Алексей устало тащил чемодан по лестнице старого пятиэтажного дома. Две недели на море пролетели как один день — сочинский берег, шум прибоя, запах шашлыков и фруктовые коктейли. Командировка превратилась в мини-отпуск, о котором он не смел даже мечтать. Конференция занимала всего три дня, остальное время он провел, наслаждаясь одиночеством и свободой от ежедневных забот.
Совесть, впрочем, иногда напоминала о себе. Дома осталась Марина, его жена, и теща Анна Павловна, которая недавно перенесла операцию на тазобедренном суставе. Марина настояла, чтобы мать переехала к ним на время реабилитации.
— Мама никого, кроме меня, не подпустит к себе, — объясняла она тогда. — Я справлюсь, не переживай.
Алексей не возражал, хотя отношения с тещей у него всегда были натянутыми. Анна Павловна считала его недостаточно солидным для своей дочери, недостаточно обеспеченным, недостаточно внимательным. Кажется, во всем мире не существовало мужчины, достойного её Мариночки.
Звонки домой во время поездки были краткими. Марина отвечала сухо, говорила, что все хорошо и чтобы он не волновался. В её голосе Алексей улавливал усталость и что-то еще, что он не мог определить. Возможно, обиду.
Поднявшись на четвертый этаж, он остановился перевести дыхание. За дверью квартиры стояла необычная тишина. Обычно из-за неё доносился телевизор, который теща включала на полную громкость, или голос Марины, разговаривающей по телефону с подругами.
Алексей открыл дверь своим ключом и вошел в прихожую.
— Марин, я дома! — крикнул он, снимая куртку.
Никто не ответил. Тишина в квартире показалась ему странной и тревожной. Он прошел в гостиную — никого. На кухне тоже было пусто, хотя на столе стояли две чашки с недопитым чаем.
— Марина? Анна Павловна?
Проходя мимо спальни, он услышал приглушенные голоса. Дверь была приоткрыта, и Алексей заглянул внутрь.
Посреди комнаты стояла Марина, держа в руках большой альбом. Рядом в инвалидном кресле сидела Анна Павловна. Они обе смеялись, поглощенные разговором, и не заметили его появления.
— ...а здесь мне было шестнадцать, — говорила теща, указывая на фотографию. — Смотри, какое платье. Его мне сшила моя мама.
— Красивое, — кивнула Марина. — А это кто рядом с тобой?
— Это Володя Сорокин, мой первый ухажер, — Анна Павловна хихикнула, как девочка. — Боже, какой он был настырный! Каждый день приходил с цветами, стоял под окнами. Отец его гонял, а он не сдавался.
Марина перевернула страницу.
— Ого! А тут ты с какой-то рок-группой! Не может быть!
Теща засмеялась:
— Может, может. Я же не всегда была старой перечницей. В молодости я обожала рок-концерты. Этот снимок сделан в семьдесят девятом, когда мы с подругами поехали в Ленинград на подпольный концерт. Родителям сказали, что едем на экскурсию по университетам.
Алексей застыл в дверях, не веря своим ушам. Женщина в инвалидном кресле совершенно не походила на ту сварливую и вечно недовольную тещу, которую он знал последние семь лет. Она смеялась, шутила, её глаза блестели, когда она рассказывала о своей молодости.
— А это что за медаль? — спросила Марина, указывая на другую фотографию.
— За самодеятельность. Я пела в хоре нашего института. Мы даже заняли первое место на городском конкурсе.
— Ты никогда не рассказывала, что пела!
— Да ладно, разве это важно? — отмахнулась Анна Павловна. — В моем возрасте о таких вещах уже не вспоминают.
Марина покачала головой:
— Это неправильно. Нужно вспоминать. Нужно рассказывать... особенно мне, твоей дочери. Знаешь, за эти две недели я узнала о тебе больше, чем за всю жизнь.
В голосе Марины звучала странная смесь удивления и грусти.
Алексей осторожно отступил от двери, стараясь не выдать своего присутствия. Он прошел в кухню и громко поставил чемодан, создавая шум.
— Эй, есть кто дома? — крикнул он, как будто только что вошел в квартиру.
В спальне послышалась возня, и через минуту появилась Марина. Её лицо выражало удивление и радость.
