«Я — робот?»
Класс гудел, как растревоженный улей. Солнечные лучи пробивались через пыльные шторы, подсвечивая парты, испещренные надписями: «Здесь был Вася», «Математика — отстой». Я сидел, уставившись в чистый лист, где вместо слов о «будущей карьере» рождались эскизы супергероя в очках, который спасал мир не кулаками, а рисунками. Учительница литературы, Анна Петровна, ходила между рядами, как стражник, проверяя первые строки сочинений. Её каблуки стучали по полу в такт моему сердцу.
— Женя, ты вообще начал? — Анна Петровна нависла над моей партой, её духи смешались с запахом мела.
— Я... думаю, — пробормотал я, прикрывая ладонью набросок.
— Думать надо было дома, — она щёлкнула указкой по теме на доске: «Кем я вижу себя через 10 лет». — Это не фантазии, а план. Инженер, врач, программист — вот что серьёзно!
После урока я выскочил в коридор, где Лена уже ждала у окна с блокнотом в руках. Её рыжие волосы были собраны в хвост, а на щеке красовалось пятно от акварели.
— Ну как твоё «будущее»? — спросила она, перелистывая страницы с набросками крылатой лисы.
Я показал ей свой лист с супергероем:
— Анна Петровна сказала, что это мусор.
— Да сама она мусор! — Лена ткнула карандашом в воздух. — Помнишь, как в прошлом году она назвала моё стихотворение «детскими трелями»? А потом оно взяло приз в конкурсе!
— Но она права, — я смял лист. — Комиксы не накормят.
Лена вырвала бумагу у меня из рук и разгладила её на подоконнике:
— А пироги Анны Петровны не вылечат её одиночество. У неё же коты вместо детей.
Я фыркнул, но супергерой на листе вдруг перестал казаться таким уж глупым.
После уроков я задержался, чтобы дописать хоть что-то. Анна Петровна ушла на совещание, оставив меня один на один с тетрадью. Пустой класс казался больше, звук шагов отдавался эхом. Я вывел первую строчку: «Через 10 лет я хочу...» — и замер.
— Эй, ботаник. — Витька стоял в дверях, его тень тянулась через весь кабинет. — Ты... — он замялся, вертя в руках разбитый телефон. — Можешь не писать про меня в своём сочинении.
Я удивился:
— Я и не собирался.
Он вошёл, сел за парту напротив. Его куртка была расстёгнута, под ней — футболка с надписью «No Fear», но сам он выглядел испуганным.
— Тот рисунок... с волком. — Он достал смятый лист из кармана. — Ты знаешь?
— Догадываюсь, — осторожно сказал я.
— Отец бьёт мать, — выпалил он, будто срывая пластырь. — А она терпит. Говорит: «Ради тебя». Я... — он сжал кулаки. — Я не хочу быть ради кого-то!
Тишина повисла, как туман. За окном каркала ворона, и я вдруг понял: Витька плачет. Без слёз, но его голос был мокрым от боли.
— Почему ты мне сказал? — спросил я.
— Потому что ты не засмеёшься, — он встал, пряча лицо в капюшон. — И если проболтаешься...
Витька провел большим пальцем по шее.
— Не проболтаюсь.
Он кивнул и вышел, оставив на парте след от мокрой ладони.
После этого сочинение совсем потеряло надо мной власть. Я пошел в учительскую, сказав, что плохо себя чувствую.
Я не врал.
Дома я разбросал по столу эскизы супергероя. Мама заглянула в комнату с чашкой чая:
— Опять рисуешь вместо уроков?
— Это и есть урок, — я показал ей комикс: герой в очках побеждал монстра по имени «Стереотип».
Она села рядом, рассматривая рисунки:
— Знаешь, твой дед мечтал стать музыкантом. Но его отец сказал: «Сначала институт». — Она вздохнула, поглаживая фото деда с гитарой. — Он до конца жизни жалел.
Папа, проходивший мимо, остановился:
— Я тоже хотел быть лётчиком. Но математику завалил. — Он потрепал меня по волосам. — Если твой герой спасает миры... спасай.
На следующий день мы встретились с Леной на крыше ее дома, куда пробирались через чердак. Она дорисовывала крылатую лису, которая ломала клетку ключом-кистью.
