— История одного «искреннего» коммуниста, забытого даже собственной партией
Если б ты увидел его в 30-х, ты бы сказал: “Вот это человек! Вот кто строит страну!”
Высокий, худой, в кожанке с латками на локтях, но всегда — с прямой спиной и речью, как из учебника по марксизму. Он говорил: «Товарищи, главное — идея!»
Он писал лозунги, организовывал митинги, гонял студентов на картошку. В 37-м подписал пару нужных характеристик, потому что «партийная дисциплина». Ну а что, враги ведь повсюду...
Звали его Виктор Григорьевич Самойлов, и он всю жизнь верил, что служит народу.
А умер он в коммуналке, в 1984 году, без зубов, без пенсии, с двумя куртками в шкафу и удостоверением ветерана труда, которое почему-то не открывало ни одной двери.
Начало веры: как всё казалось светлым
Он родился в 1906 году, в Смоленске. Мать — прачка, отец — слесарь. Беднота, надежда — только в революцию. В 17 лет он вступил в комсомол, в 20 — в партию. Честно, по зову сердца. Он не был монстром, он реально хотел справедливости. Он верил, что можно построить мир, где никто не голодает и никто не унижен.
В 30-е он стал парторгом в техническом училище. Ругал студентов за джаз, вызывал преподавателей «на ковёр», писал статьи в стенгазету:
«Буржуазные привычки — пережиток прошлого. Советский человек — скромен, трудолюбив, а главное — предан идее.»
И он сам в это верил. Не ел мяса, когда в столовой не хватало, сдавал личные книги в макулатуру. Только вот одну оставил — «Краткий курс истории ВКП(б)». Как и полагается.
1937: «Он странно шепчется в коридоре»
Когда начались аресты, Виктор Григорьевич — не прятался и не возмущался. Он подписывал, рекомендовал, сдавал. Один преподаватель из его училища «вызывал подозрение» — слишком часто цитировал Чехова. Самойлов написал рапорт:
«Обратить внимание. Возможна связь с троцкистами».
Преподавателя увезли через неделю. И уже не вернули.
А Самойлов считал: это цена чистоты. Чтобы построить новое — надо вымести старое. Глупо? Да. Чудовищно? Без сомнения. Но он был не зверь — он был винтик.
А винтик не думает. Он крутится.
Послевоенные годы: вера — без ума
После войны Виктор Григорьевич был уже в обкоме партии, в отделе пропаганды. Он ездил по районам, инспектировал школы, проверял «правильность идеологической работы».
Он стал одним из тех, кто запрещал книги, давил театры, отзывал художников. Но делал это не из злобы. Он думал, что так нужно.
Вот как он однажды сказал на собрании:
«Искусство должно быть молотом, а не зеркалом! Оно должно бить, а не отражать!»
Так и бил. По всем, кто хоть немного думал не так.
Пенсия и коммуналка
В 1961 году его отправили на пенсию. Как и всех старых кадров — тихо, без скандала, но с пониманием: отжил своё. Обещали, что дадут улучшение жилищных условий, но всё затянулось.
Он жил в двухкомнатной коммуналке на Преображенке. В одной комнате — он, в другой — семья алкоголика-таксиста, чей сын слушал Цоя и матерился на кухне.
У Самойлова начали выпадать зубы — денег на протез не было. Очки — в изоленте. Из еды — перловка и хлеб.
Он писал письма в партком, в горсовет, даже в редакцию "Правды". Просил, объяснял, ссылался на 40 лет службы. В ответ — тишина. Или формальный отказ.
Никто его не помнил. Никто не знал, кто это вообще.
Конец
Он умер в декабре 1984-го. В комнате — портрет Ленина, старая печатная машинка, два пиджака и кипа документов с надписью: «Служу идеалам социализма».
На похороны пришли три человека: сосед, бывший ученик и почтальон, «который уважал, что он был при Сталине».
Похоронили на Хованском кладбище, рядом с сантехником и лаборантом.
И что с этим делать?
Ничего. Просто видеть. Видеть, как идеология обнуляет человека.
Виктор Григорьевич был не убийцей. Но он стал частью машины, которая убивала.
Он не был плохим. Но он стал инструментом зла.
Он верил — и потому не задавал вопросов. И эта вера сделала его одним из миллионов винтиков, которым потом даже “спасибо” не скажут.
Память
Памятника ему не поставят. Страницы в учебнике не будет.
Но его судьба — это судьба тысяч таких же. Искренних, пустых, сломанных.
Они строили социализм. А остались без зубов. Без страны. Без правды.
Их использовали — и выбросили. Как ржавую гайку.
А мы должны помнить, чтобы не дать этим фанатикам снова строить «светлое будущее» за счёт наших жизней.