— Лёш! Ты уже вернулся? Мы не слышали, как ты пришел!
Она подбежала и обняла его. Алексей почувствовал, как она крепко прижалась к нему, словно действительно соскучилась.
— Ну как там Сочи? Море теплое? — спросила она, помогая ему снять куртку.
— Теплое, — кивнул он. — А как вы тут? Справились?
Марина улыбнулась:
— Пойдем, мама будет рада тебя видеть.
— Мама? Рада меня видеть? — Алексей недоверчиво хмыкнул. — Ты уверена, что мы говорим об одной и той же Анне Павловне?
— Пойдем, сам увидишь, — загадочно ответила Марина и потянула его за руку.
Анна Павловна сидела в инвалидном кресле у окна. Альбом уже был убран, и теперь она делала вид, что увлеченно смотрит в окно. Услышав их шаги, она повернулась.
— Здравствуй, Алексей, — сказала она, и в её голосе не было обычной холодности. — Как твоя поездка?
— Хорошо, спасибо, — растерянно ответил он. — А вы... как вы себя чувствуете?
— Гораздо лучше! Твоя жена оказалась отличной сиделкой. Уверена, из неё выйдет прекрасная мать.
Марина смущенно улыбнулась:
— Мама...
— Что? — теща невинно пожала плечами. — Я просто констатирую факт. Она очень терпеливая и заботливая. Качества, которые я не всегда в ней замечала.
Алексей переводил взгляд с одной на другую, не понимая, что произошло за время его отсутствия.
— Садись, расскажи нам о конференции, — предложила Анна Павловна. — Марина, сделай нам чай. И достань тот пирог, который мы испекли утром.
— Вы испекли пирог? — изумился Алексей. — Вместе?
— Конечно, — кивнула теща. — Знаешь, я когда-то неплохо готовила. Просто за последние годы как-то... разучилась.
В её глазах мелькнула грусть, которую Алексей никогда раньше не замечал.
За чаем Анна Павловна расспрашивала его о конференции, о море, о Сочи. Она слушала с искренним интересом, иногда вставляя какие-то замечания или вспоминая, как сама была на Черном море в молодости.
— ...а однажды мы с подругами решили забраться на скалу встречать рассвет, — рассказывала она, смеясь. — Представляете? Три дурочки в летних платьях полезли на скалу! Я тогда чуть ногу не сломала.
— Мама! — ахнула Марина. — Ты никогда об этом не рассказывала!
— Ну, не рассказывала и не рассказывала, — теща отмахнулась. — Много чего я вам не рассказывала.
После чая Марина отвезла Анну Павловну в её комнату для дневного отдыха. Вернувшись на кухню, она застала Алексея в глубокой задумчивости.
— Что с твоей мамой? — спросил он. — Она на себя не похожа.
Марина села напротив него и взяла его за руку.
— Знаешь, эти две недели многое изменили. Сначала было очень тяжело. Она постоянно жаловалась, критиковала меня, устраивала скандалы из-за каждой мелочи. Я уже начала жалеть, что предложила ей переехать к нам.
— Почему ты мне не сказала?
— Не хотела портить тебе поездку. Да и что бы ты сделал? — она пожала плечами. — В общем, на четвертый день я не выдержала. У меня случился нервный срыв. Я кричала на нее, плакала, говорила, что больше не могу...
Марина вздохнула.
— И что произошло? — осторожно спросил Алексей.
— Она заплакала, — тихо ответила Марина. — Я никогда не видела, чтобы мама плакала. Даже на похоронах отца она держалась. А тут... Она сказала, что ненавидит себя за то, какой стала. Что она не всегда была такой. Что после смерти папы она как будто перестала быть живой.
Марина помолчала, вспоминая.
— Мы проговорили всю ночь. Она рассказывала о своей молодости, о том, как познакомилась с папой, какие у них были планы. Оказывается, они хотели путешествовать, посмотреть мир. Но потом родилась я, потом папа заболел...
— И она начала на всех злиться, — закончил Алексей.
— Не на всех. На себя в первую очередь. За несбывшиеся мечты, за страх перед старостью и одиночеством. — Марина вздохнула. — Знаешь, я вдруг поняла, что совсем не знаю свою мать. Всю жизнь я видела в ней только строгого родителя, а не человека со своими надеждами, страхами, ошибками.
