от идеала. Потому что альтернатива – это пепел.
Впервые я понял, что живу в лучшем из миров и что мой дед отдал свою жизнь не зря. Спасибо ему за такой подвиг!
Лайки и подписка помогают развитию канала. Спасибо!