Я хочу поговорить о небольшой статье "Об уголовной защите", это доклад адвоката С.А.Андреевского на конференции присяжных поверенных и их помощников. И это также 1909 год. Статья обязательна к прочтенью, так как автор в ней говорит не о том, как выступать в уголовном Суде, а об адвокатском ремесле в целом. И, как я говорил ранее, как в уголовном правосудии есть вечные категории и истины, так и в уголовной защите есть вещи важнее, чем состав преступления. Есть некая магия уголовного процесса, П.Сергеичем, названная "Искусством речи на суде", у Андреевского С.А. эта магия, как бы понимается через проблемы уголовного дела, по которому ему предстоит выступать, или через прочтение адвокатом человека, которого ему надо защищать, и тому, как озвучить в Суде эти вопросы - свое понимание этого человека, этого дела. Впрочем, у Аристотеля об этом же сказано так: "Справедливость прекраснее сияния самой красивой в небе звезды". А у Канта вот так: "Моральный закон внутри нас и звездное небо над нами", как вечные истины. Словом, в статье Андреевского С.А. речь идет об адвокатском ремесле, которое, если сделать его безупречно, относит работу уголовного защитника к разряду мистического. И речи С.А. Андреевского по конкретным уголовным делам, которые, к счастью, дошли до нас, тому пример.
Язык Андреевского столь точен и ярок, что я не возьму на себя смелость
пересказать основные идеи его статьи, так как боюсь потерять её стиль и самое главное её смысл. Поэтому просто процитирую несколько мыслей...
"Юристами можно назвать только знатоков гражданского права.Они заведуют особою областью общежития, для которой вековым опытом, можно сказать почти наукой, выработаны условные нормы отношений по имуществу.Это чрезвычайно хитрая механика, в которой хороший техник с помощью одного, едва приметного винтика, может остановить или пустить в ход целую фабрику. В этой области нужно превосходно знать как общую систему, так и все её подробности."
"Иное дело криминалисты. Все они дилетанты, люди свободной профессии, потому что даже уголовный кодекс, с которым им приходится орудовать, есть не более как многоречивое, а потому шаткое и переменчивое разматывание на все лады основных десяти заповедей Божьих, известных каждому школьнику. Поэтому от уголовных защитников не требуется ровно никакого ценза. Подсудимый может пригласить в защитники, кого угодно. И этот первый встречный может затмить своим талантом всех профессионалов. Значит, уголовная защита- прежде всего не научная специальность, а искусство, такое же независимое и творческое, как все прочие искусства, т.е. литература, живопись, музыка и т.п."
"Поэтому-то и уголовный защитники имеют популярность своего рода "избранников" толпы - не то поэтов, не то драматических любовников, не то чарующих баритонов...Они фигурируют на эстраде, у них развиваются актерские инстинкты... И в этом их проклятие! Они весьма легко увлекаются мишурой и необычайно быстро пошлеют... Но пошлость уголовного адвоката, увлекающегося дешевым успехом, неизмеримо ниже пошлости актера, который торопится завоевать успех тем же путем, т.е. угождением своему залу.".
" ... уголовный защитник объединяет себя с весьма живым субъектом, сидящим за его спиною, и, по правде сказать, метать громы и молнии из-за этого субъекта, принимать благородные позы и кипеть за него правдивым негодованием приходится только в крайне редких, даже исключительных случаях. А уголовники считают своим священным долгом делать это чуть ли не каждый раз...Выходит нечто самое гадкое, что только можно себе представить: продажное негодование, наемная страсть...Поприще очень скользкое."
"Я нашел, что простые, глубокие, искренние и правдивые приемы нашей литературы в оценке жизни следует перенести в суд. Я за это взялся с таким же логическим расчетом, с каким, например, техники решили воспользоваться громадною силою водопадов для электричества. Нельзя было пренебрегать столь могущественным средством, воспитавшим многие поколения наших судей в их домашней обстановке. Я знал, что их души уже подготовлены к восприятию тех именно слов, которые я им буду говорить."
"Этот прием не составляет моего открытия, Я имел поучительных предшественников. Называю их вполне определенно: Урусов и Кони."
"Литература действовала гораздо радикальнее: она примеряла общество с самой личностью нарушителя закона." И ещё: "С тех пор примирение правосудия с душой преступника сделалось основным мотивом уголовной защиты."
"В Росси всегда оправдывают преступников, - их называют несчастными", - отмечает Андреевский С.А. Мы скромно отметим, что Андреевский писал об уголовном процессе после судебных реформ Александра II. Сейчас времена в судебных залах иные, впрочем, и уголовный процесс иной.
Поэтому продолжу цитирование. "Всегда - не всегда. Однако же, едва ли в каком государстве найдется более человеческий, более близкий к жизни, более глубокий по изучению души преступника суд, чем наш суд присяжных. И это вполне совпадает с нашей литературой, которая, при нашей отсталости во всех прочих областях прогресса, чуть ли не превзошла европейскую не чем иным, как искренним и сильным чувством человеколюбия".
