Ольга пыталась впихнуть в багажник третью сумку, которая категорически отказывалась влезать. Чемодан с её вещами уже занял половину пространства, оставалось только распределить пакеты с продуктами, Витальными инструментами и какой-то подозрительной коробкой с надписью «для пельменей», которую он сунул в последний момент.
— Ну, давай, ты ж у меня мастер на все руки, — весело сказал он, подмигнув. — Ты-то знаешь, как всё уместить — у тебя же и мозги, и интуиция!
Ольга сдержанно улыбнулась. Утро выдалось нервным. Она собиралась медленно, проверяя список, а Виталий зашелестел полиэтиленом ещё в семь утра, ворчливо бормоча: «Если выезжать — то рано, пробки же!»
Теперь, закрыв наконец багажник, Ольга села в машину и взглянула на своё отражение в зеркале. Рыжие волосы собраны в тугой узел, губы сжаты. Вроде бы день начинался с обещанием — дача, воздух, новая глава жизни. Но внутри — тревожный холод, будто она оставила дома нечто важное. Саму себя?
Дача встретила их гулом голосов, смехом и лёгким запахом недавнего шашлыка. На крыльце махал руками Павел, младший сын Виталия, крепкий, шумный, с пивной банкой в руке. Рядом — его жена Света, с телефоном и наушниками, не отрывая взгляда от экрана. Дети тут же высыпали во двор с радостным визгом.
— Ольга, привет! — Павел хлопнул её по плечу. — Ну ты у нас теперь главная! Батя в тебя влюблён — как школьник!
Света кивнула, даже не сняв наушников, и исчезла за калиткой — с кем-то говорила по видеосвязи.
— Олечка, давай-давай, хозяйничай, не стесняйся! — Виталий толкнул её в спину почти игриво. — Тут всё своё, домашнее. У тебя же золотые руки!
На кухне громоздилась гора посуды, в холодильнике лежала кастрюля с мясом, затянутым пленкой. На столе стояли недоеденные салаты и сырокопчёная колбаса.
— Ну, давай начнём с пельмешек! — предложил он. — Дети любят, я люблю. У тебя же тесто идеальное, помнишь, как ты в тот раз делала?
— Я делала его одна на кухне, а ты читал газету, — напомнила она с натянутой улыбкой.
— Ну и что, зато вкусно было!
Он снова подмигнул и уже исчез с Павлом во дворе — «посмотреть насос». Внуки уселись за стол, в ожидании, с криками:
— А можно без лука? А я с грибами хочу!
Света проходила мимо и, не глядя, спросила:
— А вы суп тоже будете варить? У меня аллергия на магазинную еду…
Поздним вечером, когда Ольга вымыла последнюю сковороду, спину ломило, как в студенческие годы после смены в архиве. Она прошла в спальню, где Виталий растянулся на кровати с планшетом.
— Устал, как собака, — простонал он. — Целый день за этим насосом… А ты чего мрачная? Всё прошло отлично. Вот что значит — хозяйка в доме появилась!
Она не ответила. Только села в кресло и стала молча расчесывать волосы. В зеркале отражался не партнёр, не любимый мужчина, не союзник — а человек, который сегодня весь день только пользовался ею.
«Пельмени, уборка, дети, веники... А я — кто?» — крутилось в голове.
Она вышла на веранду, присела на старый плетёный стул и глубоко вдохнула. Небо было звёздное, и где-то вдалеке пела сова. Ей стало странно холодно.
— Ты замёрзнешь, — крикнул Виталий из окна. — Возьми плед, ты же у нас всё забываешь!
Ольга вдруг вспомнила, как бывший муж называл её «ветреной», когда она предлагала работать на полставки, чтобы закончить кандидатскую. И как она проглотила тогда, чтобы не портить отношения. Проглотила — и осталась без диссертации.
На этой веранде, среди летней ночи и чужого весёлого шума в доме, Ольга впервые за полгода подумала: «А ведь я снова туда же. Только под другим соусом.»
***
На утро Ольга проснулась от запаха пережаренного масла и звука капающей воды в ванной.
Она вышла на кухню — и будто оказалась в другом доме. От вчерашней чистоты не осталось и следа: в раковине громоздилась гора посуды, по столу растеклась липкая лужа от варенья, в тарелках валялись корки хлеба и недоеденные сосиски. Ложки были брошены, как попало, рядом валялась пустая бутылка из-под кетчупа.
