«Как жить, когда ты осталась одна — и все равно должна выстоять?
Лена потеряла родителей, братьев, первую любовь… А теперь может потерять еще и последнюю надежду.
Но она не сдавалась и не сдается.
В этой главе — история женщины, которая вырастила себя сама и решилась на все ради любви. Даже если та любовь — не к ней».
Глава 38
Елена Давыдова — фельдшер деревни Бурное — родилась в тридцатом году и была самой младшей дочерью в семье тракториста Ивана. Кроме нее у четы Давыдовых — Ивана и Ефросиньи — было три сына. Когда началась война, Иван и сыновья ушли на войну. Ни один из парней не был женат.
Иван погиб в первом же бою. Ефросинья самая первая на деревне получила похоронку. Взяла ее дрожащими руками, приблизила к глазам, вскрикнула, упала и больше не поднялась.
Пролежала в хате неделю и тихонько отошла. Лена осталась совсем одна. Приглядывать за ней принялась соседская бабка Валентина Захарова. Да только и ее вскоре не стало.
В двенадцать лет Лена стала жить одна и неплохо управлялась с хозяйством. Все сельчане как могли помогали сиротинке. Одна за другой прилетели похоронки на двух старших братьев. Но Лена ничего не почувствовала. К тому времени похоронка стала обычным делом в деревне. То тут то там девочка слышала, как причитали и плакали бабы, получив их: кто на мужа, кто на сына.
Письма от младшего брата Игната приходили регулярно. Лена ему отвечала: написала и про смерть отца, и про мать, и про братьев, и про то, что управляет свое небольшое хозяйство сама. В письмах между братом и сестренкой сложились теплые отношения. Лена ждала Игната.
По вечерам она выходила на завалинку, укутывалась в старую отцовскую телогрейку и подолгу смотрела на дорогу. В глазах стояла пустота, в груди тоска. Откуда-то изнутри вырастало чувство, которое она тогда еще не умела называть, — одиночество. Собаки в деревне лаяли редко — все были как будто оглушены войной. А она сидела — одна, маленькая, как птенец, выпавший из гнезда. Иногда ей казалось: вот сейчас по дороге пойдет папка под ручку с мамкой, а за ним братья — и будет снова жизнь, как раньше… Но дорога была пуста.
Девчушка сажала огород, держала трех курочек, прибирала в хате, стирала свою одежонку, варила себе нехитрую еду — кашу да щи. Совсем голодно не было, но все равно почти всегда хотелось есть, а особенно не хватало сахара или варенья. Ни того ни другого у Лены давно не было.
И вот наступил радостный долгожданный День Победы. Сельчане принялись ждать своих любимых с войны: тех, кто уцелел.
Лена, подражая взрослым бабам, выходила за околицу, поджидала Игната.
Брат пришел домой в июне живой и невредимый. Он прошел войну без единого ранения.
Встреча оставшихся в живых в семье Давыдовых была очень теплой. Игнат горячо обнимал сестричку, плакал и шептал:
— Ленок… Ленок… дитятко мое… да как жа ты тут одна? Ленок. Ну ничегой, Ленок, таперича заживем. Я все для тебя сделаю.
А Лена будто замерла в объятиях брата, из нее словно вышли все силы: девочка не плакала и ничего не говорила.
Игнат сдержал слово. С самого первого дня, как пришел домой, он холил и лелеял свою сестричку и был готов ради нее на все.
В тот же год Игнат женился и привел в дом молодую жену Катерину.
Настрадавшаяся за войну Лена быстро привыкла к заботе брата, к мужскому плечу рядом, и втайне страшилась, что однажды Игнат может уйти: выстроит свой дом, как многие мужики в деревне, и она снова останется одна.
Но Игнат и не думал покидать родительский дом, и постепенно Лена успокоилась. Она быстро нашла общий язык с Катей, тем более что разница в возрасте у девок была небольшая. Ленке пятнадцать, а Кате восемнадцать. Зажили миром.
…В сорок седьмом году Лексеич предложил Лене Давыдовой поехать в город, окончить вечернюю школу и выучиться на фельдшера, та с радостью согласилась, и Игнат поддержал.
Так в Бурном появился медпункт и свой фельдшер.
Лена добросовестно относилась к своему делу: дневала и ночевала в медпункте, а что еще было делать? Замуж девке было идти не за кого. Взрослым-то бабам женихов не было, а уж таким молоденьким, как Ленка, и подавно.
Потом у нее появился Сашка Якунин, был он младше на пять лет. Лена стала пропадать в медпункте сутками. Ну а где с Сашкой встречаться? А в медпункте две кровати имелось. Да только Сашка на Лизке вскоре женился…
…После ночевки в доме у Бурняевых Лена пришла домой чернее тучи. Брат Игнат был еще в хате, собирался на работу — он работал шофером. Увидев любимую сестру в таком состоянии, Игнат встревожился:
— Ленок, что с тобой? Умер кто? Нешто бурнявская дочка?
— Господь с тобой, жива Аленушка, — махнула рукой Лена на брата и рассказала ему о событиях вечера и ночи.
— Лен, да ты чегой вдруг? Не нравился вроде тебе Володька никогда. Не смотрела ты даже в его сторону. Все по Сашке сохла.
— А чего мне было смотреть в его сторону, коль жена у него была? — пожала плечами Лена. — А чего мне по Сашке теперь сохнуть, коль жена у него есть?
