Найти в Дзене

Молчала восемь лет, а потом сказала такое, что вся родня оцепенела

Каждый раз перед семейными посиделками у меня начинало ныть под ложечкой. Вот и сейчас, помешивая салат оливье для праздничного стола, я чувствовала знакомый комок в животе. И дело не в том, что я не любила родственников. Просто у нас всегда было принято говорить обо мне и Егоре как о паре неудачников, и я уже привыкла помалкивать.

— Нин, ты чего копаешься? — муж заглянул на кухню. — Уже все собираются, а ты тут возишься.

— Иду-иду, — я сняла фартук и разгладила складки на платье. — Зал уже украсили?

— Ещё утром шары повесили и гирлянды, — муж помог мне отнести салатницу к столу. — Вроде празднично выглядит.

Наша маленькая квартирка с трудом вмещала всю его родню, но на юбилей свекрови отказаться от празднования было невозможно. Семьдесят лет — дата серьёзная, как напоминала нам Антонина Павловна при каждом телефонном разговоре последние полгода.

Звонок в дверь возвестил о приходе первых гостей. В прихожую ввалились золовка Светлана с мужем и детьми, следом — деверь Олег с женой и сразу за ними — сама виновница торжества с супругом.

— Ниночка, спасибо, что взяла на себя организацию, — свекровь чмокнула меня в щёку. — У тебя же всегда так хорошо получается устроить праздник, — она оглядела комнату. — Хотя, конечно, в таких тесных условиях сложно что-то приличное сделать.

Золовка хмыкнула и подмигнула мне, мол, началось. А я только улыбнулась и забрала у гостей пальто. Привычное дело — лёгкая шпилька в сторону нашей небольшой двушки. Ничего нового.

Через час квартира гудела как улей. Съехались все: двоюродные братья и сёстры Егора, тётки, дядьки, сваты. Столы сдвинули, выставили угощение, бутылки с напитками. Я сновала между кухней и залом, подавая горячее, меняя тарелки, разливая чай.

— Нинуля, а ты присядь, передохни, — Егор поймал меня за руку, когда я уже в пятый раз пробегала мимо. — Всё уже на столе, хватит суетиться.

Я села рядом с ним, потянулась к бокалу с водой. В последние годы я вообще не пила алкоголь — после той истории...

— Ну что, — громогласно объявил свёкор, Виктор Петрович, — за нашу дорогую юбиляршу! Тоня, дай бог тебе ещё столько же прожить в здравии!

Все зашумели, потянулись с бокалами к имениннице.

— Спасибо, родные мои, — расчувствовалась Антонина Павловна. — Как же приятно, что все собрались! Вон, Светочка с Олежкой из другого города приехали, не поленились. А ведь у них дети, работа...

Свекровь обвела нас взглядом.

— Но главное — все мои внуки здесь! Машенька — уже студентка, Димочка — школу в этом году окончит. Вон Саша и Ариша — такие спортсмены растут, в соревнованиях побеждают!

Олег с женой засияли, а Светлана прикрыла довольную улыбку салфеткой. Их детей всегда ставили нам в пример.

— Только вот незадача, — вдруг вздохнула свекровь, — от Егорушки с Ниной никак не дождёмся прибавления. Сколько уж лет вместе, а всё вдвоём...

Стало тихо. Я почувствовала, как вспыхнули щёки. Рядом напрягся Егор.

— Мам, мы уже обсуждали это, — сказал он негромко. — Не надо начинать.

— Да я что такого сказала? — всплеснула руками свекровь. — Просто переживаю! Годы-то идут. Вот у Машеньки скоро свадьба, а ты, Егор, уже седеть начал. Так и не узнаю, какие от вас внуки будут!

— Антонина Павловна, может, другую тему обсудим? — вмешалась жена Олега, Катя. — Я тут рецепт нового торта освоила, могу поделиться...

— Потом с тортами, — отмахнулась свекровь. — Тут дело серьёзное. Вон, Нина уже сама скоро в предпенсионный возраст, а о детях даже не заговаривает. Всё работа да работа, а семья — на втором плане.

Я уставилась в тарелку. Каждый праздник одно и то же. Сначала малозаметные шпильки, потом — в лоб. Почему нет детей? Когда будут дети? А может, с вами что-то не так?

— Извините, — пробормотала я, поднимаясь из-за стола, — мне нужно проверить пирог в духовке.

На кухне я прислонилась к холодильнику и закрыла глаза. С кухонными делами я давно справилась, но надо было отдышаться. Восемь лет. Восемь лет я молчала и терпела эти расспросы, эти намёки. А ведь когда-то и сама мечтала о большой семье, о детях...

— Нин, я не могу просто... — голос свёкра переключил меня в реальность.

— Ниночка, милая, — Виктор Петрович бесцеремонно открыл дверь на кухню. — Там эта... штука звенит которая.

Он неопределённо махнул рукой в сторону микроволновки.

— Сейчас иду, — я потянулась к полотенцу, чтобы вытереть повлажневшие глаза.