Из открытого окна доносились мужские голоса:
— …да нет, она у меня хозяйственная! Просто интеллигентная сильно. Всё культурно хочет, а жизнь-то попроще должна быть… — Виталий говорил вполголоса, но уверенно, как о чём-то уже решённом.
— Ну да, чего ты хотел — вон у моей Светки мать такая же. Все с маникюром, а толку никакого, твоя хоть пельмени налепила и на кухне убралась — ответил Павел, и оба засмеялись.
Ольга сжала губы. Каждое слово впивалось в неё, как ледяная игла. Она стояла за дверью кухни, не шевелясь. И почему-то не удивлялась. Как будто внутри что-то уже знало.
Когда она вышла, Виталий сиял, будто ничего не произошло.
— Доброе утро, хозяйка! А давай блинов нажарим? У тебя ж это лучше всех получается!
Она молча взяла полотенце и пошла в душ. Горячая вода смывала не усталость, а стыд — за себя, за свою наивность, за то, что так хотела «ещё одного шанса на любовь».
Весь день она провела в тишине. Не спорила. Просто смотрела, замечала. Света целый день сидела в телефоне, дети кричали, Павел возмущался, что нет кетчупа:
— Пап, ну скажи ты своей, пусть сходит, у неё же ноги есть.
А вечером случилось то, что окончательно перевернуло всё.
Ольга вышла на террасу, чтобы перевести дух, и увидела, как Виталий сидит на скамейке и что-то горячо объясняет дочери по телефону. Она подошла ближе.
— …да, конечно, я ей прямо сказал — ты же не на курорт приехала! А она обиделась, представляешь? Ходит, дует губы, как будто ей кто-то что-то должен! Я на неё деньги трачу, на дачу привёз, с сыновьями познакомил…
Ольга резко обернулась и вернулась в дом. Сердце стучало глухо, и в ушах звенело. Она вошла в спальню, достала сумку, начала складывать вещи. Спокойно. По пунктам. Как делала всегда — чётко, без суеты.
В этот момент в комнату вошёл Виталий.
— О, ты чего? Собираешься куда-то? — он усмехнулся.
— Да, — спокойно сказала она. — Домой. Мне нужно подумать.
— Подумать? О чём? Ты обиделась, что ли, на что-то?
— Ты ведь не просто пошутил, — её голос дрожал, но глаза были твёрдыми. — Ты так и видишь меня: бесплатной домработницей, приложением к твоей даче и к твоим детям.
— Ну не начинай! — он повысил голос. — Это нормально! Женщина в доме должна следить за порядком, готовить, заниматься уютом. Ты же всегда говорила, что любишь быть нужной.
— Я люблю быть любимой, а не используемой.
Он подошёл ближе, взял её за плечо:
— Ну ты чего, глупенькая? Мы ж только начали жить. Всё наладится, надо просто потерпеть.
Ольга отстранилась.
— Я не терпила. Ни разу. Даже когда первый муж ушёл — я не позволила себе быть несчастной. И тебе не позволю навешивать на меня ярлыки.
Она вышла из комнаты, сумка в руке, босые ноги по холодному полу. На прощание бросила:
— Не звони. Если ты не понимаешь, в чём проблема, — значит, нам точно не по пути.
***
Прошла неделя. Город встретил Ольгу шумом машин и прохладой в квартире, которая пахла книгами, кофе и тишиной. Когда она вошла и закрыла за собой дверь, ей показалось, что стены вздохнули с облегчением вместе с ней.
Она молча разделась, поставила сумку в угол и села на диван. Не плакала. Не ругала себя. Просто сидела.
Медленно, как вода, потекли воспоминания.
Когда-то, её первый муж ушёл к молодой коллеге. Тогда Ольге было сорок два, их дочери — пятнадцать. Она долго пыталась понять, что сделала не так. Искала в себе изъяны. Потом — отпустила. И началась совсем другая жизнь: без претензий, без указаний. Тихая, ровная, в которой было место для вечеров с книгой, утреннего кофе с дочерью и своих правил.
Она не искала новых отношений. Даже не верила, что кому-то будет интересна — преподаватель, с морщинками вокруг глаз и принципами в голове. Но Виталий... Виталий оказался другим.