— Анна Петровна поставила мне тройку за сочинение, — сказала она, бросая камешек на козырек над подъездом. — Написала: «Несерьёзно мечтать о кругосветном путешествии с альбомом».
— А что ты ответила?
— Нарисовала её в виде совы в клетке. — Она хмыкнула. — Показала бы, но передумала. А то она расстроится и забудет покормить своих котов.
Я достал наш комикс. Вдруг он показался мне таким значительным. Не только нашим.
— Давай издадим его сами. В интернете.
Её глаза загорелись:
— Назовём «Тихони против гигантов».
Витька исчез. Не сразу — сначала его шутки стали реже, как осенние листья, которые уже не шелестят, а тихо падают. Он перестал ставить подножки у столовой, не прятал мои вещи, и даже Катя как-то пробормотала: «С ним что? Пришельцы мозги заменили?» Но я-то знал правду.
На уроке физкультуры, когда все переодевались в раздевалке, Витька вдруг швырнул кроссовки в угол.
— Не пойду, — буркнул он, утыкаясь в телефон. — Задолбало.
Сашка, уже одетый в спортивную форму, замер с его рюкзаком в руках:
— Витьк, ты чего? Тренер опять орать будет...
— Пошёл ты, — Витька встал и вышел, хлопнув дверью так, что задрожали замки на шкафчиках.
Учитель, Николай Васильевич — бывший военный с лицом, будто высеченным из гранита — заметил отсутствие Витьки сразу.
— Где Миронов? — рявкнул он, тыча пальцем в список. — Опять сачкует?
Класс молчал. Сашка потупил взгляд.
— Миронову двойка! — Николай Васильевич ударил свистком по ладони.
— Можно выйти? — я тянул руку. Учитель с досадой произнес:
— Урок только начался! Иди давай. И Миронова поищи.
Я бегом рванул из зала.
Витька был за гаражами. Он часто там зависал со своими друзьями. Я это знал и поэтому ходил домой в обход. Сейчас он сидел на ржавой трубе. Его ноги болтались над лужей с масляными разводами, а в руках он вертел разбитый телефон — тот самый, что разлетелся на осколки после разговора с отцом.
— Тебя ищут, — сказал я, прислонившись к кирпичной стене.
Он не повернулся, но плечи дёрнулись:
— Иди к чёрту.
— Николай Васильевич поставил двойку.
— Иди к нему вдвойне.
Я подошёл ближе. На экране телефона заметил фото: Витька лет восьми, обнимающий женщину с усталыми глазами — его мать.
— Она сегодня опять ушла к соседке, — прошептал он, стирая грязь с экрана рукавом. — Говорит, папа «не в духе».
Я сел рядом, чувствуя холод металла сквозь джинсы.
— Почему ты здесь? — он наконец посмотрел на меня. В глазах — не злость, а усталость.
Я пожал плечами:
— Потому что ты теперь молчишь. А это... странно.
Он скривился:
— Че, когда орал, лучше было?
Телефон в его руках тихо запищал — низкий заряд батареи. Фото погасло, оставив только трещины на экране.
— Знаешь, я раньше думал, ты слабак, — он убрал телефон в карман. — А ты просто... не боишься быть слабым.
До конца урока мы просидели молча. Когда прозвенел звонок, Витька встал, отряхнулся и пошёл к школе, даже не оглянувшись.
Николай Васильевич больше не кричал на него. Просто ставил галочки в журнале, когда Витька механически отжимался, глядя в одну точку. А Сашка теперь носил два рюкзака — свой и Витькин — но уже без прежней услужливой ухмылки.
Я сдал сочинение. Вместо плана карьеры — комикс о супергерое, чья сила была в умении слушать. Анна Петровна со вздохом взяла тетрадь на проверку.
— Это... неформатно, Женя.
— Зато честно, — сказал я.
На следующий день она подозвала меня и сказала с ноткой смирения в голосе:
— Напиши вступление и заключение, неформал.
Я быстро, не садясь за парту, начиркал пару предложений. Именно в них я потом увидел красные исправления. Комикс остался нетронутым.
Анна Петровна поставила тройку, но внизу написала: «Развивай талант».