— Ты это... не обращай внимания, — неловко пробормотал он. — Тоня на старости лет совсем бестактной стала. Сама не понимает, что говорит.

— Всё в порядке, Виктор Петрович, — заученно улыбнулась я. — Я привыкла.

В гостиной тем временем разговор перешёл на другие темы, но ненадолго. После третьего тоста свекровь, раскрасневшаяся от вина, снова завела любимую пластинку.

— А вот Алевтина — помните, моя соседка по даче? — её сын с женой сразу троих родили. И ничего, справляются! Хотя квартирка у них, прямо скажем, не дворец. Зато какое счастье для бабушки!

— Тоня, может, хватит? — поморщился свёкор. — Дай людям спокойно поесть.

— А что? Я лишнего не говорю, — обиделась свекровь. — Просто Егор был таким чудесным мальчиком, так хотел братика или сестричку в детстве. Я думала, уж он-то точно захочет детей.

Егор сидел с каменным лицом. Я знала это выражение — он злился, но сдерживался. Вечно сдерживался, когда дело касалось его матери.

— Наверное, это Нина не хочет, — продолжала Антонина Павловна, словно меня не было рядом. — Всё карьера, карьера... А на самом деле, чего она добилась? Сидит в своей бухгалтерии, бумажки перекладывает. А могла бы уже троих воспитывать!

— Мам, прекрати, — тихо, но твёрдо сказал Егор. — Пожалуйста.

— Да что ты на меня шикаешь? Я же любя! — возмутилась свекровь. — Может, ей просто кто-то должен сказать прямо! Женщина должна рожать, это её предназначение. А то будет потом локти кусать, когда поздно станет!

В комнате стало неловко тихо. Кто-то делал вид, что увлечён салатом, кто-то рассматривал узор на скатерти.

— Дурочка она у тебя, Егор, прости меня, — не унималась свекровь. — Только о себе думает! А ты уже не мальчик, тебе детей надо. Может, вам развестись? Найдёшь себе нормальную женщину, родит тебе...

— Мама, я в последний раз прошу, — голос Егора задрожал. — Прекрати. Сейчас же.

— Да что ты всё «прекрати» да «прекрати»! Тебе уже под сорок, а ты всё бездетный! — свекровь повысила голос. — Я каждый день о внуках мечтаю! Имею право хоть раз в год сказать!

Я подняла голову и посмотрела на неё. Что-то во мне словно оборвалось. Восемь лет терпения, восемь лет вежливых улыбок и сдержанных ответов. Восемь лет боли, которую я носила в себе.

— Хотите знать, почему у нас нет детей, Антонина Павловна? — мой голос прозвучал так отчётливо, что все замерли. — Я вам расскажу. Прямо сейчас.

Егор схватил меня за руку, но я мягко высвободилась.

— Нин, не надо, — прошептал он. — Не сейчас.

— Нет, Егор, — покачала я головой. — Пора. Я устала молчать.

Я обвела взглядом притихший стол и начала говорить — ровно, спокойно, будто давала показания в суде.

— Восемь лет назад у нас должен был родиться ребёнок. Мальчик. Мы так радовались, готовились... И родители Егора узнали — представляешь, Антонина Павловна? Мы вам позвонили в тот же вечер, когда пришли результаты УЗИ.

Свекровь побледнела.

— Я тогда была на седьмом месяце, — продолжала я. — Мы уже детскую подготовили, вещи купили. Но однажды Егору срочно понадобилось уехать в командировку...

Я перевела взгляд на мужа. Он сидел, закрыв глаза рукой.

— А вы, Антонина Павловна, приехали помочь мне по хозяйству. Помните? Вы тогда предложили поехать за покупками. Сказали, что нам нужен хороший запас детского питания и подгузников. И мы поехали в гипермаркет на другом конце города.

Родственники слушали, затаив дыхание. Никто не шевелился.

— Почему-то вы настояли поехать на автобусе. Хотя у нас тогда уже была машина. Автобус был переполнен, духота стояла страшная — июль, самое пекло. Я просила вернуться, говорила, что плохо себя чувствую. А вы... вы сказали, что я симулирую. Что современные девушки слишком изнеженные и вот вы в своё время работали в поле до самых родов...

Голос предательски дрогнул, но я справилась с собой.

— В автобусе мне стало хуже. Вы не разрешили выйти на ближайшей остановке, сказали, что уже почти приехали. Когда я потеряла сознание, было уже поздно. Преждевременная отслойка плаценты, массивное кровотечение. Ребёнка спасти не удалось. А мне... — я сглотнула, — мне сделали операцию. Экстренную. После которой я больше никогда не смогу иметь детей.

В комнате стояла такая тишина, что было слышно тиканье часов на стене.

— Вы знали об этом, Антонина Павловна. Егор вам всё рассказал, когда прилетел из командировки. Врачи тоже говорили с вами, объясняли, что произошло. И несмотря на это, каждый раз... каждый праздник... каждую встречу вы спрашивали про детей. Каждый раз делали вид, что не понимаете, почему их нет. Каждый раз намекали, что я — плохая жена, раз не родила вам внуков.