Познакомились на вечере танцев. Он был обаятельным, вежливым, с доброй улыбкой и историями про своих сыновей. Сказал, что давно вдовец, что одиноко. Ольга слушала, и в какой-то момент заметила, как приятно быть замеченной. Он писал ей каждый день, приносил кофе в термосе, однажды встретил после лекции с цветами. Она сначала отшучивалась — «Не в моём возрасте…», а потом… позволила себе поверить. В то, что влюблённость может прийти не только к молодым.
Через полгода она переехала к нему. Всё было ровно. Немного тесновато в его квартире, но уютно. Через месяц она взяла отпуск — давно собиралась — и Виталий предложил поехать на дачу.
— Там так хорошо, ты увидишь. Сосны, речка, банька… Настоящее лето. И мои приедут — дети, внуки. Познакомимся ближе. Я всем сказал, что ты — женщина моей жизни.
Ольга согласилась. Даже с радостью — она давно не отдыхала. Думала: «Хорошо, что он хочет показать меня семье, значит — серьёзно относится».
А оказалось…
Пельмени, уборка, веники, дети. И никакого «мы». Только «ты можешь?», «ты же женщина», «ты же не работаешь». Всё — на ней. Даже банные полотенца.
И главное — тон. Тот самый тон, который когда-то был в её первой семье: снисходительный, будто ты — младший сотрудник, обязанная всё делать по умолчанию. И сейчас — во второй раз — это вернулось. Под другим лицом. Другим голосом. Но с тем же содержанием.
И она ушла. Не устроив истерику. Не хлопнув дверью. Просто — собрав вещи, как собирала проекты для конференции: чётко, системно, без лишних эмоций.
***
На кухне закипал чайник. Ольга достала свою любимую чашку — ту самую, с отбитым краем, которую Виталий в первый же день хотел выбросить, сказав:
— Что ты в ней держишься за хлам? Купим набор нормальный.
Она не выбросила. И сейчас держала её в руках, ощущая тепло. Как будто возвращала себе кусочек внутренней территории.
Позже, ближе к вечеру, ей позвонила дочь.
— Мам, ты как?
— Нормально, — ответила Ольга. — Спокойно. И знаешь... даже легко.
— Я знала, что ты не промолчишь. Ты у меня не из тех, кто сглатывает. Ты же меня так и учила.
Ольга улыбнулась.
***
Май подходил к концу. На балконе расцвела герань, и Ольга заметила, как приятно пить утренний кофе без спешки, в тишине. Без мужских голосов, без просьб, без «Оля, сделай». Только она, ветер, и стрекот утренних воробьёв.
Иногда она ловила себя на том, что подумывает: «А может, зря? Может, нужно было попробовать ещё…»
Но каждый раз в голове всплывал голос Виталия:
«Ты ж не работаешь. Что тебе стоит?»
И с ним — тот взгляд, не злобный даже, просто «само собой разумеющийся». От которого всё внутри оползало вниз.
Ольга встала с кресла, подошла к зеркалу. Гладкие волосы, аккуратная рубашка, в глазах — спокойствие. Она снова выглядела, как сама себя. Не как "жена", не как "хозяйка", а как женщина, которая может выбирать. Себя — в первую очередь.
В воскресенье, листая интернет, она наткнулась на объявление:
«Городская студия: курсы графики для начинающих. Возраст не важен. Тема месяца — «Архитектура личных границ».
Она нажала кнопку «Записаться», даже не задумываясь. И тут же раздался звонок.
Номер был незнакомым.
— Алло?
— Здравствуйте, Ольга? Это Мария Анатольевна, заведующая кафедрой. Мы вспоминали ваш курс по культурной истории. Может, вы захотите вернуться на чтение лекций? Студенты спрашивают. Не хватало вашей подачи...
Ольга едва не рассмеялась — не от радости, а от точности момента. Она посмотрела в окно, где солнце рисовало на стене тени цветов.
— Знаете, — ответила она. — Я, пожалуй, готова. Только с осени. Сейчас я хочу немного… послушать себя.
***
Позже, сидя в кафе у набережной, она купила себе тюльпаны. Розовые, как в детстве, когда отец дарил их к 8 марта.
На открытке, прикреплённой к букету, она написала сама себе:
«Ты выбрала себя. И это — не эгоизм. Это взрослая любовь.»
Она взяла бокал вина, открыла ноутбук и написала первую строку новой лекции:
«Когда женщина выбирает себя, мир не рушится. Он просто становится честным».
***