Найти в Дзене

Племянник приехал без звонка — и сразу предложил продать квартиру. Рассказ.

— Тетя Вера? — На пороге стоял молодой человек — высокий, худощавый, с темными волосами, зачесанными набок. Улыбка, неуверенная, глаза, цепкие, оценивающие.
— Кирилл?! — Я замерла с ложкой щей в руке, не веря своим глазам. — Господи, что случилось? Что-то с Натальей?
— Все хорошо, тетя Вер, — он шагнул в квартиру без приглашения и неловко обнял меня. От него пахло дорогим одеколоном и сигаретами. — Просто проездом в городе, решил заглянуть. Давно не виделись.
Звонок в дверь разорвал тишину вторника, обычного сентябрьского вторника, ничем не примечательного. Я как раз успела вернуться из библиотеки, разогреть щи и включить телевизор. Желтые листья за окном, новости о чем-то тревожном и далеком, всё как всегда.
И вдруг — он, племянник, которого я не видела лет пять, с тех пор как он поступил в московский институт.
На пороге стоял молодой человек: высокий, худощавый, с темными волосами, зачесанными набок, в джинсах и клетчатой рубашке.
— Тетя Вера? — спросил он с легкой улыбкой.
Я

— Тетя Вера? — На пороге стоял молодой человек — высокий, худощавый, с темными волосами, зачесанными набок. Улыбка, неуверенная, глаза, цепкие, оценивающие.

— Кирилл?! — Я замерла с ложкой щей в руке, не веря своим глазам. — Господи, что случилось? Что-то с Натальей?

— Все хорошо, тетя Вер, — он шагнул в квартиру без приглашения и неловко обнял меня. От него пахло дорогим одеколоном и сигаретами. — Просто проездом в городе, решил заглянуть. Давно не виделись.

Звонок в дверь разорвал тишину вторника, обычного сентябрьского вторника, ничем не примечательного. Я как раз успела вернуться из библиотеки, разогреть щи и включить телевизор. Желтые листья за окном, новости о чем-то тревожном и далеком, всё как всегда.

И вдруг — он, племянник, которого я не видела лет пять, с тех пор как он поступил в московский институт.

На пороге стоял молодой человек: высокий, худощавый, с темными волосами, зачесанными набок, в джинсах и клетчатой рубашке.

— Тетя Вера? — спросил он с легкой улыбкой.

Я замерла. Передо мной стоял Кирилл, сын Натальи, мой единственный племянник, которого я не видела лет пять, с тех пор как он поступил в московский институт.

— Кирилл? Господи, что случилось? — первое, что пришло в голову — что-то с Натальей.

— Все хорошо, тетя Вер, — он сделал шаг вперед и неловко обнял меня. От него пахло дорогим одеколоном и сигаретами. — Я проездом в городе, решил заглянуть. Можно?

Я засуетилась, пропуская его в квартиру. Кирилл окинул взглядом прихожую, потом, гостиную, из которой доносился голос телеведущей, и вдруг сказал:

— А здесь ничего не изменилось. Все как прежде.

В его голосе мне послышалась какая-то неуместная грусть, будто он ожидал увидеть что-то другое.

— Чай будешь? Или кофе? У меня есть эклеры, вчера купила, — я говорила быстро, пытаясь скрыть неловкость и странное волнение.

— Давай лучше чего-нибудь покрепче, тетя Вер. Есть? — Кирилл уже расположился в гостиной и разглядывал фотографии на стене.

В серванте со времен Алексея стояла нетронутая бутылка коньяка. Я достала ее, две рюмки, нашла в холодильнике лимон.

— Ну, как ты? Как мама? — спросила я, разливая коньяк, и чувствуя, как дрожат руки.

— Мама в порядке, — Кирилл отмахнулся, словно речь шла о чем-то незначительном. — А ты как живешь одна? Не скучно?

— Привыкла уже, — я пожала плечами. — Книги, библиотека, телевизор. Пушок вот...

Пушок, словно услышав свое имя, вышел из спальни и с подозрением уставился на гостя.

— А я вот развелся, — вдруг сказал Кирилл, залпом выпив коньяк. — Год назад.

— Как развелся? — я растерялась. О женитьбе Кирилла я знала только из редких разговоров с Натальей. Кажется, его жену звали Лена, и они поженились сразу после института. — А мама мне ничего не говорила.

— Мама не в курсе, — Кирилл усмехнулся. — И не нужно ей сообщать. Сам расскажу, когда будет нужно.

Я молча кивнула, чувствуя, как между нами вырастает что-то неуловимое, какая-то тайна, к которой я теперь причастна.

— Извини, тетя Вер, я так внезапно. Просто... — он замялся, — проезжал мимо и подумал, что было бы неплохо повидаться. Мы ведь почти не общаемся.

— Конечно, — я улыбнулась, — я всегда рада. Только надо было предупредить, я бы приготовила что-нибудь...

— Да ладно, — он снова махнул рукой, — я ненадолго. Дела. Просто хотел спросить кое о чем.

Я напряглась. Что-то в его тоне, в этой внезапной серьезности заставило меня насторожиться.

