Артему было двенадцать, когда отец ушёл из семьи. Он женился на другой — молодой, яркой, с лёгким загаром на плечах и смехом, который звучал как звон стекла. Ее звали Ирина.
Прошли годы. Артем вырос, но отец оставался рядом — звонки, редкие встречи, неловкие разговоры. А потом — неожиданное предложение: поехать с ними на юг.
Домик у моря был маленьким, уютным. Солнце палило так, что даже слабая тень казалась роскошью.
Они пришли с пляжа. Артем чуть задержался, играя с соседским щенком, а потом пошел к дому. Дверь была приоткрыта. Артем шагнул внутрь и замер.
Ирина стояла спиной к нему, сбрасывая мокрый купальник.
Она повернулась — не спеша, словно давая ему время отвести взгляд. Но он не смог.
— Зайди, — сказала она. Губы тронула улыбка. — И закрой дверь.
Отец был в саду. Море гудело за окном.
А Артем сделал шаг вперёд...
Дни на юге текли медленно, наполненные солнцем, запахом соли и тёплым ветром, который обволакивал кожу, как чьи-то нерешительные прикосновения.
Артем старался не оставаться с ней наедине. Но это было невозможно.
Она не пряталась. Утром выходила к завтраку в одном лёгком халатике, который распахивался при каждом движении. Загорала топлесс, пока отец читал газету в шезлонге, будто ничего не замечая.
Той ночью он не мог уснуть. Вышел на крыльцо, закурил. Море шепталось с берегом.
— Не спится? — её голос прозвучал за спиной.
Он обернулся. Она стояла в дверях, освещённая серебристым светом, в одной тонкой ночной рубашке.
— Я… просто подышать вышел, — пробормотал Артем, но она уже подошла ближе.
— Ты всё время смотришь на меня, — сказала она тихо. — И я вижу, как тяжело тебе это скрывать.
Он почувствовал, как кровь ударила в виски.
— Ты жена отца, — прошептал он, но это прозвучало скорее как напоминание самому себе.
Она улыбнулась, провела пальцем по его плечу.
— А ты уже взрослый, Артем…
Он схватил её за руку, но не оттолкнул — просто замер, чувствуя, как горит кожа под его пальцами.
Отец спал за стеной.
Море молчало.
Прошла неделя с того разговора на веранде. Она больше не прикасалась к нему так откровенно, не искала его взгляда, когда отец отворачивался. Но и не пряталась.
Артем ловил себя на мысли, что теперь смотрит на неё иначе — не с жадным желанием, а с каким-то странным, почти болезненным любопытством. Почему она так делала?
Накануне отъезда они сидели у костра. Отец ушёл в дом за вином, и наступило молчание — густое, как морская вода в сумерках.
— Ты так и не поддался, — вдруг сказала она, глядя на огонь.
Артем напрягся.
— Я не хотел разрушать семью.
Она рассмеялась, но в этом смехе не было радости.
— Какая семья? Твой отец женился на женщине, которая моложе его на пятнадцать лет. Ты думаешь, он не знал, на что подписывается?
Артем почувствовал, как в груди защемило.
— То есть… он допускал, что ты…
— Он допускал, что я живая, — перебила она. — А ты оказался более принципиальным, чем он.
Отец вернулся с бутылкой, и разговор оборвался.
Утром они уезжали.
Она стояла на крыльце в легком платье, волосы растрепаны ветром. Артем грузил чемоданы в машину и чувствовал её взгляд на своей спине.
— Артем, — позвала она.
Он поднял глаза.
— Спасибо, — сказала она просто.
Он кивнул. Больше им не о чем было говорить.
Они сели в машину. Дверь захлопнулась. Машина тронулась.
Море осталось позади.