Алексей молчал, переваривая услышанное.
— На следующий день я достала старые семейные альбомы, — продолжила Марина. — Мы начали их разбирать, и мама стала рассказывать о каждой фотографии. О людях, которых я никогда не знала, о событиях, о которых никогда не слышала. Оказывается, моя мать была совсем другим человеком, чем я думала.
— И каким же? — спросил Алексей.
— Живым, — просто ответила Марина. — С мечтами, страстями, ошибками. Знаешь, она рассказала, что в молодости хотела стать певицей? У неё был прекрасный голос. Но дедушка запретил, сказал, что это несерьезно, и отправил её учиться на инженера.
Марина покачала головой.
— А еще она призналась, что всегда завидовала мне. Тому, что я могу сама выбирать свой путь, что у меня есть поддержка. Тому, что ты... что ты любишь меня.
— Она правда так сказала? — удивился Алексей.
— Да. Она сказала, что мой отец никогда не был таким внимательным, как ты. Что он был хорошим человеком, но... эмоционально недоступным. И что она всегда боялась, что я повторю её судьбу — выйду замуж за человека, который не будет меня по-настоящему любить.
Алексей почувствовал, как что-то теплое разливается у него в груди.
— Поэтому она всегда была против нашего брака? Боялась за тебя?
— Да, — кивнула Марина. — Она не могла поверить, что кто-то может по-настоящему любить и быть внимательным. Ей казалось, что ты притворяешься, что рано или поздно покажешь свое истинное лицо.
Алексей покачал головой:
— Все эти годы я думал, что она просто считает меня недостойным тебя.
— Отчасти так и было, — улыбнулась Марина. — Но не по тем причинам, которые ты думал. Она боялась не того, что ты недостаточно богат или успешен. Она боялась, что ты сделаешь меня несчастной, как её сделал несчастной мой отец.
Они помолчали, глядя друг на друга.
— И что теперь? — спросил Алексей. — Она останется с нами?
— Да, если ты не против. По крайней мере, до полного восстановления. А потом... посмотрим. Она говорит, что не хочет быть обузой, но я вижу, как ей одиноко в её квартире.
Алексей задумался. Две недели назад мысль о том, что теща будет жить с ними, показалась бы ему кошмаром. Но сейчас...
— Знаешь, — сказал он наконец, — я, кажется, не против. Если она действительно изменилась...
— Не то чтобы изменилась, — покачала головой Марина. — Скорее, вернулась к себе настоящей. К той, какой была до всех разочарований и потерь.
Алексей кивнул:
— Тогда пусть остается. Дом большой, места всем хватит.
Марина улыбнулась и крепко обняла его.
— Спасибо, — прошептала она. — За то, что ты такой... настоящий.
Вечером, когда Анна Павловна уже легла спать, Алексей разбирал свой чемодан. Марина сидела на кровати, наблюдая за ним.
— Знаешь, что самое удивительное? — спросила она вдруг.
— Что?
— Я всегда думала, что хорошо знаю свою мать. Что понимаю её. А оказалось, что все эти годы я видела только маску, которую она носила. Интересно, сколько еще таких масок вокруг нас? Сколько людей, которых мы, как нам кажется, знаем, на самом деле совсем другие?
Алексей остановился и посмотрел на жену:
— Возможно, все. Возможно, мы все носим маски, даже не осознавая этого. Прячемся за ними от страха, от боли, от разочарований.
— И от любви, — тихо добавила Марина. — Иногда маски защищают нас и от хорошего.
Он сел рядом с ней и взял её за руку:
— Но твоя мать сняла свою маску. Это уже что-то, правда?
— Да, — улыбнулась Марина. — Это уже очень много.
За стеной в своей комнате Анна Павловна лежала, глядя в потолок. Рядом с кроватью на тумбочке стоял старый снимок в рамке: молодая женщина в ярком платье смеется, глядя в объектив. В её глазах — радость, надежда, ожидание счастья. Рука Анны Павловны потянулась к фотографии.
— Я вернулась, — прошептала она, прикасаясь к изображению. — Я снова здесь.
И впервые за много лет она заснула без снотворного, с улыбкой на губах.