— Тетя Вер, — Кирилл подался вперед, — ты никогда не думала продать квартиру?

Вопрос застал меня врасплох, словно удар под дых.

— Продать? Зачем? — я оглядела комнату, словно видела ее впервые. — Это наш с Алексеем дом, до этого, дом моих родителей. Куда я пойду?

— Не обижайся, — Кирилл поморщился, — просто эта трешка в центре стоит прилично. На эти деньги можно купить однушку где-нибудь на окраине, а остальное... ну, вложить, например. Тебе ведь много места не нужно, правда?

Я молчала, перебирая в пальцах кружевную салфетку, которую когда-то связала моя мама.

— И потом, — продолжал он, — ты не думала, что будет с квартирой... ну, когда тебя не станет? Извини за прямоту.

— Не думала, — машинально ответила я, хотя это была неправда. Думала, конечно. И даже составила завещание на Наталью. Но говорить об этом с Кириллом вдруг показалось странным.

Он тем временем достал из кармана блокнот, ручку и начал что-то подсчитывать.

— Смотри, по самым скромным оценкам твоя квартира стоит около пяти миллионов. Однушка в новостройке на окраине, два с половиной. Разница, два с половиной миллиона. Их можно вложить под десять процентов годовых, это... — он быстро посчитал, — 250 тысяч в год. Это почти 21 тысяча в месяц, плюс к твоей пенсии. Согласись, неплохая прибавка?

Я смотрела на него и не узнавала. Когда он успел стать таким расчетливым, этот мальчик, которому я когда-то читала сказки и пекла блины? Который плакал, когда разбивал коленки, и смеялся так заразительно, что невозможно было не улыбнуться в ответ?

— Кирилл, к чему весь этот разговор? — я попыталась говорить спокойно, но голос предательски дрогнул.

— Тетя Вер, — он вздохнул, — я могу помочь со всем этим. У меня есть связи в риэлторском агентстве, все сделаем быстро и без проблем. И потом, тебе же тяжело одной содержать такую большую квартиру? Коммуналка, ремонт...

— Я справляюсь, — отрезала я. — И потом, это не просто квартира, это мой дом. Здесь каждый угол...

— ...память, знаю, — закончил он за меня. — Но пойми, воспоминания не кормят. А с дополнительными деньгами ты сможешь и в санаторий съездить, и лекарства хорошие покупать, и вообще — жить, а не выживать.

«Я не выживаю, — хотелось крикнуть мне, — я живу. По-своему, как умею. И мне хватает».

Но вместо этого я сказала только:

— Мне нужно подумать. Это слишком неожиданно.

— Конечно, — Кирилл просиял, словно я уже согласилась. — Думай, сколько нужно. Я оставлю свой телефон, звони в любое время. И вот, — он достал из внутреннего кармана пиджака визитку, — это мой друг, риэлтор. Он все организует, даже переезд.

Я молча взяла визитку. Кирилл посмотрел на часы:

— Мне пора, тетя Вер. Дела. Ты думай, хорошо? И маме пока не говори, ладно? Она начнет волноваться, советы давать... — он улыбнулся. — Сами все решим, а потом поставим ее перед фактом.

Когда за ним закрылась дверь, я осталась стоять в прихожей, сжимая в руке глянцевый прямоугольник визитки. Что-то царапало меня изнутри, какая-то мысль, которую я не могла сформулировать. Пушок терся о ноги, требуя внимания, но я не замечала его.

Вечером я не могла уснуть. Ворочалась в постели, то сбрасывая одеяло, то снова натягивая его до подбородка. Слова Кирилла крутились в голове, как заевшая пластинка. «Воспоминания не кормят», «жить, а не выживать». А разве я выживаю?

Разве мне плохо здесь, в этих стенах, пропитанных памятью? Здесь, где стоит старое пианино, на котором когда-то играла моя мама; где на книжных полках, потрепанные томики Чехова и Бунина, которые я перечитываю каждую зиму; где в спальне все еще лежит подушка Алексея, и иногда мне кажется, что она хранит его запах?

И что я буду делать в новой квартире, в бетонной коробке новостройки? Там не будет этих старых, скрипучих половиц, зато будут тонкие стены, через которые слышно каждое слово соседей.

Там не будет этого вида из окна, на старый тополь, который по весне пушит так, что приходится закрывать окна, зато будет вид на такие же безликие высотки. Там не будет...

Я резко села на кровати. Внезапно я поняла, что меня так зацепило в разговоре с Кириллом.

«Ты никогда не думала, что будет с квартирой, когда тебя не станет?»

Вот оно что. Он рассчитывает на наследство. Он, а не Наталья. И ему не терпится. Он хочет, чтобы я получила только часть денег от продажи, а остальное... Что с остальным? Неужели он думает, что я отдам ему эти «инвестиционные» два с половиной миллиона? Или...

Мысль была настолько неприятной, что я отмахнулась от нее. Нет, Кирилл не мог замышлять ничего дурного. Он просто хочет помочь. Наверное.

Утром я позвонила Наталье. Сестра была в приподнятом настроении, они с Валентином собирались в Прагу на неделю.