Свекровь сидела белая как мел.

— Нина, я не...

— Нет, дайте мне закончить, — я подняла руку. — Знаете, почему я молчала все эти годы? Почему глотала ваши шпильки и делала вид, что всё в порядке? Потому что Егор просил. Он не хотел, чтобы семья развалилась. Он берёг ваши чувства. Но, кажется, никто не подумал о моих.

Я встала из-за стола.

— А теперь извините, мне нужно убрать на кухне.

Когда я вышла, в комнате по-прежнему стояла мёртвая тишина. Только на кухне, среди кастрюль и сковородок, меня догнали слёзы — горькие, выстраданные. Я включила воду на полную мощность, чтобы никто не услышал моих рыданий.

Через несколько минут дверь тихонько скрипнула. Егор обнял меня сзади, уткнулся лицом в мою шею.

— Прости, — прошептал он. — Я должен был сам это сделать. Давно должен был.

Я обернулась к нему, вытерла слёзы.

— Что там сейчас?

— Тихо, — он пожал плечами. — Мама ушла в ванную и не выходит. Отец с ней разговаривать пытается. Остальные... ну, в шоке, наверное.

Мы стояли, обнявшись, посреди кухни — маленькие осколки той семьи, которой могли бы стать. И вместе с тем, я чувствовала странное облегчение. Словно огромный камень, давивший на сердце все эти годы, наконец упал.

— Нам, наверное, надо выйти к гостям, — неуверенно произнёс Егор. — Там ещё торт...

— Подожди, — я взяла его за руки. — Прежде чем мы вернёмся, я хочу, чтобы ты знал: я давно не виню твою маму. Да, она поступила ужасно, но... это несчастный случай. Я злилась на неё за то, что она делала потом — за эти упрёки, за эту жестокость. Но теперь всё сказано. И возможно, нам всем станет легче.

Егор кивнул, в его глазах стояли слёзы.

— Я так виноват перед тобой, Нин. Столько лет молчал, позволял ей...

— Перестань, — я прижала палец к его губам. — Мы оба делали то, что считали правильным. А сейчас... сейчас нам нужно просто жить дальше.

Мы вернулись в комнату, где гости сидели в полном молчании. Светлана украдкой вытирала глаза, Олег смотрел в одну точку. Из ванной всё ещё доносились приглушённые голоса.

— Может, чаю? — предложила я, стараясь говорить как можно более обыденно. — У меня пирог с вишней испёкся.

— Нин, — Светлана подошла и крепко меня обняла. — Прости нас всех. Мы же не знали...

— Всё хорошо, Света, — я похлопала её по спине. — Правда. Просто... давайте не будем больше об этом.

Через полчаса вышли свёкор со свекровью. Антонина Павловна была непривычно тихой, глаза опухли от слёз. Она села за стол, избегая смотреть на меня.

— Продолжим праздник, — неестественно бодро объявил Виктор Петрович. — У нас ещё торт не разрезан!

Постепенно напряжение начало спадать. Люди заговорили — сначала тихо, потом громче. Кто-то даже пошутил, и раздался первый смешок. Жизнь возвращалась в своё русло.

После торта гости начали постепенно расходиться. У дверей свекровь неожиданно остановила меня.

— Ниночка, — она говорила так тихо, что я едва слышала, — ты сможешь... сможешь когда-нибудь простить меня?

Я посмотрела на эту женщину — маленькую, сгорбленную, вдруг резко постаревшую. И поняла, что злость, которую я носила в себе все эти годы, отступила. Осталась только усталость и лёгкая грусть.

— Я уже простила, Антонина Павловна, — ответила я. — Давно простила. Просто мне нужно было это сказать. Один раз, но сказать.

Она кивнула, по её щекам покатились слёзы.

— Я не знала... как с этим жить, — прошептала она. — Каждый день помнила, что это я виновата. И не могла... не могла признаться.

— Теперь мы все знаем правду, — я осторожно коснулась её плеча. — И, может быть, теперь мы сможем начать всё сначала? Не как свекровь и невестка, а просто как... как люди, которые важны для Егора?

Она подняла на меня покрасневшие глаза и слабо кивнула.

Когда за последними гостями закрылась дверь, мы с Егором остались одни в опустевшей квартире. Он молча обнял меня, и мы долго стояли так посреди коридора — два человека, прошедшие через боль и, может быть, наконец готовые исцелиться.

— Ты была удивительно храброй сегодня, — прошептал он мне в волосы.

— Знаешь, — я подняла голову, — кажется, я впервые за восемь лет чувствую себя... свободной.

В ту ночь я спала крепко, без снов. А утром вдруг подумала: иногда нужно набраться смелости и сказать правду — даже если от неё все замолчат. Потому что только после этого молчания может начаться настоящий разговор.

Самые обсуждаемые рассказы: