Сергей Попов, лидер известной с 1980-х годов группы АЛИБИ, пишет книгу мемуаров под названием «Бит». Публикуем выдержки из нее. Книга интересна не только личными воспоминаниями Сергея о первых рок-группах, но и тем, как через детали воссоздается атмосфера времени и жизни в СССР, начиная с 60-х годов.
Автор: Сергей Попов. Публикуется с сокращениями.
«Написать хочется не только о рок-н-ролле, которым я электризуюсь уже почти 60 лет, но и о жизни как таковой – о местах, временах и людях.
«Бит». Во-первых, это слово обозначает пульс.
Во-вторых, ритм, а играть я начинал именно в бит, а не рок-группе.
В третьих, бит – это единица информации. И пусть она минимальна, но и моя жизнь – всего лишь одна из миллиардов.
В четвертых, – да, я был неоднократно бит, за дело и без, и битие это только укрепляло мое бытие».
* * *
В тот 1964 год произошло еще два важных события в моей жизни.
Как только у нас появилась радиола «Мелодия» с коротковолновым диапазоном, я, в свои 13 лет, стал постоянным слушателем разных западных «голосов» на русском – «Би-Би-Си», «Голоса Америки», «Немецкой волны», «Радио Франсе» – предпочитая музыкальные передачи.
14 сентября 1964 года, в 11 вечера, я слушал такую программу на «Немецкой волне», и женщина-диктор объявила: «А сейчас ансамбль БИТЛЗ, название песни – по вашему усмотрению». И грянула A Hard Day’s Night. Это было как удар током или высадка марсиан прямо в моей квартире и произвело на меня такое ошеломляющее впечатление, что я запомнил дату, время, радиостанцию и дословно то, что сказала дикторша.
До того я слышал об этой группе, даже видел фото в «Крокодиле», где они сходят по трапу с самолета во время их первого визита в Америку. Но, скорее всего, если и слышал что-то, что принимал за БИТЛЗ, то какое-то подобие их, не очень яркое. А тут – просто вспышка света космического масштаба, которая осветила мне дорогу на всю оставшуюся жизнь.
Сам фильм, которому эта песня дала название, я увидел только через 25 лет.
* * *
С одной стороны, писать эту главу вроде бы не трудно, так как я очень хорошо помню период с осени 1964 по лето 1966.
С другой стороны, плотность событий очень велика и нельзя упустить главное, чтобы картинка того времени была понятна даже на ощупь, как шрифт Бройля.
14 лет – рисковый возраст, в моем варианте – дерзкий, хулиганский и иногда жестокий.
И именно в 14 лет я впервые услышал THE BEATLES и сошел с ума, мне пришлось делить время на школу, улицу и места, где я мог услышать своих кумиров.
Самым близким местом, где это можно было делать, стал мой подъезд, первый этаж, «трешка» семьи Тузиковых: папа, мама, две сестры и старший брат Борис, с которым я дружил. Семья была самой обычной, рабочей, но без мата и с толерантным отношением ко мне, приходящему каждый вечер, чтобы послушать магнитофон – редкий гаджет для рабочей семьи в те годы.
На затертой пленке ТИП-2 были записаны четыре вещи: I Call Your Name, No Reply, Things We Said Today и, кажется, Roll Over Beethoven.
Первая, No Reply, одна из моих любимых до сих пор.
Я поражаюсь терпению этой семьи, ведь почти каждый день им приходилось слушать одно и то же не по одному разу: я уже умел перематывать пленку и клеить уксусом обрывы. Помню, сестры уходили к себе в комнату, мама хлопотала на кухне, отец курил, а Боря сидел рядом, слушая в сотый раз и что-то мастеря за столом.
* * *
Я начал интересоваться электрогитарами и обнаружил, что таковая продается в магазине «Спорттовары» на Центральной, где был отдел культтоваров. И мне тогда было совершенно невдомек, что это гавайская гитара, а не та, которую я видел на фото в руках Джона Леннона; что на ней даже нет ладов, а играть надо слайдом, стальным полированным цилиндром. Но вскоре я этот пробел заполнил.
Во-первых, папа, который работал в ДК «Мир», рассказал, что в духовом оркестре двое музыкантов играют на настоящих электрогитарах, и я напросился к ним на внеклассный прогон репертуара; духовики тогда занимались в 35-й комнате, где впоследствии обретались «Легенда» и «РО-7».
Помню, что в помещении было полутемно, двое ребят старше меня года на 2-3, играли на самодельных электрогитарах-«досках», а усилителем служил большой радиоприемник с зеленым моргающим глазом. Один парень играл, держа ритм и гармонию, второй на этом фоне исполнял соло. Это были как классические инструментальные номера из репертуара The Shadows/The Ventures, так и какие-то советские песни, переложенные на гитары. Я понимал, что играют они не очень, но звук настоящей электрогитары завораживал необычайно – словно это через меня проходил электрический ток, это мое тело вибрировало вместе со струнами!