— Представляешь, Верочка, второй медовый месяц! В нашем-то возрасте! — она смеялась в трубку, и я не решилась омрачить ее радость рассказом о визите Кирилла.

— Как у Кирилла дела? — осторожно спросила я. — Давно с ним разговаривала?

— Да на прошлой неделе звонил, — беззаботно ответила Наталья. — Все у него хорошо, работает в какой-то фирме, занимается... чем-то с недвижимостью, я не очень поняла. Со своей Леночкой они прекрасно живут, квартиру в ипотеку взяли. Молодцы, самостоятельные.

Я прикусила губу. Значит, Кирилл солгал. И о разводе, и о том, что мать не знает. А может, и о многом другом.

— А ты чего вдруг о нем спросила? — в голосе сестры появились подозрительные нотки.

— Да так, приснился сегодня, — соврала я. — Вот и подумала, как он там.

После разговора с Натальей я весь день была сама не своя. В библиотеке перепутала карточки, нагрубила девятикласснику, который слишком громко разговаривал, а потом долго извинялась. Вечером, вернувшись домой, я достала визитку, которую оставил Кирилл, и набрала указанный на ней номер.

— Алло, это Вера Николаевна, — сказала я, когда на том конце ответил мужской голос. — Мне Кирилл дал вашу визитку. По поводу квартиры.

— А, Вера Николаевна! — голос стал заискивающим. — Рад слышать! Кирилл мне уже все рассказал. Когда бы вы хотели встретиться, чтобы обсудить детали?

— Знаете, — я вдруг почувствовала странное спокойствие, — я передумала. Квартиру продавать не буду. И больше, пожалуйста, не звоните.

Я нажала отбой, не дожидаясь ответа. Потом набрала номер Кирилла, который он тоже оставил.

— Тетя Вер? — его голос звучал удивленно. — Ты так быстро решила?

— Да, Кирилл, — я говорила спокойно и твердо. — Я не буду продавать квартиру. Никогда. Это мой дом, и я останусь здесь до конца. А ты больше не приезжай без приглашения. И маме позвони, расскажи про развод. Она должна знать.

— Что за чушь... — начал он, но я перебила:

— И да, Кирилл, я все-таки составлю завещание. Но не на тебя.

Я нажала отбой и выключила телефон. Потом села в кресло, в то самое, в котором всегда сидел Алексей, и вдруг почувствовала, как по щекам текут слезы. Я плакала от обиды и разочарования.

На следующий день я позвонила в юридическую консультацию и записалась на прием к нотариусу. Я решила переоформить завещание, не на Наталью, которой, с ее новой жизнью в Минске, моя квартира была не нужна, и не на Кирилла, который, как выяснилось, интересовался только деньгами.

Я завещала квартиру местному приюту для пожилых учителей, о котором недавно прочитала в газете. Пусть после меня здесь живет кто-то, кто тоже любит книги и умеет ценить тишину старых стен.

А еще я начала ремонт, небольшой, косметический, но все же. Заменила обои в спальне, купила новые занавески в гостиную, починила кран на кухне, который капал уже второй год. И записалась на компьютерные курсы для пенсионеров в местную библиотеку.

Наталья позвонила через неделю, уже из Праги.

— Верочка, представляешь, мне Кирилл сегодня все рассказал! — в ее голосе звучало возмущение. — И про развод, и про то, что приезжал к тебе с этими дурацкими предложениями! Я ему так и сказала, оставь тетю в покое! Это наш с тобой дом, наше детство, наша память! Как у него язык повернулся...

Я слушала ее и улыбалась. Наталья всегда была эмоциональной, торопливой в суждениях. И всегда становилась на мою сторону, когда узнавала правду.

— Да ладно, Наташ, — сказала я, — не ругай его сильно. Он молодой еще, горячий. Думал, как лучше.

— Лучше? — фыркнула она. — Да он просто решил, что ты... — она осеклась.

— Что я старая и глупая? — я усмехнулась. — Может, и так. Но это мое право, быть старой и глупой в своем собственном доме.

Мы поговорили еще немного, о Праге, о ее Валентине, о том, что кризис среднего возраста бывает не только у мужчин (это она о Кирилле). А потом, попрощавшись, я вдруг подумала, что впервые за долгое время чувствую себя живой.

Не вдовой Алексея, не одинокой пенсионеркой, а просто Верой Николаевной Сомовой, женщиной, которая смогла защитить свой дом и свою жизнь.

Теперь каждое утро, просыпаясь в своей спальне, под тиканье старых часов, доставшихся еще от бабушки, я думаю: жизнь продолжается. Моя жизнь, моя собственная, в которой я сама делаю выбор.

А Кирилл... что ж, он сделал свой выбор. И как это часто бывает, пытаясь решать за других, решил только за себя.

🦋Напишите, что думаете об этой ситуации? Обязательно подписывайтесь на мой канал и ставьте лайки. Этим вы пополните свою копилку, добрых дел. Так как, я вам за это буду очень благодарна.😊🫶🏻👋

#историиизжизни#рассказы#наследство