"Сделавшись судебным оратором, прикоснувшись на суде присяжных к "драмам действительной жизни", я почувствовал, что и я, и присяжные заседатели - мы воспринимаем эти драмы, включая сюда свидетелей, подсудимого и бытовую мораль процесса, совершенно в духе и направлении нашей литературы. И я решил говорить с присяжными, как говорят с публикой писатели".
Лично я кайфую от речей Андреевского С.А. Думаю, дело здесь в том, что за речами виден их автор, его личность, и виртуозное мастерство автора в изложении фактов уголовного дела Суду, тексты его речей живут как самостоятельные литературные произведения. А это вовсе не характерно для опубликованных судебных речей адвокатов.
И не так много речей адвокатов- наших современников, издается сейчас. Сейчас это не такая популярная литература. На моей памяти были изданы мемуары С.Арии. И там тоже виден автор - Семен Ария. И этим его мемуары интересны. Сейчас уже не издаются, но мне попадались на глаза, речи адвоката Ватмана. Ватман был цивилистом, и его речи были, соответственно, по гражданским делам, но сила его аргументов, которыми он обосновывал во вроде бы скучных имущественных спорах периода позднего социализма, когда в Судах бились за ложки, ножи, машины, квартиры-дачи, другого то имущества не было, так вот, его сухой тон изложения обстоятельств гражданских дел также вызывал восхищение, заставлял смаковать каждый правовой довод, приводимый адвокатом.
Есть у меня сборник речей адвоката Кисенишского И.М., подаренный автором. Его речи хороши, но их надо уметь читать. А они могут провисать, слово, сказанное вслух, и слово, писанное на бумаге - это два разных слова. Опубликованные речи это особый вид литературы. Перед читателем нет сюжета, нет главного героя, драмы, интриги. Но есть текст, который произносит адвокат по поводу преступления. Контекст речи только понимается через саму ткань доводов, которые излагает адвокат в своем выступлении. Это как письмо родственникам: погода хорошая, кот Васька ушел по весне гулять и только вот вернулся...Что видишь, о том и говоришь. Отличие речей адвоката-есть анализ доказательств, применимых норм права, и это жонглирование доводами и юридическими аргументами может восхищать, если она сделана хорошим мастером своего дела. Но Андреевский С.А.- гений. В его речах восхищает не только анализ дела, логика его позиции по делу, но и слог, и стиль, а это и есть автор речи. И он виден за опубликованным текстом речи. Это уже больше, чем мастерство. Анализ и знание нормы права сейчас заменит Chat GPT, а вот стиль, нет.
Пожалуй такой же эффект вызывают мемуары Семена Арии.
Но этот канал не о беллетристике, и не о том, как писать беллетристику. Мы говорим о судебных речах и пытаемся построить структуру боевой речи в защиту клиента, которая бы создала событие защиты, произвела воздействие на Суд. Поэтому отметим в работе адвоката С.А. Андреевского и такой момент, что современники его считали "не настоящим адвокатом". Он пишет об этом сам в этой же статье, которую мы разбираем, его называли "адвокатом - поэтом". С точки зрения структурной лингвистики, этот упрек не имеет права на существование. Речи Андреевского не могли не оказать влияние на Суд. Слишком они ярки, правильны и образны. Поэтому поэт ли Андреевский, прозаик ли, или "тоже юрист", нам то какое дело. Цель речи достигнута. Но здесь есть более глубокая проблема.
Есть юридическая линия защиты и есть структура речи в защиту. В идеале они должны совпадать. Более того, мы адвокаты обязаны поддерживать любую позицию своего подзащитного. Он главный в этом виде судебного боя. Хорошо, если адвокат может выбрать свою позицию, и если он видит абсурд в позиции подзащитного, то, либо переубедить его, либо просить клиента отказаться от его адвоката помощи в пользу другого адвоката. Но не все адвокаты по экономическим причинам могут себе это позволить. Какую позицию по делу занять клиенту, часто адвокат знает лучше клиента, но не адвокат ее избирает, эту позицию занимает клиент, а адвокат обязан ей следовать. Но как быть, если клиент, чтобы прекратить свои мытарства, берет на себя вину в преступлении, которое он не совершал? Следователь, например, ему прямо говорит, признай вину и из изолятора выйдешь, и условный срок получишь, и на защите сэкономишь. Что здесь защитнику противопоставить? Речь на суде? Туманную перспективу оправдательного приговора? Готовность отстаивать его интересы во всех инстанциях? Это пример из конкретного дела, как Вы понимаете. Риски растут по экспоненте: а если не получится? Признание вины подзащитным отнимает все шансы на борьбу в вышестоящих инстанциях, выбивает все , даже самые безупречные аргументы защиты. Сложный вопрос...Вот как Андреевский на него отвечает:
" ...между судом и подсудимым существует ещё целая бездна взаимного непонимания.Да, вы сами знаете ли ещё своего клиента? Часто ли навещали его в тюрьме? Разъясняли ли ли в задушевной беседе с ним все мучительно-темные вопросы, создаваемые жизнью, совершенно заново, решительно в каждом отдельном преступлении? Добились ли вы толку? А что если и вы сами ничего не понимаете? Великолепны будут прения!"
