август 2018 год
После того, как мы окончательно расстались с Л., Майя — моя субличность, мой внутренний ребенок, рождённый в отношениях с ним, заснула. Она была со мной, но никак себя не проявляла, я устраивала земную жизнь, её же сферой было всё небесное, огненное, творческое. И вот, после того, как я осознала глубину одиночества в браке с А., на фоне теперь уже полного бытового благополучия, я почувствовала, что она снова хочет выйти на свет. Началось всё со снов. На дворе отцветало жаркое лето, был конец августа, а мне вдруг начала сниться зима. Мне стал сниться Л., но не так, как раньше, будто мы снова вместе, а будто я вновь переживала события, которые уже произошли. Такое яркое, выпуклое 3Д-воспоминание. Сны были настолько красочными, что я даже их записывала:
Мой город заносит снегом. Для людей, спешащих с работы, ничего необычного в снеге зимой, конечно, нет, это лишние неудобства – налипшие на сапоги, скользкие, размазывающие тушь неприятности, от которых хочется поскорее в тепло и сухо, а лучше под одеяло, с книжкой или плеером и большими, мягкими, зимними мандаринами, которые можно очистить, не разрывая кожуру до конца, а потом спать в мандариновом запахе и чувствовать себя на все сто.
Я - другая.
Я знаю одну тайну.
Самый тихий звук на свете - это звук падающего снега. И совсем не обязательно углубляться в тайгу на снегоходе, чтобы его услышать. В машине, тёплой, остывающей, дышащей через свои кожаные лёгкие, тают последние снежинки на моих сапогах. Дворники отшелестели. Мы в центре города, между кирпичным боком чьего-то гаража и железом мусорного бака. Вокруг происходит жизнь с её клокочущим и бессмысленным пульсом, и сквозь скрежет вдруг проступает островок совершенной тишины.
Окна запотели, и ручейки полосят стекло, видно, как падает снег, и становится совершенно ясно, что он всегда падает в ритм дыхания. Тишина снисходит на меня, смыкается на мне твоими пальцами- замком на моей спине, закрывая меня надёжно от всего мира. У тишины ласковые ладони. Тишина полна, как чаша: пожалуйста, не расплескай, не трогай, не прекращай.. даже не думай остановить снегопад.
Моя кожа становится прозрачной, но сразу запотевает и ничего никому не разглядеть, как ни вглядывайся. Нас никто не застанет, моя девочка, никто не потревожит. В месте, где идёт снег, нет рабочего графика, паркующихся некстати машин и назойливых айфонов.
Здесь даже сердце деликатно убавляет звук. Здесь губы абсолютно беззащитны и искренни, а время застыло, как доисторическая муха в янтарном кулоне на об.н.аженной груди. Прикосновения снежны, снегопадно непрерывны. Это неостановимо, неизбежно и в апреле растает.
Но апрель - это всего лишь смешное слово, а пока идёт снег. Мы его слушаем. Не мешайте, это так красиво. Так по-настоящему.
......................................................
А вот ещё, вспомнилось, всплыло в памяти, живым и быстрым кинофильмом, как поехали на конференцию в соседний город... Небрежно наброшенный плед, под которым его рука гладит моё колено, а я откинулась на спинку и делаю вид, что сплю. Самолёт мягко садится, я сползаю головой на его плечо, он касается губами моих волос, нежно - нежно. Весь день мы рядом, сидим на соседних стульях, работаем бок о бок, обедаем напротив, каждый час обозначен, как пунктиром, смазанными прикосновениями, взглядами, улыбками. Я читаю в его глазах шифр, предназначенный только мне:
-Я люблю тебя...
-И я ...
А потом серая отельная дверь, писк электронного замка...
Раздается щелчок, и разом всё рухнуло внутри и летят вниз: куртки, ремни, молнии, пуговицы, цепочки и шарфы. Сумка, зацепившись длинной ручкой за угол полки в прихожей, описывает долгую медленную дугу. Воздух вокруг становится густым, мерцает бордовое марево в такт сердцу, которое стучит оглушительно громко в тишине и прохладе гостиничного номера. Л., одним резким движением срывает покрывало, простыни белые, ледяные, гладкие, как льдины. Мы падаем в них и начинаем греться, разводить огонь: самое нужное дело в эпоху неолита, когда все чувства неожиданно сворачиваются по спирали вовнутрь, к началу, к источнику. Пропадает время, скукоживается пространство, остаётся только ощущение губ, рук, влаги, стекающей по запотевшим телам, как капли дождя по стеклу. Вот, мамочка, видишь: мы всё-таки едины, нас одно целое и нет трещинок, и нет границ, всё одна и та же восхитительная, покачивающаяся мягкость. Без имени. Без голоса. Без шансов.
А потом мы лежим и дымимся рядом, словно после Апо.к.алипсиса, я улыбаюсь ему слабой улыбкой, будто из меня вышла вон вся муть, и мне светло и тихо, а он встаёт, включает чайник и приносит мне полотенце.
И всё это было со мной и составляло моё счастье, этого я долгое время была намеренно лишена, старалась спрятать, забыть, игнорировать. Я стала верной женой, заботливой и покладистой, я честно тружусь и почитаю мужа своего. Мне должно быть хорошо, но это не так. Я больше не могу не обращать на это внимание, я вспоминаю, я думаю об этом, мне это снится.
-Эй, псс, - слышу я и, перед тем, как выпрыгнуть из сна и снова заснуть, вздрагиваю и вижу стоп кадром г.олую Майю, сидящую на подоконнике, сдувающую челку со лба и болтающую ногами.
Я поворачиваюсь, медленно ложусь на спину, закрываю глаза и уже не грущу, что это закончилось.
Я послушно улыбаюсь, потому что это было. Были эти головокружительные чувства, эти медленные, тягучие прикосновения, эти невероятные мурашки по спине. Пробуждения с мыслью о нём, радость от предвкушения встреч, ощущения от погружения ладони в его волосы на затылке, от тёплого изгиба мужской груди, куда я помещаюсь как пазл в пазл, со щелчком. Была страсть, стоны, единение, растворение я, ладонь в ладони — всё это было, было... и хочет быть, хочет дышать, хочет продолжаться и рвётся на волю, ведь я знаю как, мама, я умею. Я такая — ух, ты обалдеешь, когда увидишь, когда я тебе покажу. А я могу показать, ты только выпусти меня, ладно? Мы найдём в кого влюбиться, ты только разреши, ну пожалуйста, ну мааам...
Утром я всё-таки просыпаюсь по-настоящему. А моя Майя смотрит на меня из-под длинных ресниц и хитренько улыбается. И тут-то я понимаю, чего она хочет. И это ..