С Сашкой-то все было просто. Их любовь была стремительна. Как-то он пришел к ней за помощью: пропорол ступню на огороде. Лена умело наложила швы, Сашка поблагодарил и шутливо поцеловал. Но этот поцелуй вдруг превратился в настоящий, долгий…
Очнулись молодые люди в объятиях друг друга.
— Эх, Ленка, — шептал разомлевший Якунин, — какая ты! Видать, не одного мужика-то свела с ума!
Лена лишь рассмеялась и не стала говорить парню, что это самое у нее лишь второй раз в жизни. Первый раз было в городе. Всего один раз. Сашка стал ходить каждый день: был ласков, внимателен, заботлив, и любил ее как сумасшедший, зарываясь в ее большие груди, всегда шептал:
— Как я их люблю, Ленка. Мои, только мои!
Ее сердце и тело прикипели к нему, прилипли, как пряжа к спицам. Но как-то Саша пришел очень грустный, любил Лену яростно и долго, а уходя даже расплакался. Лена тогда ничего не поняла, но уже на следующий день по деревне пополз слух, что Сашка женится на Лизавете Лукиной. Через месяц после свадьбы он пришел к Лене в медпункт, пьяный, и сразу кинулся мять ее большую грудь приговаривая:
— Как я соскучился. Как соскучился…
Но Лена вытолкала его взашей, покрыв матерными словами.
И остался после него только запах табака на ее подушке, да одна пуговица от рубашки, случайно закатившаяся под кровать.
…Лена припала на плечо брата и разразилась громкими рыданиями:
— Вот он, холостой мужик появился, не сопляк какой-нибудь, — приговаривала она, задыхаясь от рыданий. — Красивый, сильный, по нраву мне. И отпихнул меня тоже. Как Сашка… Не нужна я ему… Как Сашке… Игнаша, скажи честно, что со мной не так? Не как брат, как мужик скажи.
Сердце брата разрывалось от любви и жалости к сестричке. Он погладил ее по волосам, поцеловал в макушку и ответил:
— Все с тобой так! Ты у меня самая красивая, самая пригожая, самая умная. Не чета всем этим бабам нашенским. И Лизке тоже. А с Вовкой погодь немного. Дай мужику в себя прийтить. Какая-никакая Зинка была, а жена ему. Вспомни: ведь любовь-то жаркая у них была. Дай срок. Год еще не прошел, сороковины не так давно отметили. Все образуется. А ты преподноси ему себя, не забывай.
Лена вздохнула. Она и правда не умела преподносить себя. Все больше наскоком, на эмоциях, не рассчитаешь — и уже оступилась. А ведь взрослые мужики не всегда любят порывы. Им подавай тишину, тепло, уют — как в бане, когда пар нежный, не обжигающий. Поняла ли она это? Может быть, сейчас, впервые, на плечах у брата, и пришло осознание: любовь — это не захват, не бой, а старание. Каждый день понемногу.
— Игнаша, да ты помнишь, что в деревне про него да про учителку болтали?
— И что с того? — насторожился Игнат. — Пущай болтали.
— Думаешь, правда это?
— Какая разница? Учителки-то уж нет давно в деревне.
— Игнат, а куда, ты думаешь, Вовка ездил? Четыре дня его не было.
— Не знаю, и знать не надо мне. И тебе не надо.
— Ее искал. В Волохов аж ездил. На поезде. Да говорят — нет там ее. Не вернулась. Вчерась из Устюжки с Мишкой приехали. За бабкой Семеновной ездили. Да одни, без нее приехали, а он будто в воду опущенный.
— Ленок, бабку не привезли, Серафиму Андреевну тоже. Расстроен он. Дай срок. Все сложится. Потерпи, не отступай. Поняла меня?
— Да, Игнаша.
— Вот и молодец. Все, Ленок! Мне на работу. Да и тебе тоже. Завтрак на столе: Катька вон кашу сварила, яйца там. Давай. Дети спят ишшо. Пошел я.
— Игнаша, — Лена порывисто обняла брата. — Спасибо тебе, мой родный.
— Ленка, да ты что? За что спасибо-то? Я для тебя на все готов. Понимаешь? На все! Не плачь, сестренка. Все у нас будет хорошо и даже еще лучше!
Лена наспех перекусила тем, что приготовила невестка, и отправилась в медпункт с твердым намерением завладеть сердцем Володи Бурняева.
«Прав Игнаша, поторопилась я! Нельзя сгоряча, с наскоку, нельзя в лоб было, не тот подход выбрала, налетела как ураган — мужик Володька непростой, не шалыган какой, не пьяница, верный был… как Зинку любил. Сердце у него ранено сейчас, не зря в глазах тоска. А тоска у мужика — это всегда по любимой. Ну и что? Время пройдет, утешится. А я рядом буду… Надо стать для него не бедовой бабой, не на один день, кому грудь помять, а опорой. Той, что подаст воду, когда устанет. Улыбнется, когда сердце заноет. Посоветует, когда горе, поможет, когда беда… Я не отступлю, Володя… Мой ты! Мой! Так и знай!»
#деревенскаяпроза #послевоеннаядеревня #деревенскаяжизнь #женскаядоля
Татьяна Алимова
Все части здесь ⬇️⬇️⬇️
рекомендую к прочтению ⬇️⬇️⬇️