"Я убежден, что защитник, сумевший проникнуть в душу подсудимого, постигший в ней как дурное, так и хорошее, словом, слившийся с подсудимым внутренне, почти в каждой защите невольно оторопеет перед тем, как трудно будет ему вынести на свет, перед далекие незнакомые лица судей, все то интимное, почти непередаваемое, чем он преисполнен, вследствие искреннейшего общения с преступником, на правах его единственного на свете исповедника и охранителя..."
В принципе в этих двух абзацах Андреевского С.А. - универсальный метод защиты по любому уголовному обвинению. Я пробовал, поэтому знаю, о чем говорю. Да, уходит очень много времени на встречи и беседы с подзащитным. Ты психолог и адвокат в одном лице. И немного священник. Но результат в уголовном суде поразителен, рефлексия обвиняемого своей вины, и понимание комплекса вины самим подзащитным, приводит к такому эффекту, как описанный в работе Поля Рикера "Конфликт интерпретаций", где то 96-98 гг. прошлого века (работа сложна и мы будем говорить о ней позже, это уже профессиональная философская литература) эффект, как "керигма"( в католической традиции философской мысли), в православной традиции этот эффект близок к понятию "благодать"(а этот феномен хорошо описан в последней работе Б.П. Вышеславцева "Этика преображенного эроса", по моему, 1956 год). Но нужно, чтобы подзащитный доверил тебе свою душу, высказал то, о чем у него болит совесть. И смог сказать об этом Другому, т.е. Судье. Или вообще не болит. И вот, дискурс в уголовном суде меняется. 17 статья УПК РФ работает по другому.
Но вернемся к кейсу, о котором говорилось двумя-тремя постами выше. Обвинение надуманное, клиент в СИЗО. Он возмущен. Просит, что то сделать, как то помочь ему. Скорее вытащить его из изолятора. Пожаловаться, что ли, куда-нибудь, требует он. Он обычный человек, и не готов к таким испытаниям.У него нормальная семья, двое маленьких дочек, неработающая жена и пожилая мать на иждивении. Вину отрицает категорически. И как по мне, так с полным на то основанием. Но я вижу его глаза.И понимаю, он не выдержит. Он не сможет побороть обвинение. А на это и весь расчет у противной стороны: признай вину, отступись от бизнеса, и живи дальше своей жизнью. Перед ним тяжелый моральный выбор. И он ещё не понимает, что жизнь его столкнёт с этим решением, этическим выбором. Это сейчас он отрицает вину и готов бороться, но надолго его не хватит, мне то это видно. Это то, о чем говорил Андреевский - об узнавании души подзащитного. Я не согласился принять на себя защиту, а о том, что через пол-года обвиняемый вину признал, заключил сделку, и дал показание на своих "подельников", а попросту своих друзей, таких же обычных граждан как он, узнал через некое время, когда суд назначил ему небольшой условный срок. Словом, все произошло, как говорил следователь, и как я прочитал в его глазах.
Решимость и готовность бороться с незаконным и несправедливым обвинением встречается не часто. Но если эта сила в человеке есть, а она всегда чувствуется, то она ведет его по судебным инстанциям к его победе. И очень часто в этой победе мораль и закон сплетаются воедино. Когда я был молодым и неопытным адвокатом, но хорошим юристом, который знал все законы, в Московском Университете всегда хорошо учили на юрфаке, говорю своему подзащитному, признай вину, и срок будет не большой. "Я не крал, и не мошенничал. И этого не совершал", - был ответ. "А если назначат большой срок, знаешь, я прожил хорошую жизнь, многое видел. ...Ну, что ж судьба такая.... Поэтому, смотри,"- продолжал он: "это доказательство прямо опровергается вот этими документами..." Мосгорсуд по первой инстанции назначил ему срок огромный, но и судьба к нему оказалась благосклонной: Верховный Суд оправдал подзащитного по тем составам, вину в которых он не признавал, и срок снизил в два раза. Через пол-года он освободился по УДО.
Ну и в завершении ещё одна мысль Андреевского: "Содержание речи должно быть приурочено к тому, чего могут требовать и ожидать, чем могут наиболее интересоваться судьи в момент прений. Нет ни малейшей надобности повторять то, чего они уже знают. Следует обобщить картину дела и сделать это таким образом, чтобы попутно были затронуты все больные места и получились ответы на самые щекотливые и тревожные вопросы. Преподать эту архитектонику защиты нет никакой возможности. Она делается чутьем, талантом и, так сказать, духовным глазомером, который указывает вам на соответствие между частями и целым".