* * *
А первые «фирменные» гитары я увидел на концерте Эдиты Пьехи в том же ДК. Ну как фирменные – «Музимы» производства ГДР, плюс настоящие усилители – «Регент 30» для гитар и «Регент -60» для баса. Вокал шел через, видимо, самодельные колонки размером с колонки «Симфонии», которую еще не выпускали. И вся эта «мощь» озвучивала зал на 600 человек. И люди слушали. И слышали. И награждали исполнителей овациями.
Чуть про Эдиту. Я сидел на диване в холле перед концертом, когда она прошла мимо. До того я никогда не видел вблизи столь красивых, стильных, ухоженных женщин.
Она была прекрасна, дышала достоинством и искусом одновременно, завораживала взглядом, заставляла своей походкой смотреть ей вслед. Рост 174 см, вес 65 кг– модель по нынешним меркам. Так получилось, что на концерте я сидел в первом ряду, и когда она с микрофоном подошла к краю сцены, неожиданно – и для себя, и тем более для нее – ей подмигнул. До сих пор помню ее удивленное лицо, а потом мимолётную улыбку: мне было 15, и она это, конечно, видела.
* * *
Летом 1965-го, закончив 7-й класс, я в июне съездил к дедушке, а потом на две смены отправился в п/л «Волга». Где-то между этими двумя событиями произошло знакомство с наимоднейшим танцем твист. В это лето я подружился там с ровесниками из соцлагеря, немцем и венгром.
Немец научил нас грязно ругаться по-немецки. А вот с венгром мы много говорили о бит-музыке – так вначале называли рок. Обсуждали британских и американских звезд, и он поведал, что в Венгрии есть настоящие бит-группы; в СССР их на эстраде еще не было, а про первые самодеятельный группы – СОКОЛ, СКОМОРОХИ, МИФЫ – еще никто даже не слышал. Мы договорились, что он пришлет мне пару пластинок, когда будет дома, и он сдержал слово: зимой я получил бандероль с двумя «сорокопятками» группы ATLANTIS, где на одной присутствовала популярная песенка «Wooly Bully» из репертуара Sam the Sham & The Pharaohs, а на второй – великая «Oh, Pretty Woman» Роя Орбисона.
Так у меня появились первые несоветские пластинки в личном владении, у меня не было специальной насадки на проигрывателе для большого отверстия «сорокопяток», но я приспособился слушать и так. Естественно, я знал их наизусть.
* * *
Осень, зима и весна 1965-66 были самыми насыщенными с точки зрения моих попаданий в неприятные и экстремальные ситуации.
Родители решили, что надо предпринять какие-то радикальные усилия, чтобы оторвать меня от улицы. И вознамерились отправить свое неразумное чадо в пионерлагерь «Волга» уже на все лето, на все три смены. Это решение родителей, воплощенное в жизнь из страха за хулиганскую судьбу отпрыска, сыграло большую роль в моей рисковой жизни.
И, пожалуй, с «Волги», с лета 1966 года, начинается сама интересная часть моей жизни, длящаяся до сих пор.
* * *
Лагерь «Волга» – 1966
Должен сказать, что п/л «Волга» был очень спокойным и неконфликтным местом, где отдыхали дети физиков и прочих сотрудников института, в том числе иностранных, плюс ребята из Москвы, родители которых имели какое-то отношение к ядерной физике. И часть вожатых тоже была из москвичей. Не помню ни одной драки или групповой потасовки в лагере из-за чего-нибудь или кого-нибудь – не тот контингент.
Первую смену я помню плохо. Все самое интересное началось во вторую смену, когда приехал мой друг Лешка и появился полноценный первый отряд, который жил в больших брезентовых палатках, и мальчики, и девочки.
Приехали дети из Ташкента, который весной сильно пострадал от землетрясения.
Приехали и москвичи, как пионеры, так и вожатые, и лагерь наполнился.
Ташкентцы рассказывали, как было страшно, когда начали рушиться дома, как появились мародеры и как вскоре прибывшие военные расстреливали их на месте и публично. Весь СССР тогда сочувствовал Узбекистану и весь помогал, чем мог. В лагере эти ребята были окружены повышенным вниманием и заботой, как со стороны персонала, так и со стороны детей.
Дети иностранных сотрудников ОИЯИ привезли модные пластинки, которые мы слушали в радиоузле, и сексуальную раскрепощенность в виде журналов с полуобнаженными девушками.
Москвичи привезли моду на новый танец мэдисон и кожаные куртки.
А один вожатый из Москвы по имени Володя привез настоящую, не самодельную, электрогитару – «Музима Элгита».
На меня это лакированный, блестящий хромом на потенциометрах и светящийся благородной медью на ладах инструмент произвел огромное впечатление: я смотрел на него, как смотрела бы модница на перстень с бриллиантом в ювелирном магазине, о котором она мечтала, но не могла купить.
Мало того: Володя умел играть на ней аккорды в последовательности, похожей на гармонии песен BEATLES, и я изводил его просьбами сделать это снова и снова.
Я не умел играть на гитаре, а в 1-м отряде, где я числился, была одна семиструнка со звукоснимателем, принадлежавшая москвичу Саше, с которым я подружился, и одна обычная. Думаю, в ту смену вторую я держал в руках и пытался извлечь из нее какие-то звуки чаще, чем хозяин.
Пока я, возбужденный видом и звуком «Элгиты», которую иногда включали через радиолу или кинаповский усилитель, пытался освоить гитару – причем, никто меня этому не учил – Лешка пытался навязать пионерам «тридцатовские» порядки. Задирал, дерзил, подбивал на драку, претендовал на вкусненькое, привезенное чужими родителями. Я же сразу дал ему понять, что если он затеет бузу, я его не поддержу, что бытовавшая тогда на улицах Дубны аксиома, что «тридцатовские всегда били институтских» здесь не работает. В итоге мой буйный кореш угомонился, и если и не принимал активного участия в жизни лагеря, то и не мешал.
А я принимал.
Но самыми главными событиями 2-й смены в «Волге» стало мое знакомство с Сашей Негановым, будущим барабанщиком бит-группы ФОБОС, где мы вместе играли в 1967-70 годах, долгожданное приобщение к игре на гитаре и мое первое публичное выступление.
Видимо, я таки достал Володю, и он дал мне первые уроки. Но не на обычной гитаре, а на басу! Самодеятельным образом образовался коллектив из моего папы, Володи и Саши Неганова, они хотели в составе аккордеон, электрогитара и малый барабан с тарелкой выучить несколько инструментальных композиций и устроить танцевальный вечер для 1 и 2 отрядов. Мне же вручили Сашину акустическую гитару с пришпиленным к деке звукоснимателем и толстыми струнами и научили самым простым, обезьяньим способом, как зажимать на нужном ладу струну и извлекать звук. Причём, не объясняя, как называется нота, как вести счет тактам и прочие важные, вроде бы, вещи. Все, что я успел за несколько дней, имея за спиной ноль музыкальных знаний – это выучить басовую партию модного танца мэдисон и стереть пальцы в кровь.
И вот, наконец, наступил вечер танцев. Володину гитару включили в радиолу, мой бас – в «колокольчик» на столбе, через который обычно работало радио, аккордеон и барабан в подзвучке не нуждались. Вокруг лагерного радиоузла с толпились жаждущие праздника пионеры, мальчики приглядывали девочек, которых хотят пригласить, девочки присматривали мальчиков, которым не откажут, все замерли в ожидании: под радиолу они уже танцевали, под настоящий ансамбль – нет.
И, конечно, мы начали с мэдисона, единственной вещи, которую мы играли вчетвером. Пионеры запрыгали от радости, захлопали и начали исполнять этот танец, который танцуется не парами, и всеми вместе. Я, конечно, волновался, дрожал и потел, становясь желанной мишенью для комаров, но честно отработал свой номер. Когда наступила пауза, я шепотом спросил у Володи, что мне делать дальше. Он шепотом же мне ответил:
– Изображай, что ты играешь вместе с нами, все равно тебя почти не слышно.
Так в течении минимум часа я делал вид, что играю вместе с остальными. Папа, Саша и Володя не подавали виду, что это иллюзия, а пионеры самозабвенно танцевали, поднимая пыльные волны: траву перед радиоузлом, местом популярным, давно вытоптали.
Так я стал бас-гитаристом, а моя карьера в этом качестве продлилась 9 лет.
Продолжение следует. Если вы хотите помочь Сергею финансово в издании книги, можете послать деньги на телефон или карту (контактные данные есть в ВК-сообществе «Бит. Книга воспоминаний»). Автор обещает приславшим 2000 рублей и более книгу с автографом и бонусом – музыкальным альбомом гр. ЖАР-ПТИЦА или АЛИБИ.
Больше материалов читайте на канале «МАШБЮРО: сибирское сообщество рок-н-ролла». Мы ВКонтакте и в TГ-канале. Присоединяйтесь!
ЧИТАЙТЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ: